Гайдаевский выбор актеров всегда был очень точный. В этом плане у него в картинах нет проколов: „Ах, если бы в этом месте был такой-то артист!“ Леонид Иович не выискивал актеров, как некоторые режиссеры, а твердо знал, кто ему нужен для данного фильма. Он отбирал, хорошо зная, что ищет. И находил. В особенности это было ярко выражено в эпизодических ролях, на которые приглашались большие артисты, настоящие мастера, даже на самые маленькие эпизоды. Но зато это был снайперский выстрел в десятку.
Гайдай никогда не позволял себе пустопорожней болтовни. Он интересно рассказывал, но никогда не был душой компании. Он был человек скорее мрачный. Когда готовили и устанавливали кадр, что-то напевал, тихо мурлыкал себе под нос. Он любил после того, как сцена закончится, не сразу говорить „стоп“. И камера продолжала работать. „Если я не говорю «стоп», продолжайте“. – „А у нас сцена кончилась“. – „Раз не сказано «стоп», значит, не кончилась“. – „А мы не знаем, что делать!“ – „Но вы же в роли! Подумайте, что органично для вашего персонажа. Как бы он поступил?..“ Были артисты, которым это очень не нравилось. Помню, один знаменитый актер настолько это не переносил, что просто приходил в бешенство. „Как это так? Я закончил, значит и сцена закончена. Что я должен еще играть?!“ А мне этот гайдаевский стиль нравился. В нем было что-то такое, чего в нормальной ситуации добиться очень трудно, а то и невозможно. Непредсказуемые и оттого смешные реакции. Правда, я тоже, как правило, не был к этому готов. Когда Гайдай не останавливал съемку, я не всегда знал, что мне делать. Но пытался как-то выбираться из положения.
Гайдай вдруг из‐за камеры мог сказать: „Упал, засмеялся, стал серьезным… Стоп!“ Он любил такие штуки проделывать. Я поначалу не мог понять, зачем ему это нужно. И даже однажды спросил: „Леонид Иович, зачем вы это делаете? Из хулиганства?“ Он ответил: „Нет. Иногда актер может сотворить такое, чего и сам не ждет, а я потом могу этот кадр вставить в какую-нибудь другую сцену. Иногда достаточно сделать такую крошечную вставку, и сцена может стать не просто смешной, а уморительной“. И правда, ведь актер вдруг что-то делает неожиданно для себя самого. Гайдай это понимал и часто пользовался таким приемом.
Он мог сказать: „Так, неплохо… Все вроде сходится. Но знаете, Вячеслав Михайлович, что еще нужно найти? Такой фамильный жест“. „Леонид Иович, а что такое «фамильный жест»?“ – „Если вспомнить из истории кино, то, например, Ванин[444] в одной из своих ролей расчесочкой так, как бы машинально, несколько раз елозил по полулысой голове. Это и было его «фамильным жестом». Есть люди, которые, разговаривая, делают такое движение головой, будто у них шея болит… Что это значит, никто не понимает, но роль окрашивается. «Фамильный жест», особенно если это характерная, комедийная роль, всегда хорошо работает“.
Начав сниматься в картине „Не может быть!“, я стал придумывать себе „фамильный жест“. Но сам не мог его найти. Мой герой торговал пивом, но у меня не было такой жизненной практики, а в плане поиска жеста практика и привычка очень много значат. Так вот мы с Леонидом Иовичем для этого хапуги-братца нашли такой жест. Произнося: „А-ха“, он вытирает двумя пальцами – большим и указательным – углы рта. И так как в фильме это несколько раз повторялось, то возник какой-то жульнический полутюремный подтекст роли, что-то наглое, нахрапистое и угрожающее… Помните, когда Светин вылезает из дырки в заборе и смотрит на меня, а я делаю свой „фамильный жест“, он тут же прячется обратно… Сразу понял, с кем имеет дело и что его ждет. Без слов. Конечно, артисту все не объяснишь и не расскажешь. Вообще-то, мне кажется, рассказывать артисту, как он должен играть, неблагодарное дело. Пусть все будет сказано трижды глубоко, но каждый актер все поймет по-своему. А вот почувствовать, отобрать и показать самому – в этом и есть талант режиссера. При этом Леонид Иович никогда не обращался к актерам на ты. Только на вы. Он не любил фамильярности. И я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь сказал ему: „Лень, здравствуй!“, за исключением его жены Нины Павловны Гребешковой, да и то вне рабочих условий. Много можно говорить и вспоминать про его картины, его работы, но всего не упомнишь, но в деталях есть все равно самое главное – великая и благодарная память о Леониде Иовиче Гайдае».
Рабочие сценарии Гайдая испещрены пометками и рисунками. Он постоянно обдумывал будущие кадры, эпизоды, комические ситуации. Записывал приходившие ему на ум меткие выражения, необычные и смешные поступки. Он продумывал все, вплоть до позы актеров и направления их взглядов. Эти записи – дневник его жизни. Но Гайдай еще умел и заразить сотрудничавших с ним людей своим чувством юмора. Так, например, ставшая крылатой фраза «Чей туфля? – Ой, мое, спасибо» была придумана Вициным.
А вот снимали Леонида Иовича до обидного мало. Гайдай не принадлежал к числу, как сейчас говорят, культовых режиссеров. Никто не предполагал, что пройдут годы, а его фильмы будут жить – вне моды, политической погоды, конъюнктуры. Он и сам не любил сниматься, предпочитая находиться не перед камерой, а на привычном месте – за нею. Его удивительная доброта, энергия, юмор и поныне щедро передаются с экрана.
Уникальный дар видеть юмор в обыденном и повседневном оказался не такой уж легкой ношей. Судьба не всегда благоволила Гайдаю. Но он пронес свой дар с удивительным спокойным упорством, почти всегда точно зная, что он должен делать. Он умел в мельчайшей детали, в мелочи показать вселенную человеческой судьбы.
Сегодня стал ясен масштаб личности Гайдая и его искусства. Говорят, от великого до смешного один шаг. От смешного до великого – расстояние длиною в жизнь. Гайдай преодолел его через десятилетия с достоинством и поразительной скромностью. Истинно смешное, радующее людей нескольких поколений, мог создать только человек великой души и великого таланта.
Сведения об авторах
Сесиль Вессье – профессор славистики университета Ренн II (Бретань, Франция), специалист по советской и антисоветской культуре, пишущая в основном о взаимоотношениях между культурой, политикой и обществом. Автор книг Pour votre liberté et pour la nôtre; le combat des dissidents de Russie (1999, рус. пер.: «За нашу и вашу свободу! Диссидентское движение в России» (2015)), Les ingénieurs des âmes en chef. Littérature et politique en URSS (1944–1986) (2008), Les Réseaux du Kremlin en France (2016), Le Clan Mikhalkov. Culture et pouvoirs en Russie (1917–2017) (2019). В 2023 году запланирован выход книги Sartre et l’URSS.
Татьяна Дашкова – кандидат филологических наук, доцент РГГУ и НИУ ВШЭ, специалист по советской визуальной культуре, автор более 70 научных публикаций, в том числе в журналах «Новое литературное обозрение», «Неприкосновенный запас», «Теория моды», «Fashion Theory», «Логос», а также книги «Телесность – Идеология – Кинематограф: Визуальный канон и советская повседневность» (2013). Эксперт в телепередачах «Жизнь, как в кино», «Кинотеатр Арзамас», «Тайны кино», на радио «Маяк» и «Говорит Москва». Читала лекции в культурном центре ЗИЛ, Еврейском музее и Центре толерантности, Музее Москвы, Мультимедиа Арт Музее, Новой Третьяковке, ГМИИ им. А. С. Пушкина и др.
Ирина Каспэ – независимый исследователь, кандидат культурологии. Специалист в области истории позднего социализма, социологии культуры, исследований утопии. Автор книг «Искусство отсутствовать: Незамеченное поколение русской литературы» (2005), «В союзе с утопией: Смысловые рубежи позднесоветской культуры» (2018) и многочисленных статей в журналах «Новое литературное обозрение», «Социологическое обозрение» и др.
Всеволод Коршунов – кандидат искусствоведения, доцент кафедры драматургии кино ВГИКа, куратор курсов «История кино», «Современное кино» и «Практическая кинокритика» в Московской школе кино (МШК). Научные интересы: теория кинодраматургии, нарратология, итальянское кино, документальное кино.
Илья Кукулин – кандидат филологических наук, историк советской, постсоветской и современной российской культуры. Автор работ о репрезентации «национального» в искусстве и литературе советской и постсоветской эпохи, в том числе – книги «Машины зашумевшего времени. Как советский монтаж стал методом неофициальной культуры» (2015), соавтор (с Марком Липовецким) первой биографии Дмитрия Александровича Пригова «Партизанский логос» (2022). В настоящее время – научный сотрудник Амхерстского центра по изучению русской культуры в составе Амхерст-Колледжа (Амхерст, США).
Ян Левченко – PhD по семиотике и культурологии, до 2021 года – профессор НИУ ВШЭ (Москва). Автор книги «Другая наука. Русские формалисты в поисках биографии» (2012), (со)редактор-составитель книг «Материалы к словарю терминов тартуско-московской семиотической школы» (1999), «Работа и служба. Сборник памяти Рашита Янгирова» (2008), «Эпоха остранения. Русский формализм и современное гуманитарное знание» (2016, с Игорем Пильщиковым). В настоящее время редактор книжной серии «Кинотексты» издательства «Новое литературное обозрение» и журналист издательского дома Postimees (Таллинн, Эстония).
Марк Липовецкий – доктор филологических наук, профессор Колумбийского университета (Нью-Йорк), автор книг «Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики» (1997); Russian Postmodernist Fiction: Dialog with Chaos (1999); «Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920–2000‐х годов» (2008; шорт-лист премии имени Андрея Белого); Performing Violence: Literary and Theatrical Experiments of New Russian Drama (2009, рус. пер. – 2012; в соавторстве с Биргит Бойимерс), Charms of the Cynical Reason: The Trickster in Soviet and Post-Soviet Culture (2011), Postmodern Crises: From Lolita to Pussy Riot