Тем временем у агентства Бернса возникли серьезные проблемы. В начале 1917 года самого Джеймса Бернса обвинили в организации незаконной слежки. В результате во время судебного процесса, который проходил во Флориде, судья заявил, что агентство Бернса «представляет опасность для общества». Уильям Мэнсфилд подал против Уилкерсона иск в связи с незаконным арестом и жестоким обращением и отсудил у него 2500 долларов. Журналиста Джека Бойла, партнера Уилкерсона по шантажистской затее, в январе 1917 года арестовали в Канзас-Сити за хранение наркотиков, что навсегда вывело его за рамки нашей истории.
Когда в конце февраля 1917 года штат Айова и округ Монтгомери вторично собрали Большое жюри по делу об убийстве в Виллиске, подготовленному к рассмотрению Уилкерсоном, ситуация существенно изменилась. Прежде всего на этот раз у жюри был доступ ко всем собранным Уилкерсоном материалам, из которых становилось ясно, каких свидетелей он собирался привлечь для доказательства вины Джонса и что именно они должны были сказать. Во-вторых, офис генерального прокурора штата Айова нанял целую команду действительно квалифицированных детективов.
Уже через несколько дней после начала слушаний члены Большого жюри начали замечать, что свидетели один за другим говорят совсем не то, что было обещано в предварительных записках к делу, подготовленных Уилкерсоном. В одних случаях они частично меняли показания, якобы данные Уилкерсону, в других полностью от них отказывались и заявляли совершенно другое. Человек, который, по словам Уилкерсона, якобы видел в ночь убийства рядом с домом Муров Альберта Джонса и еще двух мужчин, прибыв в Айову из Монтаны, заявил, что на самом деле ничего такого не видел и не говорил. В подавляющем большинстве других случаев все было примерно так же. В результате никто из свидетелей не дал тех показаний, которые, если верить Уилкерсону, должен был дать.
Свидетелей Уилкерсона можно разделить на две группы. Первые – примерно 70 процентов – были вполне надежными, но не могли сказать ничего, что свидетельствовало бы о виновности Джонса. Во вторую группу вошли свидетели, чьи показания в самом деле могли уличить Джонса, но они были крайне ненадежными, не заслуживающими доверия людьми с репутацией отъявленных лжецов. Поэтому их утверждения, что они якобы своими глазами видели и собственными ушами слышали, как Джонс и его соучастники планировали и даже совершали убийство, трудно было воспринимать всерьез. При этом все они, за исключением одного, некоего Уоррена Ноэля, ранее не говорили ничего подобного никому, кроме Дж. Н. Уилкерсона.
Когда квалифицированные следователи из офиса генерального прокурора штата Айова проверили все эти показания, оказалось, что доверять им нельзя: в критически важные моменты практически все свидетели отсутствовали там, где находились согласно их заявлениям.
В результате Большое жюри переключилось на изучение вопроса о том, как же проводилось расследование. Дж. Н. Уилкерсон был вызван в качестве свидетеля, и его попросили объяснить расхождения между тем, о чем говорилось в подготовленных им материалах, и реальными показаниями свидетелей. Отвечать на вопросы Уилкерсон отказался и был отправлен в тюремную камеру на 24 часа за неуважение к суду. Целая толпа сторонников детектива затопила улицы города, требуя его освобождения, но ему пришлось отбыть наказание полностью.
В своем докладе Большое жюри подвергло Уилкерсона жесточайшей критике и опровергло все его домыслы. Уилкерсон был сильно уязвлен этим, но в городке все еще оставалось большое количество его почитателей. Он выставил округу счет за проделанную им работу на 595 долларов 29 центов. Состоялось еще одно публичное собрание, на котором весьма эмоционально обсуждался вопрос, платить Уилкерсону эти деньги или не платить. В конечном счете требуемую сумму ему выплатили. Детективное агентство Бернса уволило Уилкерсона – вероятно, это произошло в апреле 1917 года. Но и это его не смутило. Он остался в городе и продолжал организовывать митинги и собрания.
Затем законодательное собрание штата Айова приняло так называемый законопроект Томпсона, в котором прямо говорилось, что Уилкерсону в дальнейшем запрещается заниматься расследованием преступлений. Уилкерсон с группой своих сторонников поехал в Де-Мойн, встретился с губернатором Уильямом Л. Хардингом и попросил его не подписывать этот документ, который, по его словам, был направлен против него, Уилкерсона, и ограничивал его свободу. Тем не менее 26 апреля 1917 года Хардинг поставил под законопроектом свою подпись, сделав его тем самым законом штата.
Примерно в это же время в России был убит Распутин. Однако остановить Дж. Н. Уилкерсона была куда труднее, чем Распутина. Даже преследуемый неудачами, находясь под чудовищным давлением, он решился нанести удар. Во время суда над ним по обвинению в организации кражи со взломом Уилкерсон собрал в зале целую толпу своих приятелей и сторонников, которые всячески поддерживали его и осмеивали выступления противоположной стороны – в точности так же, как это было во время рассмотрения иска по поводу клеветы, который подал против него Фрэнк Джонс. Уилкерсон обвинил генпрокурора штата в краже его бумаг, связанных с расследованием, которым он занимался на протяжении многих лет. Он назвал прокурора штата Хораса Хавнера продажным крючкотвором и принялся публично насмехаться над ним.
Скажем прямо, если вы мошенник, с прокурором штата лучше не враждовать. Я бы этого, во всяком случае, не рекомендовал. Но Уилкерсон превратился в серьезную проблему. Теоретически ему было запрещено проводить собрания и митинги в Айове, но он стал организовывать их по другую сторону границы, в Небраске. Как-то раз он даже арендовал целый поезд, чтобы доставить туда участников митинга с запада Айовы. Активисты, продавая билеты, говорили, что речь идет просто об экскурсии. В соседнем штате Уилкерсон тоже собирал толпы людей. Но жители Небраски, с удовольствием участвуя в массовых мероприятиях, денег на поддержку Уилкерсона и его расследования не давали. Поэтому вскоре он снова перенес свою публичную деятельность в Айову. Закон Томпсона, ограничивавший проведение массовых мероприятий, был неконституционным, его исполнения нельзя было требовать в принудительном порядке, так что он его попросту игнорировал.
В конце концов Уилкерсону удалось убедить значительную часть населения региона – пожалуй, более половины местных жителей, – что местные власти задались целью любой ценой добиться оправдания Фрэнка Джонса. Он не только не прекратил свою публичную деятельность, но, наоборот, еще больше ее активизировал. Его сторонники объединились в организацию под названием «Гражданский комитет по расследованию», известную также как Ассоциация защиты округа Монтгомери. Ее участники платили членские взносы, у ассоциации были свои руководители и проекты, которыми она собиралась заниматься. Имелась даже клятва для новообращенных. Я, вступающий в организацию, торжественно обещаю не выдавать ее секретов и делать все, что в моих силах, помогая ей отстаивать закон и справедливость. Обещаю защищать организацию и ее членов от несправедливостей любого рода. Уилкерсону уже не надо было заботиться о том, чтобы заранее арендовать зал для проведения того или иного мероприятия или вовремя распространить листовки, – этим теперь занималась его группа поддержки. Ее представители собирали взносы и снабжали Уилкерсона деньгами, а также следили за тем, сколько средств удалось добыть в ходе той или иной конкретной акции. У Уилкерсона имелся список из 100 вопросов, которые он хотел задать Фрэнку Джонсу, и этот список регулярно обсуждался на митингах. Члены «Гражданского комитета по расследованию» издали его в виде сборника и продавали во время собраний. Выручка при этом шла в карман Уилкерсону. Он больше не нуждался ни в агентстве Бернса, ни в финансовой поддержке округа. Перестал он и мечтать о том, чтобы содрать отступные с Фрэнка Джонса, поскольку катался как сыр в масле.
А генеральный прокурор штата Айова тем временем готовился оказать ему неоценимую услугу. Хорас Хавнер взял под личный контроль ход заседаний Большого жюри в 1917 году (имеется в виду второе Большое жюри). Его очень заинтересовало само преступление, из-за которого оно и было собрано. Он знал, что обвинение Уилкерсона похоже на карточный домик. Прокурор задавался вопросом: если за убийством стояли не Джонс и Мэнсфилд, то кто же его совершил?
И тут на сцену выходит преподобный Келли.
Если мы назовем его жалким неудачником, это будет все равно что не сказать ничего. Преподобный Л. Дж. Дж. Келли, или попросту Лин Келли, был маленьким тщедушным человечком. Он был очень слаб и физически, и умственно, и духовно. Но главной его слабостью было отсутствие воли, энергии и решимости. Почти все люди имеют как слабые, так и сильные стороны. Но преподобный Келли был слаб абсолютно во всем. Его нельзя было назвать действительно глупым, но его ум был настолько неорганизован, что он вел себя глупейшим образом. Келли был женат на грубой, неотесанной женщине, которая благодаря своему росту возвышалась над ним, как башня, и открыто презирала мужа. Время от времени преподобного заставали за попытками подглядывать в окна соседей. Рассерженный муж соседки в таких случаях подолгу гонял преподобного, который испуганно улепетывал от него, опасаясь расправы. Когда преподобный Келли волновался, речь его становилась настолько бессвязной, что было попросту невозможно понять, что он говорит. Если прочесть его письма, часть которых была опубликована и благодаря этому сохранилась до наших дней, то можно увидеть, что, начиная фразу, он к середине ее уже успевал забыть, о чем, собственно, хотел написать и какую мысль выразить.
Преподобный Келли накануне убийства в Виллиске присутствовал на церковной службе, посвященной Дню защиты детей, – той самой, которая была организована Сарой Мур и которую за несколько часов до своей смерти посетили сестры Стиллинджер. Он не был священником, но хотел им стать, хотя религия не являлась его призванием. Просто, дожив до сорока лет и не преуспев ни в одной профессии, он решил попробовать себя в новом деле. Хотя в те времена слово «интерн» не употреблялось так широко, как в наше время, именно оно, на мой взгляд, отражает тот путь, по которому преподобный Келли пытался попасть в лоно церкви. Он не раз принимал участие в семинарах в Омахе и провел много времени, посещая пресвитерианские церкви региона, чтобы научиться читать проповеди. При этом он частенько брал у людей взаймы, а потом начинал бегать от своих кредиторов. Уже после убийства в Виллиске, но еще до того, как он получил тюремный срок за свои проделки, преподобного Келли выгнали из богословской школы, а Ассоциация пресвитерианских церквей Южной Дакоты подвергла его публичному осуждению.