– Нет.
– Просто все выбросил.
Он кивнул.
– Ну, это было примерно шестьдесят пять долларов. Потому что ты не можешь себя контролировать; потому что ты ведешь себя как ребенок и устраиваешь истерики. – Сидя рядом с ним в темноте, она продолжала спокойным, почти бесцветным голосом.
Он ничего не отвечал. Он слушал.
– Я не знаю, хочу ли я работать с тобой. Я понятия не имею, как ты себя поведешь. Говорят, мужу и жене нельзя работать вместе. Ты наверняка будешь отвергать все мои предложения. Просто потому, что они исходят от меня.
«Я не сдамся, – сказал он себе. – Я продолжу борьбу. Но я знаю, что это безнадежно».
Показались фары старого «кадиллака» Чарли.
– Хочешь, я поговорю с ним? – сказала Шерри. – Я поговорю. Ты совсем устал, малыш.
Похлопав его по руке, она открыла дверцу и вышла, набросив пальто на плечи, очень деловая и уверенная. Не оглядываясь и не говоря ни слова, она подошла к «кадиллаку». Домброзио не слышал ни слова, их голоса заглушали проезжавшие машины. Через мгновение «кадиллак» уехал. Он мельком увидел человека за рулем и еще двоих на заднем сиденье – дружелюбные, радостные темные лица. Все они помахали ему, и Чарли нажал на гудок.
Сердце ныло. Он сидел и ждал, когда вернется жена.
8
На рассвете у Лео Рансибла зазвонил телефон. Это была компания по продаже недвижимости в Сан-Рафаэле, которая сообщила, что мистер и миссис Дитерс намереваются внести деньги. При этих словах он ощутил дрожь радости, чувство выполненного долга, которое придавало его бизнесу хоть какое-то благородство. Он закрыл сделку. И депозит, как сообщила ему компания по продаже недвижимости, был за больший из двух домов, которые рассматривали Дитерсы.
«Два за вчера!» – подумал он, вешая трубку. Плюс это. То есть, по сути, три за один день. Три сделки закрыты, бах-бах-бах. Вот так.
Его пять процентов… он начал подсчитывать, смакуя цифры. Отлично, подумал он. Получилось две тысячи долларов. Неплохо, совсем неплохо. Вернувшись в спальню, он разбудил Джанет.
– Эй, – сообщил он, – у меня новости.
Когда они оделись и начали готовить завтрак, Джанет спросила его, что он собирается делать с деньгами. Они могли бы вложить их в ремонт, сказала она. Покрасить фасад, сделать новые водостоки и… У нее было много идей.
– Слушай, – перебил он, – эти деньги уже распределены.
– Конечно нет. Ты же сказал, что совершенно не ожидал их получить.
– Конечно, – мрачно сказал он, – отремонтируй этот дом. Выкинь деньги и обогати какого-нибудь подрядчика. Давай позовем продавца сайдинга и закажем алюминиевую обшивку за четыре тысячи долларов.
Он сердито посмотрел на нее, и она отпрянула, не глядя ему в глаза и теребя пояс халата.
– Этого тебе надо? – требовательно спросил он. – Выкинуть деньги? Ну давай купим спортивный автомобиль, как у Домброзио. Поживем на полную.
– А что ты хочешь сделать с деньгами? – дрожащим голосом спросила она.
– Дело не в том, чего я хочу. Дело в том, что я должен сделать. Послушай меня, пожалуйста. – Он сел за стол и сунул тост в тостер. – Когда у тебя появляются деньги, их нужно инвестировать. Ты меня понимаешь? Умный человек вкладывает свои деньги в дело. Я тебе это уже говорил. Я скажу тебе, во что я собираюсь вложиться. С этими двумя тысячами я могу внести первый платеж за ту дикую территорию на горе.
– Землю Джанкуззи? – переспросила жена.
– Да.
– Ты собираешься заняться этим без Пола?
– Да кому он нужен. Мне не нужно делить территорию на участки сейчас. Важно заполучить эту чертову землю, пока не вмешался какой-нибудь не местный придурок и все не испортил.
– Сколько нужно денег? – напряженно спросила она.
– Около шести с половиной, – он пожал плечами, – я справлюсь. Не будем обманывать себя, я бы осилил эту сумму в любой момент. С продажей Дитерсам или без нее.
В конце концов, они еще могли передумать и потерять свой депозит. Но они этого не сделают, решил Рансибл. Не те люди.
Он ощущал торжество. Наконец-то он действительно мог купить что-то серьезное. И без Пола Уилби. Без чьей-либо помощи.
Уолтер Домброзио стоял в трусах перед зеркалом в ванной и брился. Он методично водил бритвой по лицу, не получая от этого никакого удовольствия. Дверь была открыта, и он слышал, как Шерри торопливо убирала посуду после завтрака.
– Ты закончил? – спросила она, заходя в ванную в халате и тапочках. Волосы, закрученные на металлические бигуди, плотно прилегали к черепу, из-за чего она походила на священника, аскета. Без макияжа ее лицо казалось бесцветным.
– Почти. Рассказать, что мне снилось? – Он думал об этом, пока брился.
– Конечно.
После посещения психоаналитика она полюбила слушать про чужие сны. Кажется, она думала, что узнает о людях то, чего они сами не знают.
– Во сне я смотрел машины. Туда приехал пожилой мужчина, хорошо одетый, на «виллисе» сорок шестого года. Розовом.
– Розовый «виллис», – повторила она, садясь на стул у туалетного столика и начиная снимать бигуди.
– С великолепным салоном. Как у старого любимого «кадиллака».
– «Виллис»… почти как мой отчим. Интересно, почему розовый. Кстати, сорок шестой год – это разве не ужасно старая машина? Лет шестнадцать… семнадцать.
– У него было четыреста тысяч миль пробега, – сказал он, – но во сне я думал, что это потрясающая машина. Очень высокого класса.
Во сне машина ему очень понравилась, он заставлял пожилого джентльмена снова и снова возить его вокруг квартала.
– Ты купил ее?
– Нет, – сказал он, – хозяин хотел за нее сто долларов.
Во сне это казалось слишком большой суммой.
– Тебе это действительно приснилось? – спросила она, глядя на него. Он видел ее отражение в запотевшем зеркале. – Интересно, что это значит. Ты ее не купил. Я думаю, это сон об исполнении желаний. Подсознательно ты жаждешь качества, но не хочешь платить за него. Розовый. Интересно, почему розовый.
– Как карамелька.
– Детство, – сказала она, – вот почему машина такая старая и с таким пробегом. Ты хочешь вернуться в более безопасное, более простое время, когда ты был ребенком. Когда ты любил конфеты. Оральная фаза, – закончив с бигуди, она начала расчесывать волосы, – а старик – это отец.
– Четыреста тысяч миль – это много, – заметил он, смывая пену с лица.
В половине десятого утра они с женой сидели в кабинете Норма Лауша. Норма не было. Они ждали молча и напряженно.
– Теперь я начинаю сомневаться в самой идее, – сказала Шерри и затушила сигарету в пепельнице на столе Норма Лауша. Достала пачку из сумочки и закурила еще одну. – Вчера вечером это показалось отличной идеей… все провентилировать.
Она сидела, скрестив ноги, аккуратно разгладив юбку, и пускала струйки дыма из ноздрей.
– Ты сегодня очень хорошенькая, – сказал он без всякой иронии или злобы.
Она действительно была хорошенькая, даже лучше, чем обычно.
– Спасибо, – улыбнулась она и, кажется, немного расслабилась. Протянув руку, она сжала его пальцы.
– Мы так отдалились друг от друга за последние несколько недель.
– Дольше, – сказал он.
– Ты меня бесишь, – сказала она, – когда портишь вещи. Ты иногда меня ненавидишь, да? И вся твоя агрессия выходит наружу.
Вся, подумал он. Вся ли? И сказал вслух:
– Может, и не вся.
– Ты все еще злишься?
Она приблизила к нему лицо. Он почувствовал запах ее волос, слабый, знакомый и приятный.
Внезапно в дверях кабинета появился Норм Лауш в своем обычном костюме цвета керамики.
– Привет, ребятки, – доброжелательно улыбнулся он.
– Мы мирились, – сказала Шерри.
– Вижу. Все уладилось? – Затем его улыбка исчезла; он стал серьезным. – Послушайте, ребятки. Я знаю, что вы долго ждете, – он поддернул рукав и посмотрел на часы, – у меня много дел. Мне вообще надо ехать в Менло-Парк.
Тут он снова стал добрым. Сунув бледную чистую руку в карман, он вытащил конверт и открыл. Домброзио увидел маленькие цветные карточки.
С улыбкой – лукавой, довольной улыбкой – Лауш поднял палец.
– Билеты.
– Что за билеты? – спокойно спросила Шерри. Очевидно, она не понимала, что происходит.
– На сегодня? – Домброзио встал и протянул руку. Лауш шлепнул билетами по ладони и позволил ему посмотреть. Да, на сегодня. На места в ложе.
– «Джайантс» играют с «Чикаго», – пояснил Лауш, – на крытом стадионе. Я вас приглашаю. Три места в ложе, прямо у первой базы. Поговорим по дороге, лады? – Оставив билеты Домброзио, он двинулся к двери.
– Отлично, – сказал Домброзио, радостный и удивленный.
Прежде чем Шерри успела заговорить, Норм Лауш ушел. Они с Домброзио снова остались одни, Лауш провел в кабинете не больше минуты.
– Значит, мы вернемся домой часа в два или три, – зло сказала Шерри. – Ну, раз ты уже согласился, делать нечего. Но я не понимаю, как ты собираешься вставать завтра утром; и мне тоже придется встать, чтобы отвезти тебя.
– Справимся, – сказал он и спрятал билеты в бумажник для надежности.
Передышка, подумал он. Почти знамение. Как будто какая-то высшая сила решила ему помочь. «Может быть, Норм Лауш видит, что я чувствую», – сказал он себе.
– Ничто не радует мужчину больше, чем пара билетов на бейсбол, – заметила Шерри. – Интересно, что, когда возникает какая-то сложная проблема, ты просто отворачиваешься и ищешь утешения в игре.
В голосе ее отчетливо звенели раздражение и нервозность.
– Теперь мне надо чем-то заняться до ужина. Я полагаю, что мы с тобой поужинаем вместе где-нибудь в городе. Когда начинается игра?
Он сказал ей, когда начнется игра и когда им нужно встретиться с Нормом Лаушем, чтобы приехать вовремя и найти место для парковки. А потом он встал и пошел в свой кабинет, чтобы начать работу. Он не потрудился попрощаться с ней, просто ушел по своим делам.
– Ты даже не собираешься попрощаться? – крикнула она вслед.