Подмастерье и ученики покачали головами, простились с Иисусом и ушли. Лишившись слушателей, раввин тоже покинул дом Иисуса.
– Люди и так злословят, поскольку не понимают, почему ты до сих пор остаешься холостым. Сегодня вечером они найдут еще одну причину для пересудов. А завтра начнут искать другую мастерскую, – сказала Мария.
Действительно, на следующий день никто не пришел к Иисусу.
Еще через день неподалеку собралась небольшая толпа зевак, решивших лично проверить слухи, будто Иисус, сын плотника Иосифа, не прекратил работать, как это предписано обычаями, Подмастерье Самуил ворчал, сетуя на то, что они не прервали работу, чтобы не потерять месячное жалованье, но теперь рискуют потерять работу навсегда. Он пошел относить готовое изделие заказчику, однако в том доме его встретили очень недружелюбно.
Вскоре пришел раввин и стал жаловаться, что Иисус, который, между прочим, родился не в Капернауме, сеет смуту среди местных жителей, поскольку не соблюдает установленных для всех правил.
– Существует только одно правило, которое необходимо соблюдать, – это Закон, – парировал Иисус. – Обычаи, о которых вы столь часто упоминаете, установлены людьми, а не всемогущим Господом. Если бы ваша паства неукоснительно соблюдала Закон и меньше думала об обычаях, мы не остались бы без работы.
– Кто вам позволил ссылаться на Закон, вам, кто не изучал его? – кричал возмущенный раввин.
– Любой человек может ссылаться на Закон, поскольку он существует для всех.
– Я надеялся, что вы раскаетесь, – сказал раввин и ушел, кипя от яростного негодования.
Иисус отправился в мастерскую, чтобы разъяснить сложившуюся ситуацию. Он объявил, что решил насовсем закрыть мастерскую после того, как выплатит всем жалованье.
– Это случилось по вине раввина! – запричитали ученики.
– Нет, – твердо сказал Иисус, покачав головой. – Если свирепствует чума и какой-нибудь человек заболевает, это не его вина. Раввин болен чумой.
В тот же день после полудня приехали Иуст, Симон, Иуда и Иаков в сопровождении Лидии и Лизии. Иисус повел их на могилу Иосифа, а затем домой, чтобы еще раз преломить хлеб в печали об умершем.
Они поговорили о пустяках, а потом Иуст спросил:
– Отец что-нибудь оставил нам?
– Он владел только мастерской. Если кому-нибудь из вас она нужна, пусть забирает ее, – ответил Иисус.
Они с удивлением посмотрели на него. Иисус объяснил, что у него возникли серьезные разногласия с жителями Капернаума. В течение нескольких минут все молчали. Затем Симон заметил, что отец, несомненно, поступил бы так же, как Иисус. Более того, он предложил Иисусу переехать в Вифлеем и поселиться вместе с ними.
Иисус покачал головой.
– Я не смогу спокойно жить в Иудее, откуда некогда бежал мой отец. Я не смогу жить так близко от Храма, священники которого жиреют на дарах, преподносимых Господу. Даже здесь, в Капернауме, подвалы синагоги забиты зерном в ожидании неурожайного года – ведь тогда раввин продаст его в десять раз дороже, к тому же насыпая неполные меры. Я уеду отсюда и буду ждать бурю.
– Бурю? – переспросил Иуст.
– Бурю, – подтвердил Иисус.
Чуть помедлив, он пояснил:
– Придет человек, и тогда разразится буря!
Они казались совершенно сбитыми с толку. Перед тем как лечь спать, они предложили, чтобы после отъезда Иисуса Мария перебралась к Лидии или к Лизии. Забота и прощение.
Ночь выдалась холодной и ясной. Звезды походили на слова, написанные серебром. Но никто не мог понять их смысл.
Глава XVВстреча с кудесником
В утреннем свете маленький караван, состоящий из полдюжины мулов, увозя детей Иосифа и их мачеху, скрылся в дорожной пыли, а Иисус собрался было зашагать в противоположном направлении, но решил немного передохнуть. Иисус расположился под деревом недалеко от дома, где провел детство и юность, дома, по закрытым ставням которого скакали солнечные зайчики.
– Время рождаться и время умирать, – бормотал Иисус.
Но он был свободен, и смерть казалась ему далекой маленькой черной точкой.
«Время плакать, и время смеяться».
Но он мало плакал, и у него не было ни малейшего желания смеяться.
«Время искать, и время терять».
Иисус только-только начал искать и никогда не испытывал предчувствия, что обречен на поражение. Ни одно из высказываний Екклесиаста не подходило ему. Он не испробовал и половины всего, вернее, он не испробовал ничего. Едва Иисус подумал об Иоканаане, которого ему явно не хватало, как вдруг понял, что тот часто бывал слишком заносчивым и слишком самоуверенным. Иисусу захотелось увидеть мир, его провинции и его города, его города и его долины, его долины и его людей. Он знал, что ему необходимо что-то сделать, но не знал, что именно.
Иисус встал и пристроил посох с дорожным узелком на плече. Как и в первое свое путешествие в Иерусалим, он взял с собой только чистое платье, сандалии, плащ, посох, хлеб и фиги. Все деньги он отдал матери, оставив себе несколько мелких монет.
Мария. Хрупкая и печальная, наивная и мудрая. И неразумная. Она щедро поила его своим молоком и окружала лаской и заботой. Но большего она не могла ему дать.
Иисус направился на восток, в Вифсаиду-Юлию, в Трахонитиду. Первыми, кого он встретил, были крестьяне. Иисус спросил, не разрешат ли они ему сорвать несколько свежих фиг, растущих на увешанных плодами деревьях, возле которых крестьяне работали. Крестьяне с ужасом посмотрели на него и, ничего не ответив, бросились бежать. Иисус пошел за ними, но они не остановились. Иисус ускорил бег, догнал крестьян и схватил одного из них за руку.
– Почему ты убежал? – спросил Иисус. – Почему ты боишься?
– Сжалься! – закричал крестьянин, совсем молодой человек. – Сжалься, господин!
– Я не твой господин, и у меня нет ни малейшего намерения бить тебя. Почему ты так себя ведешь?
Сгорбленный, грязный, растрепанный крестьянин, повиснув на мускулистой руке Иисуса, напоминал обезьяну, которую тот видел в Иерусалиме. Жалкое животное в красных штанах, которое чернокожий человек держал на цепи и заставлял танцевать. Иисус вырвал руку, и крестьянин упал, издавая громкие стоны. Другие крестьяне, стоя в стороне, равнодушно наблюдали за происходящим. Было очевидно, что они не собирались приходить на помощь одному из своих, что тоже удивило Иисуса.
– Прекрати стонать, как Мегера! – приказал Иисус, но напрасно, поскольку крестьянин продолжал хныкать.
– Они никогда не оставят нас в покое, – пробормотал крестьянин старушечьим голосом. – Они всегда будут нас бить, отнимать все, что у нас есть, обходиться с нами хуже, чем с собаками…
– Кто они? – спросил Иисус, тряхнув свою невольную жертву.
– Все! Все люди из города! Люди, подобные тебе!
– Назови их имена! – приказал Иисус.
– Все! – повторил крестьянин. – И в первую очередь Варнава!
– Кто такой Варнава?
– Раввин Варнава, – пояснил крестьянин, боязливо озираясь вокруг, словно готовясь к бегству.
Иисус вновь схватил крестьянина за руку и тряхнул его.
– Раввин Варнава тебя бьет? Отвечай!
– Он бьет нас и все отбирает! Фрукты, овощи, урожай зерновых – все! – хныкал крестьянин с невыносимой, но лживой горечью в голосе, призывая других крестьян на помощь.
Иисус понял, что больше не добьется от него ничего путного, и отпустил. Он сорвал несколько фиг и вновь пошел по дороге, решив расспросить самого раввина Варнаву.
Синагога Вифсаиды поразила Иисуса. Здание было не только огромным, но и совершенно черным. Оно было построено из базальта и украшено порфиром. В частности, из порфира были сделаны капители пилястров и карнизы. Синагога показалась Иисусу слишком роскошной, но уродливой. Он быстро взбежал по ступенькам и спросил у левита, охранявшего вход, сможет ли раввин Варнава принять его. Левит рассмеялся и пожал плечами.
– Раввин Варнава умер несколько лет назад, – наконец сказал он.
– А кто стал его преемником?
– Раввин Захария. Почему это так тебя интересует? Ты из Вифсаиды? Не помню, чтобы встречал тебя раньше. В любом случае, ты никогда не давал денег на отправление культовых обрядов, – заявил левит.
– Я иду из Капернаума. Я сын священника Иосифа, который был плотником.
– В таком случае я попрошу раввина принять тебя.
В Вифсаиде жили люди богатые или щедрые. Пол комнаты, в которую вошел Иисус, был выложен мозаикой, на стенах висели ковры. На диване, покрытом ковром, сидел тот, кто, вероятно, и был раввином. Этому человеку едва перевалило за сорок. Он был упитанным, а рыжеватая борода, явно окрашенная хной, свидетельствовала о том, что он весьма заботился о своем внешнем виде. У раввина был живой взгляд.
– Приветствую соседа! Сын мой, мне сказали, что твой отец – священник из Капернаума по имени Иосиф. Я не был знаком со священником, носившим такое имя, однако я знаю раввина из Капернаума.
– Мой отец был священником в Иерусалиме. Он принимал участие в строительстве Храма, а потом мы переехали в Капернаум.
– И каким попутным ветром тебя занесло в дом Господа в Вифсаиде?
Иисус рассказал об инциденте с крестьянами. Захария пожал плечами.
– Эти крестьяне все время жалуются и врут, – сказал он. – И доказательством служит тот факт, что они обвиняют давно умершего раввина в том, что тот бьет их. Ты должен был сорвать фиги, не спрашивая у них разрешения! Что значат для них несколько фиг?
– Я не привык хозяйничать в чужих фруктовых садах. Но, так или иначе, мне показалось, что они напуганы. Кто их бьет? Варнава бил их?
– Разве в Капернауме нет крестьян? – резко спросил Захария.
– Есть, но мне доподлинно известно, что их не бьют.
– Им повезло. Эти крестьяне, как ты знаешь, – тупые ослы, едва напоминающие человеческие существа!
– Как я знаю? – ледяным тоном повторил Иисус.
– Разве ты не понимаешь, – Захарией неожиданно овладел гнев, – что отрываешь у меня время из-за каких-то вздорных сетований крестьянина? Назови мне имя, и я побью этого человека собственными руками!