— Пропустите в свое отделение полицию.
Вместе с городовыми и жандармским унтером в платный пансион вошли старший фельдшер Грабовский и агент охранки в штатском. Взяв Базлову за руку, фельдшер доверительно шепнул ей:
— Где Артем? Я незаметно выведу и спрячу его.
Зная насквозь этого лизоблюда Якобия, та сухо отрезала:
— Откуда быть здесь Артему? Не верите — ищите.
Полиция вторглась в комнату Базловой, и шпик сразу обнаружил мужское пальто, а в нем паспорт.
— Его пальто, Артемово! Но паспорт… Кто такой Иван Лихонин? — обернулся он к Даше.
— Муж, — произнесла та твердо. — Его пальто и вид.
— Поздравляю вас, госпожа Базлова, с закон-ным-с! — гнусно ухмыльнулся Грабовский. — Только не-хорошо-с, что коллег не пригласили на свадьбу! Как же так? Тайны, сплошные тайны… А?
Даша молча пожала плечами.
Грабовский, шпик и полицейские гурьбой вошли в ближайшую палату, но вскоре в панике выскочили оттуда. За ними мчались разъяренные сумасшедшие, швыряя табуретки, посуду, доски с коек. Полицейских били чем попало, рвали на них волосы и одежду. Растерзанные стражи порядка скатились по лестнице в вестибюль.
Суматоха спасла арестованного Сашу Васильева. Выбежав во двор, он теперь мчался по аллее. Стражники открыли по нему стрельбу. Но Васильев перемахнул через, забор и скрылся в саду купца Дудукалова.
Ротмистр Аплечеев так живописал события на Сабуровой даче:
…Нелегальный «Артем» скрывался во время обыска в больнице, как я указывал, но надлежащих, мер к изъятию его оттуда принято не было. Распоряжавшийся обыском жандармский офицер послал по палатам сумасшедших данного мною в его распоряжение полицейского филера для опознания «Артема», но без надлежащей охраны, последствием чего было то, что, как только агент появился в одной из палат, ему нанесли несколько ударов и заставили бежать…
Аплечеев догадывался, что Базлова натравила больных на полицию. Но как доказать?
…опознание «Артема» среди больных было невозможным, и сделанная в этом направлении попытка грозила бунтом всех больных, набрасывавшихся на агента отделения. «Артем» остался, таким образом, не арестованным…
Преувеличив угрозу всеобщего бунта больных, Аплечеев с облегчением вздохнул. Вообще-то даже хорошо, что больные основательно вздрючили городовых! Не признаваться же, что полиция глупо проворонила Артема еще до обыска помещения?
Жандармский ротмистр верил: Артем непременно вернется на Сабурову дачу. Не из тех он, что бросают начатое.
Охранник угадал. Федор пренебрег опасностью.
За несколько дней до Нового года он постучал в дверь отделения Базловой. Та открыла дверь и обмерла:
— Артем?! Входи скорее! За нами день и ночь следят.
— Ничего, — успокоил ее Артем. — Я на время уеду из города. Но вы должны знать, где теперь явка, с кем связаться. Запоминай… — И, раза три повторив тайные адреса, он стал прощаться.
Подойдя к окну, Даша пальцем протерла в заиндевелом стекле пятачок и долго рассматривала зимний парк. Внезапно отпрянула, испуганная и бледная. Такой ее Федор никогда не видал.
— Конная стража! — воскликнула Базлова. — Теперь не уйти.
— Ничего, — сказал Федор. — Колотись, бейся, а все надейся!
Подымаясь на второй этаж больницы, пристав первой части Сизов был уверен в удаче. Наконец-то! Именно ему судьба предначертала взять главаря харьковских большевиков.
Базлова открыла дверь, и пристав сунул ей бумагу на повальный обыск всей лечебницы и арест Артема Тимофеева.
— Нуте-с, дорогая! — почти добродушно ворковал Сизов. — Где он? Нам доподлинно известно: преступник вошел к вам ровно тридцать пять минут назад. Отпираться бесполезно! — И, наслаждаясь своей осведомленностью, деловито добавил — В которой палате? Или снова почивал в вашей комнате?
Базлова произнесла, запинаясь:
— Ах, вы о мастере? В туалете испортилась «эврика»… Пришлось вызвать слесаря. Но, кажется, он уже закончил ремонт…
Сбивая сапогами половики, городовые торопливо и шумно двинулись по длинному коридору за фельдшерицей и своим начальником.
Вдруг дверь ближайшей палаты распахнулась, и два дюжих молодца вынесли оттуда на носилках покрытое простыней тело.
— Посторонитесь, господа… — мрачно бросил передний служитель. — Не зацепить бы вас ненароком: больно узок коридор. — И обернулся ко второму — Заноси, заноси покруче!
Чины полиции прижались к стенке, а пристав скинул шапку и перекрестился:
— Мда-а… Все там будем. — И к Даше; —Часто у вас такое?
— Не очень, однако случается… Недоглядели — повесился. Никак не успокоим больных после первого обыска, а вы с новым…
Сконфуженно кашлянув в руку, пристав туже натянул перчатки. Может, приподнять простыню и глянуть на самоубийцу? Но представив себе лицо удавленника, раздумал.
Городовые затопали по коридору дальше, а служители спустились со своей ношей по широкой лестнице и потащили ее через парк в больничную церковь. Шли мимо городовых и служащих Сабурки, высыпавших во двор. Низший персонал больницы ждал, пока выведут арестованного, — люди хотели в последний раз увидеть Артема. На носилки, мерно покачивавшиеся в такт ходьбы служителей, они даже не обратили внимания. Таксе здесь бывает…
А служители с «усопшим» уже в часовне. Переложив тело в гроб на высоком постаменте, они накрыли его крышкой и удалились. Потом вернулись с молотком и гвоздями — заколотить гроб. Церковь не отпевает самоубийц. Утром его зароют на пустыре за кладбищенской оградой и даже креста не поставят.
Гроб с покойником трясся на постаменте, ходил ходуном, крышка на нем подпрыгивала, как на вскипевшем чайнике.
Служитель помоложе хватил по крышке молотком и воскликнул:
— Да воскреснет Артемий, да расточатся враги его!
Сбросив крышку, Федор сел в гробу и радостно захохотал:
: — Еще немного, и я превратился бы в сосульку. Ну и мороз?
Спрыгнув с постамента, он дробно застучал сапогами о каменный пол и стал приседать, размахивать руками, чтобы согреться.
Вскоре темный вечер и добрая вьюга замели Артемовы следы.
ДЕЛЕГАТ ЧЕТВЕРТОГО СЪЕЗДА
Прошло лишь четыре месяца с тех пор, как Федор Сергеев выскочил из гроба на Сабурке, а сколько за это время произошло событий!
Снова Фрося Ивашкевич посадила его на товарный поезд, и он благополучно добрался до Екатеринослава. Дней десять отдыхал у Дарочки в Сурско-Михайловском, но вскоре истомился без дела и махнул в Питер. Там Ленин и цекисты готовили новый съезд.
Питерские и приезжие большевики встречались с Владимиром Ильичем в рабочем клубе Нарвского района и в партийном издательстве «Вперед». Сергеева поразила человечная простота и скромность Ленина. Ильич давал подпольщикам советы, порой и чисто житейские. Расспрашивал подробно обо всем, и его глаза поблескивали лукавой хитрецой. Владимира Ильича интересовали настроения рабочих, он доискивался причин успеха или провала забастовок и восстаний. О чем говорят солдаты, крестьяне? Ленин часто задумывался, затем ставил новый вопрос. Рассказы Артема о том, как они одурачили губернатора, водили за нос жандармов и шпиков, вызывали у него заразительный смех. Ленин долго присматривался к Сергееву и наконец сказал:
— Вот что, Артем… А харьковчане-то выставляют на съезд именно вас! Даже письмо прислали… Поезжайте-ка к ним. Надеюсь» вернетесь уже с мандатом делегата от рабочих-большевиков! Архигорячо там, но верю — приедете сюда не на щите, а со щитом. — И с шутливой серьезностью добавил — Такие, как вы, — ценнейшее наше партийное «имущество»!
В город, ставший ему родным, Федор прибыл в середине марта. Жандармы сильно опустошили подполье. Но братья Бассалыго, Степа Россохатский и Васильев с новой силой орудовали в подполье. Отличную смену выпестовал Артем!
Первую сходку созвали на памятном Кирилло-Мефодиевском кладбище. Рабочие дружно голосовали за делегирование Артема на съезд.
Не успели разойтись, как патрульные дали сигнал тревоги:
— Казаки и конная стража! Окружают кладбище…
Все было как прошлой весной, только нынче враг загородил все подходы к укромным местам. Артем скомандовал:
— Бегите в открытое поле! Кони не пройдут — вспахано!
Лошади вязли в рыхлой и влажной земле, храпели. Казаки спешились и открыли стрельбу по черным силуэтам, тающим в ночной тьме.
Подхватив раненых, большевики спустились в Глубокий яр за паровозостроительным заводом и к утру вышли на Основу.
Еще одну сходку провели днем в мастерской на Нетеченской улице, почти в центре города. Но и на этом собрании затаился предатель. Когда Федор и Дима Бассалыго вышли на улицу, им на первом же перекрестке преградили дорогу шпик и городовой:
— Кто такие? Паспорта!
Федор рванулся, но полицейский держал его крепко. Тогда Дима дал фараону подножку, а Сергеев пихнул его в грудь, и тот кубарем покатился по мостовой. Шпику тоже досталось. Парни бросились в переулок, но там их ждали еще трое городовых.
Отвлекая врагов, Дима ринулся в одни ворота, а Федор — в калитку на противоположной стороне.
Раздались выстрелы, и в ответ более гулкие. Дима прикрывает его… Федор взлетел по приставленной к чердаку лестнице и ногой отбросил ее. Через слуховое окно вылез на крышу и огляделся. Топот, свистки, но городовых не видно. Надо удирать, а то на съезде одного делегата недосчитаются!
Лавируя меж труб, скользя по железу, цепляясь за коньки и обламывая ногти, Федор уходил от преследователей. На одном доме его обнаружили и обстреляли. Что-то ожгло бок… Сбросил пальто, чтобы не мешало, шапку давно потерял. Плохо, что гонят к центру города, а не в сторону окраин! Одноэтажные и двухэтажные домики кончились, перед беглецом выросла громада высокого здания. Куда теперь?
Во дворе полно солдат, но это не казармы, а, кажется, госпиталь. И он крикнул вниз:
— Хлопцы! Меня ловит полиция. Но я не какой-нибудь уголовник, а большевик. Может, спрячете?
— Коли большак,