Некоторое время грузовик ехал по ровному полю, на которое попадало немного солнечного света. Папоротники и пихты здесь не росли; вместо этого он увидел сухую траву и несколько быков. А на краю поля паслись два безрогих оленя. Они не обращали внимания на грузовик. Впереди по дороге шло стадо. Ветеринар различил телят с огромными коричневыми головами.
Дорога разделилась. Он повернул налево и вскоре снова въехал в тень деревьев.
На вершине хребта хвойный лес закончился. Среди травы и грязи лежали огромные валуны, земля казалась совсем гладкой, а редкие чахлые деревья гнулись под океанским ветром. Он тоже чувствовал ветер; он щелкал дворниками и свистел в кабине.
Почти сразу же он понял, что едет по болотине. По серой воде шла рябь от ветра, тростник вдоль грязевых берегов качался. Поганки болтались на воде грязными точками. Дорога шла близко к плоской горе, по твердой земле, над болотом. Это радовало: он не хотел тут застрять.
Сначала его взгляд привлекли телеграфные столбы, а потом он увидел гниющий забор – границу устричной фермы.
Забор спускался к воде, заходил в нее и только там заканчивался. Чтобы не подпускать акул и скатов, подумал он. Чтобы защитить устриц. Баржи нигде не было видно. Наверное, она за поворотом. В конце болота стояли белые хижины, и утреннее солнце отражалось от стен.
Почти на месте.
Как же тут было пусто. Никаких машин. Никаких голосов. Даже никаких коров или оленей. И лес остался далеко позади. Почва по обе стороны дороги сделалась песчаной.
Это скопление хижин и сараев у болота когда-то сообщалось с внешним миром по воде. Около тысяча девятисотого года в первоначальное поселение под названием Каркинез ездили на лодках. Не было никаких дорог через горы, позволяющих доехать в глубь страны, все привозили и увозили только по воде. Те немногие люди, которые здесь остались, зарабатывали на жизнь разведением устриц, которых они возили через хребет на грузовиках. Еще они держали скот: пару овец, коров, кур. И выращивали овощи.
Ветеринар бывал тут, в старом городе, всего несколько раз. Ему тут не нравилось, и у людей почти не было денег. Но он чувствовал, что обязан приехать; в этом районе не было другого ветеринара, а бедняки полностью зависели от своих животных. Его вызвали открыткой. Он решил, что здесь нет телефонов.
Он миновал большую заброшенную ферму слева от дороги. Амбары, главный дом… все разваливалось, краска ободралась, провода порвались. Темно-коричневые доски, разрушенные ветром, водой и соленым воздухом. Дерево, изъеденное гнилью и термитами. Из-за дома вышел бык и медленно двинулся прочь.
В самом городе он увидел древний бензонасос с ручным приводом. Ржавый, покосившийся набок, он не имел стеклянной крышки; это была всего лишь колонна из жести с ясно видимыми цепью и колесом внутри. Это для лодок, решил он. Потом он увидел нескольких стариков, сидевших на длинной пристани и на ступенях главного здания города. Оно служило складом. Повсюду громоздились серо-голубые кучи устричных раковин. Дорогу тоже покрывали битые раковины; они блестели на солнце, и он слышал, как по ним хрустят шины.
Один из людей встал при виде грузовика. На нем были светлые джинсы, шерстяная куртка, заношенная до черноты, и шляпа. Остальные не пошевелились.
Ветеринар остановился рядом с ними.
– Привет, – сказал он.
Тот, кто встал, кивнул.
– Я получил открытку. У вас овца болеет?
Повернувшись, человек жестом велел ему следовать за ним. Ветеринар заглушил мотор, взял сумку и пошел за стариком по устричных ракушкам, мимо того, что когда-то было зданием маслобойни. Он узнал металлическую крышу и трубы холодильного оборудования.
Он нагнал старика у открытого загона.
– Почему вы решили, что она больна? – спросил ветеринар.
Старик ткнул пальцем. В грязи лежала на боку овца. Сначала ветеринар решил, что она мертва. Но когда он подошел к ней, овца открыла глаза и слегка дернула ногами.
– Я ее поднимал, – сказал старик, – но если она ложится, то не может снова встать.
Тут же стояли еще пятнадцать или двадцать овец и смотрели на них. Старик присел на корточки рядом с больной овцой, схватил ее за шерсть и дернул. Овце удалось опереться о землю, она сунулась вперед и кое-как проковыляла несколько шагов. Казалось, она не видела, куда идет. Один раз она рухнула на колени, а затем ткнулась мордой в грязь. Но ей удалось подняться обратно.
Ветеринар заметил, что овца волочит задние ноги. Спинальная инфекция, подумал он. Овца шаталась, как сломанная машина; как будто все части ее тела двигались самостоятельно. Она мотнула задом, ноги выскользнули из-под нее, она тяжело осела, а затем опрокинулась и снова легла на бок.
– Боюсь, придется ее усыпить, – сказал ветеринар.
– Нет, это моя лучшая овца, – возразил старик, – она приносит двух ягнят каждый год, и ей всего шесть лет.
Открыв сумку, ветеринар достал инструменты. Ректальным термометром измерил температуру, а потом прослушал легкие. Лихорадки не было, и хрипов в легких тоже.
– Пневмонии нет, – сказал он, – пока нет, во всяком случае.
Придерживая овцу коленом, он осмотрел ее задние ноги и позвоночник. Может быть, это столбняк, подумал он. Но скорее всего, это киста в позвоночнике.
– Я сделаю укол антибиотиков, – сказал он и достал бутылки и иглу. Это было все, что он мог для нее сделать, – наблюдайте за ней. Если она умрет, лучше сделайте вскрытие, чтобы выяснить, что это было. Чтобы она не заразила остальную часть стада. Дайте ей около недели.
Он начал убирать инструменты. Овца лежала там, где была, ее глаза были широко открыты. Она не делала никаких попыток встать.
– Это все собака, – сказал старик.
– Нет, – сказал ветеринар, – никаких признаков травмы.
– В прошлом году сюда забрел ужасный черный пес. Я хотел его прикончить, но не успел достать ружье.
Когда он выходили из загона, ветеринар услышал кашляющий звук. Осмотревшись, он увидел барана, который стоял с опущенной головой, широко расставив передние ноги, кашлял, тряс головой и тяжело дышал.
– Возможно, у него легочный червь. Я не говорю наверняка, но такая вероятность есть.
Старик ничего не сказал.
– Нельзя допустить, чтобы он попал на пастбище. В сырой атмосфере он может перезаражать все стало.
– Не думайте вы об этом баране, – отрезал старик, выходя из загона, – у меня больше трех сотен овец. Этот баран просто устал. Он покрыл всех моих овец. Немудрено устать после такого.
– Легочные черви очень заразны, – сказал ветеринар. Сидя в грузовике, он выписал счет и передал его старику. Старик посмотрел на его бумажку, полез в карман и достал кожаный кошелек, отсчитал три доллара и передал их ветеринару.
– Никогда сюда не возвращайся, – сказал старик.
Ветеринар опешил.
– Мой баран здоров. Это была любезность с моей стороны, позвать тебя сюда. Я хотел дать тебе работу.
Через мгновение ветеринар обрел голос и возразил:
– Три доллара за то, чтобы проехать двадцать миль и сделать укол антибиотиков, – это не так уж и много.
– А нечего смотреть на моих баранов. Я тебя не звал смотреть на барана.
Старик двинулся прочь, к своим товарищам на пристани.
Мгновение ветеринар посидел, не заводя мотор. Ему хотелось крикнуть старику, что он потерял деньги, приехав сюда, и что он дал ему хороший совет, бесплатный совет, насчет барана. Что баран может заразить все стадо и что этот совет может стадо спасти. Но старик не хотел слышать, что еще одно животное больно. Ему было достаточно трудно принять, что его лучшая овца умирает от кисты в позвоночнике. Он считал, что ее покусала собака и что укол ее вылечит. Старик был напуган и зол, и это ветеринар принес ему плохие новости, так что ветеринар и был виноват.
«Как будто я не знаю этих старых фермеров, – подумал ветеринар, заводя грузовик. – Они ведут простую жизнь, и все неприятное их страшит. Вместо того чтобы злиться, – подумал он, – я должен пожалеть его». Но он не мог. Такое случалось часто. Фермеры всегда пугались, узнав, что больные животные заразны. Ему всегда приходилось брать на себя вину. Неудивительно, что прежний ветеринар уехал. Неудивительно, что доктор Брайант не смог добиться здесь успеха.
Надо было оставаться в Кэнон-Сити. На ранчо у шурина.
Посмотрите на этих стариков, подумал он. Сидят вдоль сломанной пристани, положив руки на колени. Ждут баржу с устрицами.
Что они делают? Открывают устрицы? Смотрят на воду? Они никогда ничего не чинят и не ремонтируют. Никогда не красят свои дома. Никуда не ходят, разве что возят своих устриц в город раз или два в неделю и забирают припасы. С тем же успехом они могли бы умереть.
Он проехал мимо пристани и поехал через старый город, мимо заброшенного продуктового магазина с выбитыми окнами, заткнутыми тряпками, мимо старого склада зерна, мимо кузницы. Справа он увидел старую заброшенную первую школу Каркинеза.
На квадратном желтом здании все еще торчал флагшток, но флага не было. Крыльцо провалилось. Дверь была открыта, и внутри он увидел только темноту.
Дорога снова пошла в гору. Он ехал мимо хижин из досок и рубероида, без фундамента, покосившихся и вязнущих в песке. В одном дворе валялся ржавый кузов автомобиля, а рядом играли двое детей. Хуже Бедняцкой лощины, подумал он. Дети были одеты в какие-то лохмотья, нестриженые волосы свисали сальными прядями. В каком-то смысле это была часть Бедняцкой лощины. Кто-то из этих людей нанимался на сельскохозяйственные работы, на сбор фруктов, на мельницы. По крайней мере, он так думал. На самом деле он не знал, как они выживали. Они не могли все жить за счет устричной фермы.
А потом он увидел нечто удивительное. Из крыши хижины торчала телевизионная антенна, удерживаемая растяжками, трехсекционная мачта высотой не менее пятидесяти футов.
Значит, у них здесь есть телевизоры, подумал он.
На обратном пути, уже в лесу, он открыл блокнот, чтобы посмотреть следующий вызов. Вызов приняла его жена, и он первый раз увидел эту и