– Ты нализался. Нет никакой старухи на Трегантер-роуд.
– Можно выпить? – спросил Остин и плеснул себе виски в бокал, один из приготовленных Людвигом.
Норман звонил. Завтра Норман явится снова.
– У вас с Митци праздник? Завидую. Разрешите присоединиться?
– Нет у нас никакого праздника. Я жду Грейс. Наконец согласилась прийти.
– Согласилась, говоришь? – оживилась Митци. – Наша компания ей не совсем подходит.
– О, Грейс согласилась прийти, – подхватил Остин. – Прекрасно.
– Да не в том дело, – перебил его Людвиг.
– А в чем?
– Можно, мы посидим с вами? – спросил Остин. – Без угощения. Мы просто так посидим, выпьем.
– Не обижайтесь, но не надо, – ответил Людвиг. – Я хочу остаться с Грейс наедине, понимаете?..
– А, все-таки мы недостаточно чистые, – нахмурилась Митци. – Может, нам вообще поклониться в ножки мисс Грейс, что навестила нас, убогих? Миссис Дорина тоже сюда не является, брезгует.
– Дорину оставь в покое, – вспыхнул Остин. – Ты ее не понимаешь и никогда не поймешь.
– Вот уж точно, такая глубокая, что дна не разглядеть, – сказала Митци. – Но для нас, простых смертных, лучше мелко да весело, чем глубоко и нудно до смерти.
– Ты просто завидуешь. И вообще, про Дорину ни слова!
– Завидую? Бедной девушке, у которой шариков не хватает?
– Да как ты смеешь так отзываться о моей жене! – вскочив, заорал Остин. – Да она в сто, тысячу раз лучше тебя! Ты имя ее произносить недостойна! Она моя жена, я ее люблю и уважаю!
– Пожалуйста, идите куда-нибудь в другое место и там ругайтесь сколько хотите, – не выдержал Людвиг.
Митци поднялась и, как высоченная скала, нависла над столом.
– Твоя жена! Твоя жена! Ишь ты, какое имечко ласковое ей придумал, а за помощью лазишь к другим, другие тебя содержат. Ко мне приходишь просить, а потом меня же оскорбляешь в моем собственном доме…
– Прошу вас, Грейс сейчас придет…
– Да это ты, ты сама меня к себе затаскивала! И задницей крутила, как бешеная, когда я согласился! У меня и в мыслях не было!
– Нет, это ты придумал! Все точно рассчитал! Паразитируешь на людях! Жалкий попрошайка! Приживал! Даже когда прислали ко мне Людвига, не смог удержаться: мол, богатый американец, можно его доить, если понадобится. Так вот тебя отрекомендовал.
– Ничего подобного!
– Так, так! Мало того, что паразит, так еще и врун. Паразитируешь на женщинах. Вот у Дорины от тебя мозги и поехали. И первую жену в гроб уложил. И на Грейс бы лапу наложил, если бы случай подвернулся. Следи, Людвиг, а то он и до Грейс доберется…
– Митци… Остин… я вас прошу!..
– А ну пошла вон из комнаты, – угрожающе приказал Остин, сделав несколько шагов вокруг стола.
– Это моя комната. Сам пошел вон. Из дома тоже! Обгадил еще один день моей жизни. Еще один! Чтоб ты пропал!
– Ты не знаешь, в какую беду я вляпался! – хрипло выкрикнул Остин. – Не знаешь, какая мука для меня эта жизнь! Если бы ты знала, не зверела бы так!
– Ах ты, маленький малек!
– Ты пьяна!
– Я вас прошу обоих!..
– Мужчинка, муженек, полезай в коробок, там лежи и не жужжи.
– Заткнись, зараза. А то я тебя сейчас!
– Попробуй тронь меня, Остин Гибсон Грей! Я хоть и хромая, но ты у меня попрыгаешь!
– Только не здесь, не в комнате! Эй, стойте, стойте!
Митци изо всех сил толкнула Остина. Тот попятился.
Бутылка бордо перевернулась, сковородка с недожаренным омлетом упала на пол. Остин зашатался и рухнул в камин.
– Дрянь! Очки сломала! И руку! Дрянь проклятая!
Людвиг начал поднимать Остина. Митци села и оглушительно разрыдалась.
– Я же тебя люблю, дурак ты, кретин. Кроме меня, тебя же больше никто не любит. И на черта, сама не понимаю. Слизняк ты, и все… Еще когда-нибудь пожалеешь. Я только одна тебя понимаю и люблю. А ты мне в душу плюешь…
– А, всю одежду изгадила и очки мне разбила, паскуда! О, здравствуйте, Грейс!
– Грейс! – закричал Людвиг. Ему тоже досталось – весь был в остатках омлета.
– Принцесса прибыла, – провозгласила Митци, вытирая глаза скатертью.
– Прости, Грейс, – начал оправдываться Остин, – мы тут немного поспорили. Вид у нас не совсем парадный.
– Бухаем тут каждый день, но деремся не каждый, – объяснила Митци. – Не стесняйся. Присаживайся. Налить?
– Нет, не надо.
– Киска, прости… – пробормотал Людвиг.
Грейс связала волосы на затылке в узелок. На ней было несколько старомодное, длинное зеленое шелковое платье. В правой руке, через которую был переброшен плащ, она держала букет ирисов. Видно было, что она не верит собственным глазам.
Остин стряхивал грязь с костюма, который к тому же был залит вином. Из размазанного по полу омлета он выковырял свои очки с погнутыми дужками и зашелся в сумасшедшем хохоте.
– Лягушечка, любимая, – пробормотал Людвиг, устремляясь к Грейс.
– Лягушечка? – ехидно переспросила Митци. – Или жаба?
– Митци, не могла бы ты уйти? И ты тоже, Остин. Я понимаю, но…
– Ты платишь за комнату, но это мой дом, – сказала Митци. Она поднялась, огромная, пышногрудая, стиснутая тесным передником.
– Митци, ну я тебя прошу…
– Хоть бы кто-то был вежлив со мной, но нет, всем не до того. Ну да, зачем с этой старой Митци, старой торбой Митци, церемониться? Этот живет на моем иждивении. А что до тебя, Людвиг Леферье, то, помнится, как-то ты даже был счастлив, обнимая меня и целуя, а что сейчас слышу: «Иди себе»! Хорошо, пойду. И моего мужчинку с собой заберу. Идем, Остин. Наше место в буфете.
Когда они ушли, Людвиг и Грейс посмотрели друг на дружку.
– Лягушечка…
– Значит, так…
Внизу хлопнула дверь.
– …собирай вещи.
– Зачем?
– Собирай вещи. Ты здесь больше не живешь.
Через несколько минут они уже садились в такси. Дождь все еще накрапывал.
– Кинг-роуд, – велела Грейс.
И в темноте автомобиля тоже пахло дождем.
– Лягушечка…
– Людвиг, ты и в самом деле ее целовал?
– Да, но не так, как ты думаешь. Она напилась. Мы с Гарсом вынуждены были укладывать ее спать. Я ее положил, а она вдруг обняла меня за шею. Мне стало ее жаль, и я поцеловал, просто от жалости, а кроме того, ведь она меня держала за шею, а не… Ну, честное слово, она была мне противна… Просто стало ее жалко…
– Не знала, что ты такой жалостливый.
Людвиг тяжко вздохнул.
Наступило молчание. Потом Грейс прильнула к нему.
– Ну хорошо. Только не делай так больше.
– Лягушечка, ты не сердишься! А куда мы едем?
– К Мэтью.
– Мэтью?
– Да. В Виллу. Будешь жить у Мэтью. Я так решила. Чтобы двое дорогих мне мужчин находились в одном доме.
Людвиг снова вздохнул.
– Пожалуйста, снимайте пальто.
– Ничего, что мокрые? – спросил Людвиг.
– Не беспокойтесь. Мэвис, включи обогреватель. Присаживайтесь. Выпьете чего-нибудь?
– Мне, пожалуйста, воды, – сказала Грейс, – и бисквит, если есть.
– О, может, вы хотите перекусить? Мы с Мэвис пообедали уже давно.
– Нет-нет, мы тоже ели, правда, Людвиг? – произнесла Грейс, пнув жениха в щиколотку.
– Да, да, спасибо, мы сыты.
– Несколько бисквитов, кажется, найдется в…
– Значит, решено, Мэтью, да? – снова спросила Грейс. – Людвиг тут будет жить?
– А как же иначе, Грейс, ведь это твой дом. И я тебе очень благодарен, что могу здесь жить.
– Людвиг может поселиться в белой комнате, в той, с кошками.
– Я очень рад, что Людвиг будет жить рядом со мной.
– Мне все же кажется, что мы вас побеспокоили, – вмешался Людвиг. – Дело в том… Да, еще немного виски, спасибо…
– Да нет же, ничуть!
– Мне, наверное, уже пора идти, – сказала Мэвис. Она и Мэтью обменялись взглядами.
– Провожу тебя до дверей. Прошу прощения. Выйдя в коридор и притянув к себе Мэвис, он буркнул: «А чтоб их всех!»
В гостиной Людвиг говорил шепотом:
– Мы страшно им мешаем, я же вижу. Мэтью не хочет, чтобы я тут поселился. Я для него абсолютно посторонний. Наверняка ругает меня, на чем свет стоит. И к тому же зачем ты сказала, что мы уже пообедали, я умираю с голоду, не успел позавтракать…
– Съешь пирожное!
Вернулся Мэтью.
– Как мне приятно видеть вместе двоих моих любимых мужчин!
Мэтью и Людвиг скептически усмехнулись.
– Еще виски?
– Нет, спасибо.
– Дорогой, попробуй пирожного!
– Благодарю, дорогая!
– Ну, мне, пожалуй, пора, – сказала Грейс. – У меня гора с плеч свалилась. В том доме Людвигу нельзя было оставаться. Что ж, спокойной ночи. Мне надо идти, а вы должны познакомиться, поговорить как мужчина с мужчиной. Какое счастье видеть вас вместе, от этого так радостно на душе, так спокойно. Ну, доброй ночи, доброй ночи.
Мэтью и Людвиг вернулись в гостиную.
– Я покажу вам комнату? – предложил Мэтью.
– Извините, я чувствую, что помешал… Грейс хотела как лучше, но…
– Нисколько вы не мешаете. Еще виски? Я себе тоже налью.
Они сели и вперились друг в друга взглядами.
Людвиг видел перед собой пожилого господина, одетого в домашнюю куртку из дорогого твида, полноватого, лысеющего, глядящего как-то лукаво.
А Мэтью видел перед собой долговязого, стриженного ежиком американца, белокурого и смущенного.
– Остину не понравится, – сказал Людвиг.
– Я считаю, нам пора перестать так много думать, что Остину понравится, а что нет, – возразил Мэтью, – вам не кажется?
– Может быть.
– Значит, вы с Грейс женитесь?
– Да.
– И вы не собираетесь воевать?
– Нет.
– И возвращаться тоже?
– Нет.
– И ваши родители огорчены?
– Да.
– Тяжкий, тяжкий выбор. Расскажите подробней.
Людвиг видел перед собой хитрые круглые темные глаза. Его старались очаровать, но он был предупрежден.
«Мешочек поп-корна перевернулся, извергнув свое хрустящее содержимое на ботинки Родни. Золотая блевотина, подумал он, рассмеявшись безумным смехом, золотое дерьмо из золотой задницы, самое то для кровавого короля, для него, потому что он и есть – король. А теперь что-то медленно вползало в поле зрения Родни, это был ручеек ярко-красной крови, в тишине кровь медленно про