– Нам тут долго еще лежать?
– Как Хан скажет. А он – как Рэм. Так что хрен его знает. Неудобная коробка, не люблю вот так на крышах валяться. Обзор хороший, но и тебя засечь легко, после радостей Внешки вообще не тянет на рожон лезть.
– Зато твари нас теперь вряд ли увидят.
– Есть такие элитники, которые где угодно тебя срисуют. А тут их больше, чем блох на бродячей собаке – опасные места.
– Но доехали нормально, только тент слегка порвали.
– Это потому, что места разведанные. Наши хорошо знают эту дорогу, шли по открытым участкам, и Рэм заранее планировал остановиться именно здесь. До ночи еще есть время, то есть с запасом рассчитывал, на случай если вдруг задержимся.
– Зачем вообще сюда разведчиков засылали?
– Это ты у Рэма спроси, даже Хан ничего не знает.
– А сам как думаешь?
– Какие-то мутные дела, со стороны не понять. Последний месяц в Полис зачастили крутые ребята из самых разных краев. Должно быть, отваливали им немало, но за это они держали язык за зубами и один за другим уходили на запад. Кто-то с концами, кто-то возвращался. Не все молчать умели, там пара слов, там еще пара, и можно понять, что их вроде как подрядили делать карту. То есть пробивать безопасные маршруты к Пеклу. Каждой группе рейдеров давали какой-то сектор, если группа не возвращалась, нанимали другую. Если и та без возврата уходила, сектор помечали как небезопасный и вычеркивали. Так и работали неделя за неделей.
– Это что, рейдеры добровольно шли на такое?
– Платили им хорошо, да никто и не говорил, что перед ними такую же группу угробили.
– И зачем Полису карта запада?
– Спроси что-нибудь полегче, говорю тебе – даже Хан не в курсе, а этот проныра обычно знает все. Я думаю, что, кроме главных бугров и Рэма, всей информации ни у кого нет, даже наша разведка не понимает, в чем дело. А ее ведь засылали по следам рейдеров и говорили побольше, чем другим. Видел бэтээр, который рваным пришел, и после этого все завертелось?
– Ну да, он ведь при нас заявился.
– Туда ушла коробочка при пикапе и грузовике, а вернулись одна битая коробочка и всего пара заикающихся ребят. Нам бы с ними поговорить по душам, глядишь, что-нибудь и выведали бы. Ведь это они привезли информацию, именно после них отменили и нашу учебу, и все остальное. Они нашли то, что искали Рэм и остальная братия. Это я так думаю.
– Что они вообще могли здесь искать?
– Понятия не имею. Что-то неладное в стабе происходит, говорят, Карбид месяц на глаза не показывается. И караванов торговых не было уже давно. Зато разведчики, группа за группой, гробились на западе, а раньше мы в ту сторону вообще не смотрели. Я уже молчу о вольных рейдерах. Каждый день «двухсотые»[18], зато в городе нескончаемый детский праздник. Бред какой-то, уже смотреть противно. Не стаб, а хрен знает что. Не так раньше было, совсем не так, людьми не разбрасывались, и разную шваль командирами не ставили. Суетится народ, дерьмецо под эту суету всплывает да пованивает, и никто не понимает, из-за чего все завертелось.
– Как по мне – стаб крутой. Вот только до этого я всего один видел, а он мелкий. Мне не с чем сравнивать.
– Эх Карат, Карат… Не видел ты крутые стабы, ой не видел…
– Не спорю.
– Есть такие, где на тридцать километров вокруг в ноль вычищают все прилетающие кластеры и залетных тварей держат на такой же дистанции. Там хватает народа, который месяцами выстрелов не слышал. Чтобы от трясучки спасались, их катают автобусами с баром и туалетом. Для засидевшихся на мелких стабах устраивают базы отдыха с шашлыками, только будь добр днем покатайся по округе на мопеде. Даже охрана мало где требуется, ведь все зачищено в ноль. Я видел стаб, где правили три женщины-ксера и одна не пойми кто, про нее говорили, что умеет мысли читать за километр. Там все держалось на женщинах, матриархат полный во всех сферах. И ты знаешь, что-то в этом есть. Интересные порядки: приехав туда, подписываешь бумагу, где, представь себе, отказываешься от сексуального индивидуализма, так они это называют. Твою морду и данные интимного характера тут же сливают на сервер посетителей, где любая желающая может оценить – по вкусу ты ей или нет. Кому как, но ко мне часто очередь стояла. Имел право выбирать, но если очереди нет, то отказать не можешь – единственный минус.
– То есть если самка макаки в юбке заявится, ее тоже придется обслужить?
– Вот об этом я и говорю – реальный косяк системы. Не будь такой беды, я бы там надолго завис. Потом думал в Озерске осесть, но что-то ударило в голову, потянуло на Внешку, случается с нами такое. Кантовался там почти два месяца, с выходом на чахлые стабы, ну а оттуда сюда зачем-то подался. Так и кочую.
– В Озерске лучше?
– Один из старшейших стабов. Точнее – группа стабов. Широко известен не за счет древних традиций и размеров контролируемой территории, а из-за личности основателя. Ты ни за что не поверишь.
– А ты попробуй убедить.
– Иосиф Виссарионович собственной персоной организовал там первое поселение.
– И что тут такого? Почему я не могу в такое поверить?
– Обычно не верят.
– Я уже понял, что сюда неизвестно сколько лет прилетал самый разный народ, так почему бы не попасть и ему?
– А в то, что он до сих пор живой, веришь?
– Это сколько же ему лет?!
– Да хрен его знает. Институтские говорят, что в теории мы тут все бессмертные. Гадость, которая в нас засела, нормально умереть не дает. На практике мало кто год протягивает, но это как ты устроишься. В Озерске все надежно, там система отлажена, можно веками жить. Говорят, генералиссимус сидит в железобетонном бункере, а на публике появляется его двойник. Другие говорят, что есть только двойник, а сам Иосиф Виссарионович давно червей кормит. Кому верить – не знаю. Но стаб интересный.
Пискнула рация, голосом Хана произнесла:
– Сменяетесь до полуночи. Спускайтесь живее, пока ужин не остыл. Валька, мать ее, сегодня как никогда для вас олухов расстаралась.
Карат не удивился, обнаружив, что кот с важным видом отирается на импровизированной кухне и великанша Валентина уже успела воспылать любовью к хитрому созданию. То есть доля лакомых кусочков серому гарантирована.
Хозяину тоже достался бонус, его миску женщина наполняла с особой тщательностью, заодно осведомившись о Гранде:
– Говорят, это твой кот.
– Вроде того. Приблудился.
– Что за порода?
– Без понятия: на нем не написано, о себе не рассказывает, а я не разбираюсь.
– У нас по Полису раньше такой бегал. Но его институтские увезли для исследований.
– Что им от кота понадобилось?
– Так они же никогда ничего не говорят. Просто забрали, и все. Он странный был, любил живчик лакать, везде его чуял. Как начнет орать и глазищами сверлить, так попробуй не дай.
Карат нахмурился, потому что похожая привычка числилась и за Грандом. Нет-нет, а проявлял интерес к животворящему раствору споранов. Надо об этом помалкивать, не хватало еще, если серого заберут какие-то непонятные типы. Неизвестно, что там за исследования ему грозят, может, просто по запчастям на опыты пустят, кто с почти бесхозным котом будет церемониться.
У стены работали ложками ребята из «водника», и один при этом бурно доказывал что-то другим:
– Да не мог он упасть, там все работало, как швейцарские часы. И мертвых кластеров впереди не было. Что-то там явно не так.
– Ты же чип уже менял, может, опять погорел?
– Он не горел, он на тесте полетел под такими нагрузками, которых в штатном полете быть не может. Дурость, а не тест. Погода ровная, почти безветренная, не мог он упасть.
– Тут Улей, тут всякое бывает. Мог попасть на кластер в момент перезагрузки, а это все, ушел с концами. Но Рэм говорит, что завтра поедем в ту же сторону, по пути послушаем сигнал, может, и найдется.
Ребята незнакомые, держатся особняком, так что подсаживаться с расспросами Карат не стал. Но и без уточняющих вопросов понятно, что они потеряли беспилотник дальнего радиуса действия. Карат понятия не имел, как тот выполняет полетную программу при отсутствии спутниковой навигации и проблемах с радиосвязью, но, очевидно, на этот счет местные что-то придумали, ведь у заправки его довели почти до самого городка, а это больше десяти километров.
Здесь не Земля, здесь с полетами все сложно и непредсказуемо. Так что потеря дрона Карата не удивила. И не особо опечалила. Насколько он понял, крылатая машинка просто двигалась по одному курсу, в конце разворачивалась и возвращалась. Уже после посадки смотрели запись с ее камеры. Таким способом много не разведаешь, разве что повезет пролететь над ордой мертвяков или небрежно замаскировавшейся засадой. Все, что оставалось на удалении от дороги, в кадр не попадало, да и вблизи можно легко укрыться в зарослях и сооружениях. То есть никакого доверия этой технике нет, она неспособна описывать круги вокруг подозрительных мест, снимая их с разных ракурсов.
Ноль оперативности.
Потеряли, и хрен с ним. Сейчас надо думать об отдыхе, ведь до полуночи не так далеко, и кто знает, что будет потом. Может, все, что есть у Карата, – оставшиеся четыре часа. Надо как следует похрапеть, а не забивать голову ненужными мыслями. Над ним есть командиры, вот пусть и занимаются пропавшими дронами.
Вечером на крыше было куда комфортнее, чем после полуночи. Дождь, яростно хлеставший пару часов, оставил лужицы на гудроне и вообще сырость навел. Ее ощущаешь, даже лежа брюхом на удобном коврике. Донимает через одежду, вымораживает мозг, почти останавливая его работу. В сонливость не тянет, просто состояние грандиозного отупения, вообще ни о чем думать не хочется.
Карат поднес к глазам окуляры прибора ночного видения, выкрутил на максимальную мощность инфракрасную подсветку, но не различил ничего, в поле зрения лишь завивающиеся туманные клубы, нагретая за день земля торопится испарить выпавшую влагу, поэтому даже воздух ею пропитан.