– Это ты так шутишь?
– Показать мои шрамы?
– Не надо.
– Все очень серьезно. Ты видела зараженных, и я рассказывал, как трудно их убить, как легко они восстанавливаются после самых тяжелых ранений. Иммунные не такие живучие, но в чем-то на них похожи. На нас тоже все зарастает быстрее, чем на собаке. Мелкие ссадины-царапины можно вообще не замечать, уже завтра их не будет, только белый след, но и он исчезнет, если не забывать подставлять кожу солнцу. С серьезными ранами посложнее, там обычно главное – успеть вовремя остановить кровь. Потом, если не умер, принимай живчик и хорошо питайся, без помощи врачей все зарастет.
– Вы обходитесь без врачей?
– Не совсем, иногда они бывают полезны, особенно хирурги, и вообще в сложных случаях принято мчаться в больницу. Да, без медицины можно почти во всех случаях обойтись, но времени на лечение потеряешь гораздо больше.
– То есть мои глаза станут нормальными?
– А что у тебя с ними?
– Фиолетовость.
– Мне это ни о чем не говорит.
– Ну обычная фиолетовость, неужели никогда не сталкивался?
– Это как?
– Крайний случай рэд-синдрома[30].
– Мне это ни о чем не говорит.
– Как это? Да об этом уже лет двадцать все только и талдычат, ты что, разве никогда не видел людей в таких очках?
– Может, мимо меня прошло, а может, наши миры в этом различаются.
– Мы с тобой из разных миров?!
– Да запросто, ведь мы тут почти все друг для друга инопланетяне. Расскажи, что там не так с этим рэд-синдромом.
– Обычно у младенцев развивается точечная красная радужка, такое еще можно купировать, а вот с фиолетовой ничего не сделаешь, рано или поздно ослепнешь. Мне повезло, что я до сих пор не потеряла зрение, другие и до десяти лет не дотягивают. Слишком много запретов для «фиолетовых»: противопоказан яркий свет, нельзя напрягать глаза, все время надо носить темные очки, капать лекарства строго по расписанию. Но даже если все выполнять, мир постепенно темнеет. Я еще помню его ярким, а теперь у меня все время вечер. Но даже этому можно радоваться, ведь лучше так, чем полная темнота.
– И многие у вас этим болеют?
– Таких, как я, мало, в основном «красные», им гораздо проще.
Диана приподняла очки, прищурилась, часто моргая, повернула лицо к Карату. Он увидел, что радужка у нее и впрямь ненормальная. Насыщенно-фиолетового цвета, выглядит неестественно, ничего подобного он никогда не видел. Это глаза мультипликационной героини, а не реальной девочки.
– Видишь?
– У тебя очень интересные глаза. Красивые.
– Это не красота, а проклятие, – вздохнула Диана, возвращая очки на место.
– Если это связано с генами, я не уверен, что Улей справится. Тут надо кого-нибудь поумнее спросить, я ведь в медицине не специалист. К тому же в Полисе хорошие врачи, тебе там точно помогут, не переживай.
– Да я уже поняла, что меня там все будут носить на руках, кормить, поить и одевать. А взамен я должна сидеть взаперти и учить наизусть Камасутру, в ожидании того волшебного момента, когда меня подложат в постель к какому-нибудь богатому хрычу.
– Гм… Сколько, говоришь, тебе лет? Я в твоем возрасте такие слова не знал.
– Упущение твоих педагогов, у нас такому учат в школе. «Хрыч из мясных рядов», разве не читал? Не такая уж плохая книга, классика. Сюжет примерно такой же, как со мной, только смешнее.
– Мне со школой не повезло, кроме «Войны и мира», ничего не помню.
– А мы «Войну и мир» не учили, книги с эротикой у нас в школьную программу не включают.
– «Война и мир» разве эротика?
– Не знаю, не читала, но вроде бы, да. Тоже классика, но не для школьников. Хотя факультативно несколько таких книг в программу включено.
– У вас ее точно Толстой написал?
– Ну да, Толстой.
– Вот ведь не повезло…
– В чем?
– Да у нас эту книгу все учили, но почти никто не читал. Думаю, с книгой твоего Толстого все было бы по-другому. Надеюсь, факультативная программа у вас не с первого класса? И чего ты завелась на ровном месте? Успокойся, никто не будет заставлять делать то, что тебе не по душе. Это где-то на дальнем юге женщин на положении рабынь держат, а тут у нас территория свободы, тут вам благодать. Радуйся, не придется, как мне, неделями слоняться по кластерам в поисках приключений.
– А что плохого в приключениях?
– Они хороши, когда ты получаешь их согласно прейскуранту за оплаченный тур. Местные приключения бесплатные, но от этого они не становятся лучше. Меня чуть не убили, друга тоже покалечили, и это всего за месяц. А сколько было случаев попроще – сосчитать невозможно. Я жив только благодаря непрекращающейся полосе везения, и тебе бы это грозило, будь ты мужчиной. Здесь, если не повезло, моментально становишься чьим-то кормом. Так что Улей – заповедник самых везучих. Уверена, что у тебя с везением все в порядке?
– Посмотри на мои уродливые очки. Разве я похожа на везучую?
– Вот и я о том же.
– Но, как я поняла, некоторые даже здесь устраиваются хорошо. И необязательно женщины.
– Но не за один месяц. Хотя как повезет, по-всякому дело может обернуться. Слушай, ты ничего не чувствуешь? Запашок кисловатый.
– Ага. Это не от воды? Может, химию какую-то вылили, мало ли сточных труб по берегам.
– Может, и так. Но такой запах я замечал перед перезагрузками и сразу после них. Вот только тумана не видать вообще. Может, показалось, или все уже позади.
– Мотор.
– Что мотор?
– Мотор шумит. Что-то едет.
– Я ничего не слышу.
– А я слышу, но не вижу.
– Скажи хоть, где он.
– Где-то там. – Диана указала в сторону восточного берега.
Карат, бросив весла, обернулся, уставился в этом направлении. Вначале ничего не заметил, но затем в глаза бросился светлый росчерк на темной воде – далекий след от лодочного двигателя.
Достал прицел, откинул крышки с объектива и окуляра. На открытой воде лодку раскачивало на волнах, дико неудобно пользоваться оптикой со столь малым углом поля зрения, но то, что требовалось, рассмотрел – по озеру рассекал одинокий гидроцикл. Естественно, не сам собой, присутствовал ездок – дородный мужик в ядовито-оранжевых плавках. Климат на западе заметно суровее, не такая уж теплая здесь вода для столь небогатого гардероба, но, может, он так закаляется.
– Ты видишь что-нибудь? – напряженно спросила Диана.
– Мужик на гидроцикле катается. Ни одежды, ни оружия. Или псих, или чудак, или новенький вроде тебя. То-то здесь кисляком попахивает.
– То есть он только что сюда попал?
– Не знаю. Может быть.
– Расскажем ему?
– Рассказать можно, вот только делиться жемчугом и дальше не получится. Тут народ миллионами заражается, а жемчужин всего пять. То есть уже четыре. Свою совесть я на тебе успокоил, всех не спасти, так что благотворительности не будет.
– Новеньким можно помочь только жемчугом?
– О других способах я не слышал. И жемчуг нужен особенный – белый. А он добывается из самых редких и опасных чудовищ. Даже не элита – куда хуже.
– Ты же говорил, что хуже элиты не бывает.
– Да, говорил. Но это если речь идет о зараженных. Есть и другие твари, лучше тебе не знать их название, а то еще сболтнешь не в том обществе.
– И что, если так?
– Местные к этому слову плохо относятся. Они суеверные, любые упоминания под запретом.
– Как табу?
– Верно, табу.
Гидроцикл в очередной раз развернулся и устремился прямиком к лодке. Карат придвинул автомат, предупредил:
– Сиди тихо, прикинься обычной девочкой. Кажется, нас заметили.
– Это плохо?
– Если это новенький, он может удивиться тому, что в лодке, набитой оружием, сидит злой небритый мужик с перепуганной мелкой девочкой.
– Удивится? Я бы назвала это немножко по-другому.
– Я бы тоже, но не при детях.
– Вообще-то я не ребенок.
– В твоем возрасте я думал так же и лишь позже понял, насколько жестоко заблуждался.
– Ты его не убьешь?
– Я что, так сильно похож на маньяка?
– Но мало ли что у него на уме.
– Почему-то мне не хочется бояться человека в таких смешных плавках. Посмотрим, что он будет делать, чего захочет.
Бензин гидроцикл пожирает литрами, но зато и летает по воде соответственно, так что долго ждать не пришлось. На подходе ездок сбавил газ, но немножко не рассчитал, остановился с перелетом, мимо проплыл. Модель не из навороченных, сидячая, не для виртуозов, да и внешность у мужика далеко не спортивная – складки жира по обе стороны свешиваются.
Проплыл он не так быстро и успел увидеть то, что в лодке находятся предметы, не очень-то ассоциирующиеся с мирным отдыхом на лоне природы, и это его действительно удивило:
– Охотишься, что ли, парень? А сезон-то еще не начался.
– Просто катаюсь, стволы пристреливаю, – равнодушно ответил Карат, прекрасно понимая, что при таком богатом арсенале и прочих странностях выглядит это неубедительно.
Но мужика волновали не подозрительные личности, а другое:
– Слушай, я что-то не понял, куда меня занесло. Ничего не узнаю. В какой стороне Хеповка?
– Хеповка?
– Ну да, Хеповка. Хотя бы рукой махни, я сориентироваться пытаюсь. Вообще не понял, откуда здесь столько воды. Почти каждый год на Островной базе останавливаемся, но эту штуку, – похлопал по рулю, – первый раз взял. Машина-зверь, сам не понял, каким макаром очутился хрен знает где.
– Ты один приехал в Островную?
– Да нет, нас тут компашка при семьях.
– А помнишь, с какой стороны приплыл?
– Да вроде вон оттуда, влево от солнца держался. Только не пойму, как так получилось, не было здесь такой воды. А это еще что такое?.. Мать моя, да это же мираж, – мужик указал на вздымающиеся вдалеке высотки. – Город вижу, а до ближайшего такого отсюда верст под сто пятьдесят по прямой. Ты тоже видишь это?
Глядя в глаза новичку, Карат понял, что мужика крепко приложило перезагрузкой. Взгляд рассеянный, фокусируется с трудом, то и дело на лице возникает отсутствующее выражение. Заметно, что с восприятием мира возникли проблемы, потому реагирует не всегда адекватно.