Остаток времени – разборка имущества, вернее, ее окончание, и распределение по плавсредствам. Экипажи раскидались примерно так: первой идет лодка с Аром и Андреем, дальше плот с Анлен и Ларбо, а также моей персоной, и арьергардом – плот с Чисиметом и Брыком. Хоть грести каждый коллектив будет сам, но связываться все равно придется. Опять ночь, дежурства, туманное утро, и вперед! Весло в воду и обратно, только волны вокруг каравана идут. Анлен смотрит на берега и, видимо, страдает от неизвестности впереди, а может, и нет, бог ее знает. Это самое проточное озеро длинное и узкое, тот берег на наш похож, только покруче, и лес на нем повыше произрастает. Грести с непривычки мрачно, но я приноравливаюсь, а вот Ларбо с не знаю уж чего, что называется, рвет жилы, я то и дело ему показываю – мол, потише, а то сотрет руки, и нечем вообще грести станет. Наконец, дело налаживается, и плот перестает крутиться и вилять. Те же затруднения, видимо, испытывают и другие экипажи, потому что вся процессия сначала извивается как змея или, скорее, червяк, но потом, вроде, выправляется.
Проходит первый час, второй, а там и третий начинается, веревка от Ар-Андреевского судна уже не дергает нас из стороны в сторону, а Чисимет с Брыком точно в хвост пристроились и курс держат ровно. Дабы наша пассажирка не скучала, я предлагаю ей заняться рыбной ловлей, показываю, где лежит снасть, и объясняю, как пользоваться синтетической наживкой. Анлен разворачивает леску, цепляет крючок мне за штанину и грациозными движениями начинает его отстегивать.
Солнце в зените, и палит ощутимо, хотя мы, в общем-то, достаточно далеко на север забрались. На голубоватом небе висят два кучевых облака, висят неподвижно, и это мне несколько давит на нерв. У Анлен клюет, вяло, но все-таки, и до привала она набирает штук десять небольших рыбин, которых я называю для удобства карасями. Берега по краям потихоньку меняются – и сошлись они поближе, и лес пореже стал. Я бросаю весло, дергаю за переднюю веревку, потом заднюю и ору, что, мол, пора и пообедать. Пристаем к тому же западному берегу, хотя восточный ничем не хуже. Лес не просто пореже стал, а вообще по-другому выглядит. Там, где мы падали, были сосны как сосны – как колонны или столбы какие, а тут деревья кривые да перекошенные, я бы сказал, скомканные. Земля под ними бестравная, только иголками присыпана, и они, и сам грунт имеют тот же коричневато-красный оттенок, что и стволы сосен.
Чисимет уже разводит огонь, летчики дружно чистят рыбу, а я отмечаю, сколько мы прошли, по карте это вообще мизер, пол-сантиметра не будет. У Ара идея – плыть не отдельными лодками, а собрать все в один большой плот. Мне эта идея нравится, и всем эта идея нравится, надо только подумать, как ее в жизнь провести. Брык берется сделать все «в ажуре», берет топор, и мы с ним идем в лес искать подходящую древесину, причем поиски оказываются труднее, чем я ожидал. И вообще, в лесочке этом нехорошо. Вроде бы и ветра нет, и солнце сияет, а все равно что-то не то, и набрав-таки достаточно толстых и относительно прямых веток, мы с превеликой радостью возвращаемся к берегу.
Вокруг костра стоит вкусный запах рыбкиного супа – ухи, то есть, – народ притулился кто как, по способности, наслаждаются, и нам в тарелочках оставили. Судя по победному лицу Анлен, готовила она – что ж, совсем неплохо. Ларбо, тот вообще сияет, вот он подходит ко мне и присаживается рядом на вязанку стройматериалов. Устроился поудобнее и деланно спокойным голосом осведомляется: «Ну, как?» Я честно хвалю:
– Хорошо, хорошо, только ты-то чего сияешь?
Ларбо морщится, на шпильку мою что ли? Нет, просто оказалось – на сучок напоролся. Я последние капли ухи долизываю, а он роется в куче дров, ищет причину дискомфорта. Вот вытащил здоровенный комль, а из него острием наружу наконечник стрелы, а с другой стороны – черенок обломанный. Я так понимаю – стрела сквозь ветку насквозь прошла? Ларбо тоже так понимает и лихорадочно ворошит кучу, и находит еще две ветки, в одну из них просто наконечник всажен, а из другой два черенка торчат.
Я подзываю Ара и Чисимета – начинается осмотр вещественных доказательств. Черенки стрел почернелые, лет им не менее сотни. Наконечники – четырехлучевая звезда, если смотреть спереди, таких я не видел, хотя… Вспомнил: давно-давно, еще у Красного хребта, в нас такими стрелами банда швыряла, и к ним тогда что Чисимет, что Керит очень опасливо отнеслись. Вот и сейчас Чисимет на них со страхом некоторым смотрит, но никаких разъяснений делать не торопится. Ну и ладно, обойдемся, а я рожаю очередную мудрую мысль о бдительности и внимании и заканчиваю в смысле, что полюбовались и будя, пора за дело браться.
Работа: Ар и летчики, по пояс в воде стоя, связывают и скрепляют плоты, а остальные на берегу заготавливают материал. Анлен самоотверженно машет топором – пришлось отобрать, а то еще ногу отрубит себе или еще кому, кто рядом случится. Она уязвлена, но изображает полное спокойствие и берется перетаскивать деревяшки к берегу – ну, это ничего.
Проходит час – и готово дело. Сооружение выглядит неуклюже, но устойчиво и надежно: Андрей стоит на самом краю – хоть бы накренилась конструкция. Лодку – которая с мотором – эти ребята так поставили, что если надо, можно отцепить и смотаться куда надо, мне это нравится. А в составе всей системы двигатель лодки можно использовать для ее движения, конечно, если день солнечный. Несмотря на находку, настроение у народа бодрое. Андрей жалеет, что нет под рукой бутылки шампанского – шампанское сам бы выпил, а бутыль можно и разбить. Бутылка отсутствует, и тогда он предлагает обозвать нашу творению «Транспортно-исследовательским комплексом имени Заокраинного Запада» – в ответ воцаряется неловкое молчание, только Ар роняет вполголоса: «С этим не шутят!» Без лишней помпы комплекс нарекается «Анарлааном» – в честь уж не помню какого героя, а может, и короля; Ар проводит весь необходимый ритуал, и дальше поехали.
Озеро постепенно превращается в средней ширины реку с достаточно резвым течением, грести можно и не стараться, и функция сидящих на веслах заключается в том, чтобы поддерживать нашу баржу «носом» вперед. Солнце лениво переползает к западу, сейчас оно наполовину упрятано в одно из двух облаков, они как висели себе, так и висят в том же месте, что, вообще говоря, странно.
Пока все идет налаженным чередом – трое у весел, трое с удочками, я решаю еще раз эти стрелы осмотреть. Вытаскиваю из кармана тряпочку, разворачиваю – все пять штук тускло отражают солнце… Погоди, погоди, откуда пять?! Я же три клал, точно помню! Раз, два, три, четыре… – обалдел, аж пересчитывать взялся, как будто три с пятью спутать можно. Две из них явно поновее, и щепок деревянных нет в них – поди разбери, что за этим стоит, но народу пока показывать не стоит.
Берега теперь оба высокие, а у воды – осока, камыш и прочие водные травы, а от леса только верхушки виднеются. Ну его на фиг – это общее мнение, и стоянку решено делать прямо на воде. Якорь-булыжник утаскивает за собой в воду почти всю пятиметровую веревку, и «Анарлаан» разворачивается носом (договорились – носом называть сторону напротив крепления лодки) к течению. Дежурства распределены по-старому, а Анлен пусть спит, сил набирается, проку от нее все равно не будет.
Тишь, гладь, благодать сплошная. Небо покрывается оранжевой дымкой, а там и звезды появляются. По соображениям пожарной безопасности костра не разводим, ужин – холодная консерва, а на запивку – речная вода. Рядом с нами в реке охотится какой-то хищник, из воды то там, то тут выпрыгивают мелкие рыбки, а по воде расходятся мощные круги. В камышах орут лягушки, иногда раздается тяжелый плюх, тогда ор на пол-минуты прекращается, а затем снова. Комаров мало, а те, что есть, какие-то уж очень смирные, но комары – дело десятое, а вот кто там в камышах на берегу шебуршится, да так азартно? Чисимет не знает, и я не знаю, а шум стоит всю нашу вахту, но не палить же просто так, вслепую в темноту?
– Слушай, – говорю, – Чисимет, а скажи, оружие одушевленное ведь бывает?
– Конечно, ну?
– А какое, тут есть закон или порядок?
– Да нет. А так – мечи чаще всего. Копья такие могут быть, и луки с именами. А вот топора такого я не видал ни одного, и аркан тоже вряд ли можно волей одарить.
– А стрелы?
– Нет. Я же говорю, луки знаменитые были, им жизнь долгая, а стрела – что? Один полет и все, а для одушевления оружию надо долгий путь пройти. Да и не всегда это хорошо. Вот когда мы еще всемером шли, у одного из нас меч попросту взбунтовался. Не хочет людей рубить, и все тут. Тролли, этры, гоблинские породы – пожалуйста, а людей ни в какую. Либо промахивался, либо бил, синяки только оставляя.
– И что?
– А кому такая игрушка нужна? Продать его пришлось, благо в тех местах все на купить-продать помешаны.
Я некоторое время размышляю о судьбе меча-гуманиста, и дальше беседа:
– А вот помнишь, мы сегодня стрелы нашли? Ну, вроде тех, что у Хребта в нас орки пуляли? Ты их тогда очень испугался, помнится мне?
Чисимет плечами поводит:
– Не испугался, а просто отнесся достаточно серьезно. А иначе нельзя – стрелы эти хоть и без души, а если попадет, хоть царапнет, то конец верный. Если сразу ее выдернуть – то обычная рана будет, а побудь она в теле хоть секунд десять – и через кровь начинает прорастать металл с наконечника, сначала тоненькими ниточками, а затем они все толще и толще. Смерть не из лучших. У нас когда-то давно появились орды странных существ, вооруженных этим оружием, они просто прошли дугой с севера на запад, и теперь я снова встретил их следы.
– А кто это были – на кого похожи, то есть?
– Больше всего на гоблинов, но с очень непривычно разложенным заклятьем. С севера они откуда-то шли, там у всяческих злобных народов как бы рассадник.
Разговор прерывается, и я тихонько ощупываю мешочек с наконечниками – их уже не пять, а семь или восемь. Конечно, их лучше бы выбросить – мало ли, чем они обросли за это время, – но, поразмыслив немного, я привязываю мешочек к перемычке – пусть в воде висит. Только привязал – хруст в осоке приближаться начал. Чисимет за меч хватается, а я одной рукой Андреевский пистолет поднимаю, а другой фару с лодки нащупываю – она посреди комплекса установлена в виде прожектора. Звук уже совсем рядом, но теперь это не как раньше – обедающий гиппопотам, – а просто кто-то грузный и тяжелый пробирается по болоту. Этот кто-то к нам претензий не имеет, а просто хлюпает и топает вдоль берега, а дальше по течению выбирается на чистую воду. Я фонарь так и не включал и всего-то разобрал широкую спину – и вправду, гиппопотам один к одному.