– Супруга тетрарха была права с самого начала, – заявил Ирод. – В конце концов, останься Иоканаан на свободе, он учинил бы мятеж.
– Это так же верно, как и то, что видеть тебя – величайшая милость, – сказал Манассия.
– Я не сомневаюсь, что ты и в самом деле удостоился величайшей милости, – ехидно заметил Ирод. – Одним словом, этот отшельник так и не перестал вопить, что мой брак незаконный.
– Несчастный идиот! – воскликнул Манассия. – Сумасшедший богохульник!
Танцовщицы начали отбивать ритм босыми ногами на желтоватом мраморном полу. Совсем юные девочки, тела которых были окутаны прозрачной тканью, расшитой шелковыми нитями. Шестьдесят локтей этого газа было куплено у сирийских торговцев, которым заплатили столько же золота, сколько весили девочки. Но удовольствие всматриваться в то, что скрывалось под тканью…
– И все же вполне возможно, что он пророк, – прошептал Ирод, словно обращаясь к самому себе.
– Пророков больше нет, – сказал Манассия.
– Да что ты об этом знаешь? – возмутился Ирод. – Что ты вообще можешь об этом знать?
– Теперь иудеи уже не те, что прежде, – произнес Манассия. – Они видели слишком много римлян, слишком много греков, слишком много сирийцев.
Две танцовщицы распахнули одеяния, и перед глазами тетрарха предстали их прелести: соски грудей, окрашенные кошенилью, ладони и ступни, золоченные хной, и ни единого волоска на коже, натертой ароматным маслом.
– Возможно, это только твое мнение, – насмешливо сказал Ирод, грызя миндаль.
– Я иудей, и, следовательно, мне многое известно, – ответил Манассия. – Что до узника, то я не понимаю, почему его нужно казнить теперь, когда он бранится лишь в присутствии стражников. Вот тот, другой, он гораздо опаснее.
– Какой другой? – спросил Ирод, недовольно нахмурив брови.
– Его приспешник, Иисус Галилеянин.
– Цитры, тише! Сколько раз нужно вам говорить?! – раздраженно крикнул Ирод, и вошедшие в раж музыканты сразу же притихли. – Что тебе известно об Иисусе?
– Сейчас именно он может поднять восстание.
– Когда ты говоришь, защищая чьи-либо интересы, пусть даже интересы моей жены, следи за своим языком, Манассия, – предупредил придворного Ирод. – Говори, что думаешь, и ничего больше, если, конечно, ты вообще думаешь.
– Я говорю то, что думаю, – ответил Манассия. – Этот Иисус – сообщник Иоканаана. Они оба ученики ессеев, в общине которых жили несколько лет назад. Потом Иисус отправился путешествовать, а Иоканаан принялся во всю глотку орать, что Иисус – Мессия.
Ну и в чем же опасность? – настороженно спросил Ирод. – Иудеи, как всем известно, с нетерпением ждут Мессию, будь то Иисус или кто-то другой.
– Неужели? – бросил Манассия. ~ Мессия – это первосвященник и царь, я навел справки. Кем ты станешь, если Иисуса объявят царем Иудеи?
– Он не будет царем, – отрезал Ирод. – Проклятые лицемеры священники, не допустят этого.
Манассия пожал плечами.
– Еще раз пожмешь плечами, и я отправлю тебя туда, где сейчас находится Иоканаан! – вскричал Ирод. – Почему ты все время пожимаешь плечами, негодяй?
– Потому что появление Иисуса волнует и священников тоже. Они не знают, что с ним делать. Иисус и его ученики изгоняют раввинов из синагог, заявляя, что пробил час, когда Мессия явится во славу всемогущего Бога. Несколько месяцев назад Иисус даже пришел в Храм и избил торговцев и нескольких сыновей священников, а охрана Храма даже не вмешалась.
– Значит, священники в тупике, так? – спросил Ирод, злорадно улыбнувшись. – И этот старый проныра Анна?
– И Анна тоже, – подтвердил Манассия, наливая себе медовухи.
– Ты уверен, что говоришь не от имени священников? – спросил Ирод. – Ты слишком часто имеешь дело с фарисеями.
– Я ловлю сведения, словно рыбу, и передаю их тебе.
На лице Ирода, напоминавшем восковую маску, хитрость уступила место озабоченности. Он поджал губы и слегка сморщил нос. Безбородое лицо стало казаться еще более одутловатым. Тетрарх почесал под мышками и беспокойно заерзал на ложе.
– Похоже, все указывает на то, что исподволь готовится нечто неизбежное, – прошептал он.
– Почему неизбежное? – удивился Манассия. – Арестуй Иисуса, и все закончится.
– Арестовать Иисуса? Под каким предлогом? Ученики Иоканаана уже сеют смуту, вызывая у людей недовольство, и вместо одного безумца, осыпавшего меня проклятиями, я теперь имею дело с двадцатью! А когда произойдет столкновение с учениками Иисуса, можно не сомневаться, что вспыхнет восстание. Тем более раз иудеи верят, что Иисус – Мессия, – сказал Ирод, вставая. – Почему бы нам не арестовать Анну? Пойдем, посмотрим на узника.
Ирод поправил складки своего платья.
– Он так и манит тебя к себе, точно очаровал тебя, – бросил, тоже вставая, Манассия.
– И намного сильнее, чем ты.
– Вот награда за почтение и верность! – шутливо откликнулся Манассия.
– Ты же не пророк. Ты обезьяна. А обезьяны не в состоянии очаровывать.
Ирод пересек внутренний дворик и направился к высокой деревянной двери, окованной железом. Стражники распахнули дверь, и Ирод стал спускаться по лестнице. За ним неотступно следовал Манассия. Они дошли до караульной, где двое стражников играли в кости. Стражники мгновенно вскочили на ноги и по приказу тетрарха подняли деревянное задвижное окно. Ирод нагнулся, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в царившей внизу полутьме. Только через пару минут он различил человеческую фигуру по тускло белевшим лопатке и бедру. Иоканаан сидел, скрестив ноги, и неподвижно глядел на одну из бойниц. Там, за стенами, простиралась страна, где прошло его детство, где он медленно шел к свету своего Создателя, свету, который никогда не бывает сумеречным. Иоканаан сидел неподвижно.
– Он спит? – прошептал Ирод, обращаясь к одному из стражников, смотревшему из-за плеча своего повелителя на сцену, к которой он привык за те десять месяцев, что узник провел в темнице.
– Я не сплю, Ирод! – звонко, угрожающе прозвучал голос Иоканаана.
Узник даже не повернул головы. Он и так сразу узнал царственного посетителя.
– Свидетели Господни никогда не спят, равно как и их души, посвященные Ему, даже когда веки закрыты от мерзостей мира сего!
Тетрарх резко выпрямился, словно ужаленный.
– Твой язык тем более не спит, не так ли? – сказал Ирод.
– Даже когда ты мне отрежешь язык, Ирод, ты будешь отчетливо слышать мой голос! – заявил Иоканаан, так и не повернувшись лицом к августейшему собеседнику. – Уже давно ни мой язык, ни мой голос не принадлежат мне. Они стали служителями Господа, и слова, которые они произносят, – это не мои слова. Когда я замолчу навеки и эта камера опустеет, в башне, в которую превратится твоя голова, будут звучать слова Господа, проникая в глубины логовища беззакония, каким давно стало твое тело! Покайся, Ирод и только тогда ты обретешь мир Господень!
– Бесстыжая бешеная собака, воющая на луну! – крикнул Манассия. – Это тебе предназначен мир Господень, и ты обретешь его раньше, чем ты думаешь!
– Только безумцы разговаривают с вошью, – ответил Иоканаан. – Я не знаю тебя, сын человеческий, но догадываюсь, что ты вошь Ирода.
Ирод рассмеялся, а Манассия побледнел.
– Я разговариваю с Иродом, потому что знаю о его грехах, и говорю ему: Ирод, твое ложе стало ложем узурпатора, а женщину, которая там лежит, следует вернуть ее мужу, – продолжал Иоканаан.
Ирод услышал сзади шаги и оглянулся. По запаху амбры он узнал свою жену в темном силуэте, остановившемся около него. Она пришла не одна, вместе с ней была кормилица. Глаза обеих женщин сверкали такой яростью, что Ирод на какое-то мгновение растерялся.
– Я слышала, что ты говорил! – крикнула Иродиада пленнику, наклонившись над решеткой. – Я слышала тебя, скопище паразитов! Один взгляд на мои ноги, лицемер, – и с тебя сдерут твою добродетель! Ты будешь вертеться, словно змея, с которой снимают шкуру! Кем ты себя возомнил, чтобы клеветать на тетрарха, которого уважают все священники? Ты создал собственную религию? В таком случае ты отщепенец и тебя следует казнить!
Яростное эхо отражалось от стены к стене до тех пор, пока не растворилось в камнях. Наступила тишина. Казалось, Иоканаан потерял дар речи.
Но через минуту вновь раздался его звонкий мощный голос.
– Я стою не больше саранчи в пустыне, женщина. Но даже ее жизнь заканчивается по воле Господа. Так будет и с моей жизнью. Мой голос не принадлежит мне, и он только передает слова, которые приносят тебе мучения. Это слова Господа. Поспеши внять им, жена Филиппа, ибо конец близок! Разве у тебя нет ушей? Разве ты не слышишь эти раскаты, доносящиеся и днем, и ночью, раскаты, которые с каждой минутой звучат все сильней? Это шаги избранника Господа, женщина, шаги Мессии! Когда он появится во славу Господа, время остановится. И ты, Иродиада, как и все земные создания, будешь взвешена. И говорю тебе, стыд твоих прелестей будет весить столь тяжело, что чаша весов опрокинется и ты упадешь в вечную тьму материи!
Глаза стражников стали круглыми от изумления, лица, выражавшие сарказм, исказились от страха. Это сразу же заметили Ирод и Манассия. Воздействие слов узника на стражников произвело на них не меньшее впечатление, чем сами угрозы. Лицо кормилицы стало свинцового цвета, а лицо Иродиады побледнело под густым слоем румян.
– Взбесившаяся свинья! – крикнула Иродиада, брызгая слюной. – Дерьмо демона! Какой Мессия? Скажи мне, какой еще Мессия? Почему твой Мессия не сотворит чуда и не освободит тебя? Почему он не мчится во главе легиона ангелов, вернее, зловещих духов, которыми командует, чтобы похитить тебя из тюрьмы? Можешь ли ты мне это сказать? А вот я могу: потому что его не существует! Я знаю, кто этот человек, которого ты, Иоканаан, зовешь Мессией! Это некромант Иисус, паршивый кудесник, которого ессеи выгнали вместе с тобой!
Иродиада захлебнулась в крике и разразилась исступленным хохотом, потом продолжила:
– И ты называешь его Мессией, человеком, который станет будущим царем Израиля? Голод иссушил твой мозг, Иоканаан! Он сделал его таким же маленьким, как мозг саранчи, которой ты так любишь лакомиться! Вы оба – голодные кудесники-неудачники! Неужели ты думаешь, что я не знаю, чем ты занимаешься в тюрьме, Иоканаан? Неужели ты думаешь, что я не знаю, какие трюки ты выкидываешь, чтобы удивить стражников? Ты по ночам летаешь! Ха-ха-ха! – Иродиада вновь засмеялась. – Словно нетопырь-карлик!