– А без этих регенераций он выживет?
– Шансы есть, но процесс восстановления займет очень много времени.
– Сколько?
– Не могу сказать точно. Может, полгода, может, меньше, а может, больше. Но не слишком на это надейся, ему нужна серьезная помощь.
– И точную сумму ты тоже не сможешь назвать?
– Требуется комплексное обследование, но даже с ним точную сумму не определить. При таких травмах всегда возникает что-то непредвиденное, при нем надо дежурить день и ночь, причем не кому зря, а людям вроде меня. Очень тяжелый случай.
– Ну а если на первое время оплатить? Это сколько?
– Не меньше ста, а то и ста пятидесяти споранов.
Карат не удержался, присвистнул.
– Не свисти, денег не будет.
– Да их и так нет. Сто пятьдесят виноградин? Ну и расценки у вас!
– Обычно они гораздо меньше, но у Шуста плохой статус, он тут проштрафился. И покалечило его очень нехорошо.
– Да я все понимаю, но сто пятьдесят – это смертный приговор.
– Жаль такое говорить, но это оплата только за первую неделю интенсивной терапии, а вытаскивать его придется не меньше двух-трех. Потом потребуется ускоренная регенерация и восстановление, это уже гораздо дешевле, но тоже немало. И так, пока ходить не научится. Очень опасно, когда травмы спинного мозга осложнены ампутацией нижних конечностей, после них зачастую возникают осложнения с опорно-двигательным аппаратом.
– Гм… Пары сотен споранов у меня нет.
– Карат, я очень хочу помочь, но… Слушай, у вас же бой был, вы воевали.
– Вот то-то. Я вообще удивлен, что Шуст должен платить. Он ведь за Полис воевал, а не борщом обварился.
– Но он в снабжении, а страховка распространяется только на военных на полном контракте. С ними таких проблем не бывает.
– Понятно.
– Но ты все же попробуй записаться на прием к Карбиду. И при записи укажи, что хочешь похлопотать за друга, покалеченного в сегодняшнем бою. Он не всех принимает, тем более пришлых, но такого может и принять. Он уважает воевавших. Если сумеешь поговорить с ним, как со мной, он точно устроит бесплатное лечение. Ты умеешь быть убедительным.
Грета бледно улыбнулась, машинально поправив свои роскошные волосы.
– Ладно, меня ты тоже убедила. Попробую твой вариант. И где можно записаться на прием?
– Это недалеко. Тут все недалеко. Только учти, что сразу он никого не принимает, ни разу такого не было. Минимум день придется ждать. Скорее даже два или три. Плохо, что твоему другу придется ждать лечения, но тут я ничем не смогу помочь.
Из роскошной приемной Карат вышел, будто оплеванный. Та расфуфыренная фифа, которая принимала у него прошение, должно быть, сразу побежала руки мыть. Ну как же, осквернилась, запачкалась о бумажку, исписанную нищим бродягой. Лицо у нее и до этого было кислее не придумаешь, а тут скривилось, будто тонну зеленых лимонов только что сжевала.
Замечал до этого за Сурком повадки холопа, каким-то чудом угодившего в ряды аристократии, но тут случай куда более запущенный. Эта приближенная к главному боссу секретарша зашла намного дальше никчемного командира. Похоже, не считала за людей никого, кроме узкой кучки привилегированных граждан Полиса. Она показывала это всем своим видом и не забывала делать словесные намеки. Выглядело это так, будто не слишком потасканную работницу плечевой отрасли отмыли при помощи стирального порошка, густо накрасили, посадили на императорский трон и объявили, что все вокруг быдло, а она величайшая королева Вселенной.
Как-то странно здесь столкнуться с таким отношением. От Улья Карат ожидал поголовной демократичности. Но нет же, и здесь некоторые равны, а некоторые равнее[11].
Смешно и противно смотреть на такое, но в чужой монастырь… Не будь Шуст в столь отчаянном положении, Карат бы не постеснялся высказать этой напыщенной макаке несколько не самых ласковых слов. И дверь бы захлопнул с такой силой, чтобы стекло не выдержало, хлипковатое оно в нем.
Смешно подумать, но это в Улье.
Ну каким надо быть недоумком, чтобы обитать в домах, где двери, а местами и целые стены сделаны из стекла? В случае прорыва тварей даже не думай там отсидеться, ищи убежище понадежнее. Вот только где, если здесь практически все строения такие смешные в своей непрактичности.
В Улье каждый дом должен быть крепостью. Все остальное – гнусное извращение. Смотреть на это место Карату смертельно надоело, а ведь всего ничего здесь пробыл.
Хрустальные домики, буйная цветущая зелень, ни сантиметра колючей проволоки до самого периметра, живая музыка, сплошная вереница баров и ресторанчиков на двух центральных улочках для публики приличной, с местным гражданством, и забегаловки на удалении от них для тех, кого здешние, рванувшие «из грязи в князи», сочли недостойными.
Эта попахивающая дымом из крематория пародия на земной рай долго не продержится. Здесь кто-то сильно заигрался, а Улей игры не любит.
И когда же местный царек и бог соизволит принять нищего снабженца? И соизволит ли вообще до такого снизойти? На какие темы ему общаться со столь презренным отбросом, что на него даже медицинская страховка не распространяется?
Карат почему-то вспомнил Рыбака. Но без зубовного скрежета и желания стискивать его шею до тех пор, пока посиневший язык не вывалится. Нет, из памяти всплыли кое-какие слова предателя: «Что-то достала меня эта Внешка, сыт ею по самые гланды, сам не знаю, зачем вообще сюда понесло. У нашего брата такое случается, прокисшая моча в голову бьет, крышу рвет, вот и несемся одни-одинешеньки, непонятно куда и зачем».
Для чего вообще такие, как он, лезут на Внешку? Почему им не сидится в таких вот цивилизованных стабах? Горячая вода, отменная кормежка, знай себе, иногда выезжай и делай то, что прикажут хозяева твоей сытой жизни. Ну а помрешь, так заменить несложно. Перезагрузки одна за другой выбрасывают в этот мир все новых и новых новичков, и каждый из них мечтает найти теплое местечко. Но нет же, многим рвет крышу, срываются, ищут приключения на мягкие места.
Карат здесь всего ничего, но начинает таких понимать.
Присел на резную лавочку, коих тут не меньше, чем людей, а то и больше. Полез было в карман, но остановил руку, в бок ткнулось что-то теплое. Обернулся и увидел, что невесть откуда взявшийся кот сидит рядом и тычется в хозяина лбом, демонстрируя ему свою великую любовь.
– Преданность свою показываешь, предатель полосатый? – беззлобно поинтересовался Карат.
Гранд на это никак не ответил, но на всякий случай чуть отодвинулся, он четко реагировал на человеческий голос, на малейшие его оттенки. А может, и слова понимал, зверь не из рядовых.
Карат погладил мгновенно замурлыкавшего кота, вздохнул:
– Остались мы с тобой одни. Но на Шуста все же надеюсь, должен выкарабкаться, живучий он, долго здесь протянул, не каждому такое дано. А между тем вечер на дворе, и на душе погано… Какие будут предложения? Может, вдвоем здешних собак погоняем, хоть какое-то развлечение…
Кот уставился в глаза хозяина и робко, едва слышно мяукнул, что при его габаритах выглядело странно.
– Жрать, что ли, хочешь? Так шел бы в больницу, там Грета накормит, она к тебе неравнодушна.
Кот вновь мяукнул и никуда не пошел, а Карат вновь полез в карман и вытащил два спорана – всю сегодняшнюю добычу, взятую в злосчастной лесополосе. Покрутил виноградины перед носом Гранда:
– Тебе этого хочется?
Тот с интересом принюхался и тут же брезгливо отвернулся.
– Странный ты сегодня, котяра. А не пойти ли нам вдвоем куда-нибудь? Например, в бар. Я угощаю. Ты «за»? Ну тогда чего мы сидим? Там и пожуешь, если съедобное найдется. И не смотри на меня взглядом прокурора. Как бы ни были сложны жизненные обстоятельства, я пьянствовать не начну – не мой метод. А вот пива пару банок раздавить можно. Ты бы видел, в какой душной бочке мне сегодня пришлось мариноваться. После такого не пару банок, а целый ящик выдуть не грех. Пошли-пошли, не отставай.
Глава 9
Не стоило заходить в первую попавшуюся точку, из кормежки здесь только орешки-сухарики, кот хоть и всеядный, но даже для него такая диета – это уже слишком. Но зато тут чисто и откровенных забулдыг не видать. То есть народ накачивается, причем некоторые весьма активно, но при этом ведут себя прилично, никто не шумит, а Карату сейчас, как никогда, нужна тишина.
Оно и хорошо, что бар простенький. Грохочущей живой музыки нет, и это здорово. В центровых заведениях ее, должно быть, полно, но туда Карата не пустят, нужен пропуск или морда, которую все местные халдеи знают до последней морщинки. Всем прочим вход категорически заказан, хоть мешок споранов выложи. Местные надежно ограждены от пришлых, которые приходят отовсюду с бешеными глазами и чуть что, хватаются за ножи.
Хотя насчет мешка – может, и выгорит номер. Это ведь не та истинная аристократия старого мира, это шушера, гнилыми зубами выгрызавшая себе место под здешним неласковым Солнцем. Поближе к спокойному стабу и крутому ксеру, который может стать ключевым гвоздем для скрепления деталей будущего благополучия. Они помнят себя нищими и босыми, созерцание чужого богатства моментально оживляет неприятные воспоминания и заставляет трепетать перед его обладателем.
Мешок споранов Карату не помешает. Лишнего ему не надо, просто с долгами рассчитаться и свалить отсюда подальше. Будет искать стаб с другими порядками, может, где и найдет. Не везде же такое вонючее болото, ведь в этом случае и жить не захочется. Оно понятно, что люди, трудом которых создавались основы здешнего благополучия, имеют право на привилегии. И не подпускать к кормушке людей со стороны, заявившихся на все готовенькое, тоже правильно.
Но это можно делать по-человечески, а не так топорно и гадко.
За стойкой полным-полно свободных мест, но кто-то из посетителей решил присесть рядом. Слева, потому что справа никак, там кот расположился и посматривает на всех столь нехорошо, что народ приближаться опасается, а бармен даже предлагал послать за валерьянкой и налить за счет заведения. Видимо, боится, что немаленький зверюга слабонервных клиентов распугает.