После этого Гайдай несколько лет не снимал ничего, кроме сюжетов для киножурнала «Фитиль», чтобы хоть немного заработать. В 1987 году ему присвоили звание Народного артиста РСФСР. За это время жизнь нашего общества кардинально изменилась. Набирали силу перестройка и гласность. В стране развернулось кооперативное движение, и улицы покрылись бесчисленными ларьками, где советские люди пытались делать свой первый бизнес. Сценарий «Частный детектив, или Операция „Кооперация“» написали Леонид Гайдай и писатель-сатирик Аркадий Инин со своим другом, ветераном КВН и мастером «капустников» Юрием Воловичем.
Фильм стал лучшей комедией этого периода в нашем кино. В нем есть моральная поддержка кооперативного движения и одновременно смех над гримасами отечественного капитализма, вроде кооперативных туалетов или кооперативной тюрьмы «Комфорт». Оператором и художником стали новые для Гайдая люди – Игорь Черных и Наталья Мешкова, композиторы Александр Зацепин и Виктор Бабушкин. Монтажером на этом фильме (как и на картине «Не может быть!») была признанный мастер Людмила Фейгинова, монтировавшая все фильмы Андрея Тарковского.
Главные роли исполнили новые для Гайдая актеры Дмитрий Харатьян, Ирина Феофанова, Спартак Мишулин и Роман Мадянов. В остальных ролях были заняты любимые актеры Гайдая, снимавшихся у него не в первый раз. Премьера прошла в ноябре 1990 года. В это время главным отечественным зрелищем были телевизионные трансляции заседаний Съезда народных депутатов СССР, а те, кто решал пойти в кино, отправлялись на хлынувшие потоком в страну голливудские фильмы. И все же этот фильм был определенно лучше предыдущей работы и имел некоторый успех.
Последним фильмом Гайдая стал «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди» по сценарию самого режиссера в сотрудничестве с Аркадием Ининым и Юрием Воловичем. Это своеобразная пародия на политику разрядки и фильмы с Джеймсом Бондом (в советском варианте), густо замешанная на одесском юморе, к сожалению, далеко не всегда первого сорта.
Оператором был Вадим Алисов, снявший несколько фильмов с Эльдаром Рязановым, художниками Николай Маркин, Феликс Ясюкевич, Владимир Артемов, композиторами Виктор Бабушкин и Александр Зацепин. На главную роль могла претендовать будущая кинозвезда Милла Йовович, но Леонид Иович решил, что на одной картине двое Иовичей будет слишком, и даже не стал ее пробовать. Он утвердил совсем молодую, прежде не снимавшуюся в кино Келли Мак-Грилл. Главную мужскую роль сыграл Дмитрий Харатьян. Компанию ему составило созвездие превосходных актеров. В это время отечественного кино делали мало и сниматься у Гайдая были рады все – Андрей Мягков, Эммануил Виторган, Армен Джигарханян, Юрий Волынцев, Михаил Кокшенов и другие.
Сам Гайдай сыграл сошедшего с ума посетителя казино с рычагом от игрового автомата в руках, которого санитары выносят в машину скорой помощи, а он продолжает дергать рычаг, надеясь получить выигрыш. Режиссер посмеялся над собой, ибо был страстным игроком, проводившим многие часы в московских залах игровых автоматов. В конце съемок в США Леонид Иович получил инфаркт и был спасен только благодаря бескорыстной помощи американских медиков – достойной страховки у него не было. Фильм запомнился многими смешными гэгами, прежде всего в адрес армии и КГБ, а также надписью в финальных титрах: «Съемочная группа благодарит г-на Дональда Трампа, персонал казино „Тадж-Махал“ и правительство штата Нью-Джерси за помощь в организации съемок». Трамп был владельцем вышеупомянутого казино.
Премьера фильма состоялась уже не в Советском Союзе, а в совсем другой стране 23 марта 1993 года. Фильм получил очередную порцию жестоких пинков от кинокритиков, обвинявших режиссера, как и прежде, в дурновкусии и самоповторах, а также в местечково-брайтоновском юморке, анахронизме ситуаций и решений. «Постоянством трюков он напоминает трехсотый спектакль во МХАТе», как ядовито выражался Денис Горелов. Тем не менее, по нынешнему уровню комедий и вообще отечественного кино, фильм можно считать одной из лучших комедий, снятых отечественными продюсерами и режиссерами за последние тридцать лет. Пережитый инфаркт, трансатлантический перелет на фоне слишком краткой реабилитации после операции, постоянное курение и, не в последнюю очередь, холодный, если не сказать хуже, прием картины не прошли даром. Леонид Иович Гайдай умер от закупорки легочной артерии в бессильной помочь в наступившие времена московской больнице уже 19 ноября 1993 года. И добавить к этому нечего.
В заключение – немного прямой речи актеров, работавших с Гайдаем.
Владимир Этуш: «Каким был Гайдай? Человек в жизни длинный, высокий, худой-худой, не очень здоровый. Мы с ним были в дружеских отношениях. Да и со всеми артистами он дружил. Иначе нельзя. Иначе он не смог бы снимать хорошего кино. Он так вел себя и так умело руководил… Стимулировал всякую импровизацию, всякие трюки, шел на интересные предложения, которые, впрочем, чаще всего… сам предлагал. Он был очень точным и профессиональным режиссером. Я помню, когда он в первый раз показал материал „Кавказской пленницы“, мне он не понравился. Какое-то непонятное было зрелище. А вот когда он его смонтировал, подрезал, спрессовал, возникло совершенно другое впечатление. Получился очень динамичный и органичный фильм. Этим впечатлением, наверное, прониклись и зрители».
Леонид Куравлев: «Моя первая встреча с ним была на картине „Иван Васильевич меняет профессию“. Я быстро понял по поведению Леонида Иовича, по тому, как он работает и общается с актерами, что ему нужны такие же труженики, каким был он сам всю свою жизнь. Хорошим был человеком Гайдай, хорошим… Талантливым, подарившим миру блистательную плеяду фильмов. Уникальный комедиограф на экране, Гайдай не был записным весельчаком в жизни. Он не рассказывал смешные байки, но был по-детски азартен, мог часами играть на игровых автоматах. А потом возбужденно рассказывать, что надо было бросать жетоны не так, не туда и не столько, а вот если бы он бросил их так, туда и столько, то получилась бы сказочная комбинация с фантастическим выигрышем. Свидетельство самоиронии Леонида Иовича – эпизод из „Брайтон-Бич“, в котором он снялся в эпизодической роли старичка-фанатика, которого выносят из зала игровых автоматов на носилках с ручкой от „однорукого бандита“ в руке и поющего: „Люди гибнут за металл…“
Гайдай завоевывает другие поколения, и мы сегодня не можем представить себе кинематографа без Гайдая. Кинематограф Гайдая вечен, потому что в его фильмах мы чувствуем любовь к отдельному человеку и ко всем нам, которых он оставил жить на земле. И для будущих поколений он оставил этот замечательный рецепт: улыбайтесь! Улыбайтесь!»
Светлана Аманова: «К себе он относился с определенной долей иронии и вообще ко всему относился с юмором. Люди тянулись на фильмы Леонида Иовича и вообще на такой жанр, на комедию, потому что хотели отдохнуть, отойти от своих проблем, хотели просто порадоваться».
Дмитрий Харатьян: «Он неповторим, он самобытен, он единственный, его нельзя и невозможно ни с кем сравнивать. Если только с Чарли Чаплином, которого он очень любил. Он считал, что он воспитан в профессии именно на Чаплине и его работах. Он был для него кумиром, авторитетом, ориентиром. Я считаю, что фильмы Леонида Гайдая и являются теми самыми духовными, абсолютными ценностями, которые так необходимы нашему народу. И поэтому они востребованы».
Михаил Пуговкин: «Я очень глубоко и тяжело воспринял его уход из жизни. Конечно, мне было грустно, потому что у нас с ним были планы. Леонид Иович говорил: „Михаил Иванович, до конца моей жизни, вашей жизни мы будем снимать и играть комедию, только комедию“. Помню, он дал мне сценарий „Иван Васильевич меняет профессию“. И мы начали пробовать. В сцене, когда я играю с актрисой, мне чего-то не хватало. В это время в студию вошел актер Мартинсон. И я говорю: „Сергей Александрович, вот что-то мне не хватает, я говорю, что я с ней репетировал, это моя работа… какое бы слово мне…“ – и Мартинсон мне говорит: „Надо по-французски сказать: это мое профессион де фуа…“
При жизни к Леониду Иовичу на „Мосфильме“ режиссеры-гиганты, относились, так сказать… снисходительно. Мне тоже часто говорили: ну что ты опять у Гайдая снимаешься, это же ниже пояса, это к искусству не имеет отношения… А я считаю, это имеет к искусству прямое отношение, и говорил: не дай бог, Леонид Иович уйдет из жизни, но на следующий день он будет классиком».
Вячеслав Невинный: «Гайдай был режиссером, который ставил задачи и начинал решать их задолго до съемок, то есть еще на сценарном уровне, когда он писал вместе с соавторами свои сценарии…
Гайдай всегда твердо знал, что и как нужно делать действующим лицам. А артисты у него снимались отборные, даже в эпизодах играли замечательно. Правда, некоторые из них эту гайдаевскую точность и определенность не принимали и не любили. „А почему нельзя иначе попробовать? Давайте сделаем по-другому…“ Гайдай говорил: „Хорошо“, и когда ему что-то показывали, он соглашался: „Хорошо придумано! Но только это не из нашего кино“. То есть у другого режиссера можно и этак. А у него должно быть только так и никак иначе.
Иногда на съемках, когда репетировался откровенно смешной эпизод, артисты сами не выдерживали и делали все со смехом. Гайдай раздражался и говорил: „Ну что тут смешного?! Плохо, когда артисты смеются, потому что им кажется, что это весело. А зритель увидит и ему будет не смешно!„ – „А что же смешно, Леонид Иович?“ – „По-моему, вот что…“ И он почти со стопроцентной ясностью представлял актерам, что и как нужно сделать, чтобы было смешно.
Гайдай был комедиографом по определению, можно сказать, Божьей милостью. Поэтому он был настолько требователен и аскетичен, что позволял себе в монтаже довольно смешные эпизоды вырезать ради того, чтобы не было длиннот в картине. И быть может, поэтому умел добиваться, чтобы смех в зрительном зале возникал именно тогда, когда нужно. Не раньше и не позже, а именно в кульминации эпизода. А если сделать чуть длиннее, уже не смешно. Гайдай чувствовал нутром анекдотическую сущность того, что он рассказывал. „Рассказывать анекдот, признаваться в любви и занимать деньги, говорил Владимир Иванович Немирович-Данченко, – нужно быстро“. Если долго рассказывать анекдот – не смешно. Теряешь цель и энергию. Если будешь мямлить: „Знаете ли, мне очень давно хотелось сказать вам, дорогая, что я…“ – все вязнет в многословии. Слово утрачивает энергию и ценность. Другое дело: „Я тебя люблю“ или „Дай три рубля!“ – цель сразу достигнута, на такую определенность всегда труднее ответить „нет“. Гайдай это чрезвычайно точно чувствовал.