Карата замутило от представившейся картины.
– И долго так держать можно?
– Нет, Улей не любит, когда кто-то сидит на месте безвылазно. Фермы эти переносить надо, людей выгуливать, и все равно регенерация падает быстро, прибыль почти в ноль уходит. Таких отправляют на полную разборку, от новеньких проку больше. Может, и жаль, ведь не будь такого, внешники могли бы жить с одних только ферм. Сидели бы тихо на своих базах и не лезли никуда.
– А если бы сам на такую ферму попал?
– Вот это согласен, вот это не тот вариант, который мне по вкусу.
– А вы всегда так?
– Ты о чем сейчас?
– Всегда болтаете без умолку на операциях?
– Твою мать, это что, наезд? – ухмыльнулся Хан.
– Просто вопрос.
– Мы тебе не батальон элитных войск, нам рты не зашивают.
– Не в уставе дело, просто обстановка нервная.
– А это у нас тоже нервное. Недержание языка называется. Ты же вроде опыт боевой имеешь, разве не сталкивался?
– Под минометами мне и анекдоты рассказывали, и фотографии жены показывали.
– Мне тоже. Причем жена была такая, что лучше под минометами сидеть, чем с такой коровой под одной крышей. А что за война?
– Четвертая Черноморская, – сам не зная зачем, соврал Карат, вспомнив первый разговор с Рэмом.
Наверное, потому, что его война осталась безымянной. Доходило до того, что не все стороны конфликта называли ее войной.
– Не, не слышал о такой. Первая у нас была, Вторая тоже, пусть и мутная, а потом все, до Третьей не дошло. Должно быть, большая разница у наших миров.
– Это получается, что мы друг для друга инопланетяне?
– Да в Улье все такие, мать его. Найти своего – нереально. Даже если вроде бы найдешь, где гарантия, что миры в таких мелочах различаются, о каких вы не знаете? При мне случилась нашумевшая история: мужик один бродил после перезагрузки родного кластера по знакомым местам, нравилось ему там хабар собирать. И нашел сына своего. Ну, то есть пацан – один в один, зовут так же и папкой его признал. И повезло, что иммунный, будто наследственное у них. Даже институтские на тот случай приезжали, брали у обоих кровь на ДНК-анализ. Оказалось, что ничего подобного, никакой он ему не отец. Хотя тут, конечно, дело может быть в маме и папиных рогах. Но все равно совпадение то еще получилось.
– И что потом стало с тем пацаном?
– Да норма, папаша – железный мужик. Своим так и считает, растит и человеком воспитывает.
– А что за институтские?
– Карат, и ты еще спрашивал нас насчет болтовни?
– Ну, раз вы болтаете, так чем я хуже?
– Мы болтаем, потому что сейчас можно. И потому что все на живчике сидим, а он вроде бы обладает эффектом, сходным с наркотическим, да и алкоголь в нем присутствует. Вот и чешутся языки.
– Ну так давай почешем. Так что там с институтскими?
– Институт – мутная тема. Это у нас такие деятели, которые занимаются большой наукой. То есть изучают все, что происходит в Улье.
– Откуда могла появиться большая наука?
– Точно знать не могу. Может, для начала один ученый встретил другого, потом третий умный человек подтянулся, перетерли пару вопросов – и пошло-поехало. У них теперь что-то вроде организации, хотя больше на секту похоже. Левым туда хода вообще нет, все они из себя дико таинственные, по уши в делах непонятных. На многих стабах у них филиалы, их поддерживают со всех сторон. Почти уверен, что они просто хитрые шарлатаны, Улей нашей наукой не познать.
– Институтские умеют то, что никто не умеет, – возразил Басмач. – Мне рассказывали, что они оживили человека, которому голову оторвало. Обратно ее приставили, обкололи чем-то, поколдовали, и счастливчик через месяц ходить начал.
– Гон это все, такого не бывает.
– Может, и гон, только что-то они точно умеют. И делятся с теми, кто им помогает.
– Ага. А еще я слышал, что они иммунных ловят и на опыты пускают.
– Ну, это и я слышал. Сам же сказал – мутная тема. Видел раз, как им мура передавали. Ну то есть то, что от мура осталось. Человеком уже не назвать, только и умело, что дышать.
– С мурами так и надо.
– А я разве не согласен?
– Беспилотник возвращается, – заметил Карат.
– Ну раз Рэм со своей Валькой не чешутся, значит, сейчас начнем грузиться.
Тварь напала, когда проезжали через тот самый городок, где не так давно от рук муров погибли несколько человек. Видимо, издали засекла колонну, интеллекта хватило, чтобы понять – стоять посреди дороги в ожидании знакомства с крупнокалиберным оружием не стоит. И потому забралась на крышу придорожного магазинчика, где сумела избежать обнаружения – при езде по богатым, под низко висящими проводами населенным пунктам приходилось опускать камеры на выносных штангах, что снижало высоту обзора. Сенс на скорости тоже мало чем может помочь, потому на него в движении вообще не надеются.
– Тревога! – заорал Хан, хватаясь за автомат.
Карат тоже вскинул оружие, и в тот же миг на грузовик обрушилось что-то тяжелое, заскрипели сминаемые решетки, сквозь просвечивающийся тент проступила бесформенная тень.
– Не стрелять, мать вашу! – прокричал Хан второй приказ.
Тень наверху извернулась, заскрипел металл, затем послышался гулкий удар, отозвавшийся угрожающей вибрацией в ногах Карата. И тут оглушительно рявкнула винтовка Косого. Патрон калибра двенадцать целых семь десятых миллиметров к слабым не отнесешь, и когда им работают в почти замкнутом кузове грузовика, последствия для ушей получаются невеселые. Однажды Карат с таким уже сталкивался и на некоторое время почти оглох.
Там, правда, поработал пулемет, и выпустили из него полную ленту, но и сейчас здорово врезало по ушам, звук мотора резко притих, а крик Хана теперь казался далеким:
– Да твою же мать! Косой! Кому сказано было! Не стрелять! Засох резко!
Выстрел не прошел бесследно, тварь рухнула на решетку, прерывисто заурчала, поспешно поползла к краю кузова, цепляясь за арматуру.
– Придержи меня, Карат! – крикнул Пастух, выпрямляясь во весь рост. – Прикрою!
Присев перед ним, Карат обхватил его за пояс, стараясь погасить рывки двигающейся машины – асфальт в городке не ахти. Винтовка неудобная, слишком длинная, если бы Пастух ее вытянул, мог упереться в тент, но стрелять из нее в таком положении – это риск заполучить травму плеча, отдача дикая.
Да и нельзя стрелять, Хан почему-то это запрещает. И машина почти остановилась, вот-вот и тряска прекратится.
Пулемет со второй машины или пикапа выпустил короткую очередь – вот чего дожидался Хан. Грузовик после этого подпрыгнул на очередной колдобине, а подергивающаяся туша скатилась назад и, чуток пролетев, с сочным звуком плюхнулась на подпорченный транспортом и вороватыми дорожниками асфальт.
Грузовик остановился, Хан скомандовал:
– Басмач! На тебе мешок! Глыба, прикрывай его! Остальные к бойницам!
Снайперы отложили свои громоздкие винтовки, взялись за автоматы. Ну а Карату ничего менять не надо, припал к бойнице, высунул в нее ствол, начал осматривать все, что попадало в поле зрения. Грузовик стоял напротив придорожной гостиницы, с виду далеко не фешенебельной, чуть левее можно рассмотреть вывеску шашлычной, а правее – чебуречной. В общем – типичная картина для городка, расположенного на оживленной трассе.
С другой стороны кузова мечтательно отозвался Косой:
– Тут вывеска: «Раки». Сто лет раков не пробовал. Сейчас бы под темное пивко. И варить их надо с укропом, обязательно старым.
– Отставить разговорчики! – рявкнул Хан. – Ты бы еще сходил приценился и купил, мать твою.
Пулемет выдал короткую очередь, всего-то на пару патронов, но по ушам ударило здорово.
– Басмач! Шевелись! – заорал Хан. – Набегают!
Карат увидел, что из узкого проулка между стенами гостиницы и чебуречной выскочил мертвяк. Не из свежих, лицо уже начало оплывать, теряя форму из-за изменений челюстного аппарата, штаны отсутствуют, из одежды только замусоленная рубашка. Бежит неловко, сильно прихрамывает, где-то ухитрился ногу повредить.
Нажать на спуск Карат не успел – опередили. Пастух одиночным выстрелом поразил мертвяка точно в лоб – вот что значит хороший снайпер, из любого оружия может доказать профпригодность. И сразу вслед за этим в кузов забрался Басмач, а Хан заорал:
– Отставить огонь! Уходим!
Ну да, нечего переводить бесценные боеприпасы, ведь даже обыскать тела не получится. На такой шум мертвяки сбегутся со всего города, в том числе могут пожаловать и опасные, против которых даже очередь из крупнокалиберного пулемета – не решающий аргумент.
Басмач, занимая свое место, доложил:
– Богатый кусач подвернулся: две горошины и пять споранов. Живем.
Хан решил пояснить для Карата:
– Добычу берет та машина, которую атаковали, так что на этот раз все наше. Добытое делим в конце рейда на равные доли.
– Раньше всех подогрелись, это к удаче, – осклабился Косой.
– Молчал бы уже, мать твою.
– Что тебе опять не так?
Хан указал вверх:
– Кто тент продырявил, я, что ли? Сказано было русским языком не стрелять, ну нет же, мать твою, вечно влезешь.
– Да на остановке Русский скотчем заделает, не кипятись.
– Ты меня еще кипящим не видел, мать твою. А когда увидишь, тебе не понравится.
Снаружи прогрохотала пулеметная очередь, и почти сразу Глыба выпустил еще одну, чуть ли не в многострадальные уши.
Кот, забившийся под сиденье подальше от безумных людей, жалобно взвыл. Похоже, начал жалеть, что ввязался в эту поездку. У него ведь был выбор.
В отличие от Карата.
Глава 13
Очередную остановку сделали часа через два, причем все это время скучать не приходилось. Карат чуть не сбился со счета – столько раз приходилось открывать огонь на ходу или останавливаясь. Еще одна тварь ухитрилась запрыгнуть на кузов и даже дотянулась до тента, оставив приличную прореху, другая попыталась добраться до водителя, и ее аккуратно сняли парни из пикапа.