– Да, я недавно как раз читал про музыкальную терапию и лечение с помощью цвета, – говорю я. – Если они способны разрушить современную медицину, то почему современные клиники в Москве это предлагают?
– Могу назвать сразу две причины, – доктор Брукер, как всегда, к вопросу. – С одной стороны, стараются улавливать последние тенденции, с другой – не воспринимают их всерьез. Не смущает же терапевта и хирурга сидящий в соседнем кабинете психолог, который, в общем-то, как специалист ближе к восточникам.
– Это какой психолог ближе к восточникам – тот, что фенозепам с прозаком своим пациентам выписывает? – добавляю я в дискуссию провокационную нотку.
– А вот давайте не будем путать психолога с психиатром. – Доктор Брукер берет бокал, чтобы возмущенно отпить глоток сладкого китайского пива. – Медикаментозное лечение – это к психиатру, а первый, как любит говорить моя соседка, лечит разговорами. Каждый выдающийся психолог совершил свое открытие в той области, где наука, что называется, бессильна. Это, по Юнгу[15], очень заметно: консультируя пациентов, он стал наблюдать психические явления, не связанные с их собственной историей, и в конце концов оказался перед необходимостью ввести понятие коллективного бессознательного. Появление неких символов, архетипов, которые человек сознательно не переживал, но которые присутствовали в его психическом опыте, было, в общем-то, закономерно, так как с подобными явлениями в какой-то момент сталкивается каждый, кто вторгается в эту сферу. В свою очередь, китайцы за несколько тысяч лет до Юнга проделали свою работу и создали свою систему, совершив некий физикоподобный акт, который дал существование энергии ци. В результате сегодня если вы начинаете думать о системе энергетических меридианов человеческого тела, то они у вас появляются. Это сложный феномен, вокруг него развели много мистики, но на практике это работает.
– Подождите, подождите, но Юнг ведь учился у Фрейда[16]. По-вашему, получается, что любимое фрейдистами понятие либидо – это европейское прочтение энергии ци? – Я решаю столкнуть лбами доктора Брукера с доктором Фрейдом.
– Да, конечно. Вспомните, что Фрейд получил образование классического медика XIX века и потому искал для жизненной энергии – этого феномена сознания – биологическое обоснование. И он привязал жизненную энергию к функции размножения, функции сохранения вида. Если бы он допустил существование энергии несексуального характера, это привело бы его, на мой взгляд, к религии. После всей философской эквилибристики первой половины 20 века, когда европейцы осмысляли понятие жизненной энергии, сегодня пришли к тому, что работа с жизненной силой – это прежде всего практика, рассуждать здесь не стоит. В современных направлениях психологии, которые начинались на стыке взаимодействия с китайской и индийской культурами, телесно-ориентированной психотерапии и других, отправная точка – это поймать ощущение энергии как ключа к практике.
Появилось у вас это ощущение, и вы можете придать ему любую форму. Цигун, тайцзи, кувыркания или приседания – это будет уже вопрос формы, а не содержания.
Все на мгновение замолкают, а потом Миша, который уже несколько лет занимается у Шаньмина, объявляет, что «кувыркания – это про айкидо, а приседания – про гимнастику Стрельниковой»[17]. Поскольку сказано это так, что непонятно, спрашивает он или делится своими впечатлениями от услышанного, отвечать ему никто не спешит.
– К палочкам Шаньмина эта изворотливая лапша прилипает, а с моих все время сползает, – вздыхаю я. – Нет, я серьезно, положите вилку, возьмите палочки и попробуйте ухватить ее ими – и вы увидите, что она соскользнет. Шаньмин наверняка владеет тайной техникой, позволяющей призвать на помощь энергию ци и не дать лапше самовольно покинуть палочки. А теперь, внимание, – вопрос: какой концепции, по-вашему, стоит придерживаться, чтобы ее съесть: европейской причинно-следственной или пытаться достичь бессмертия в надежде, что мое тело сумеет-таки приспособиться к палочкам и лапше, которой однажды все же суждено попасть в желудок?
– Нужно давать больше внимания тому, что ты ешь, – подключается к разговору Шаньмин. – Это простой мысль, но если так делать, это менять твою жизнь, делать ее лучше. Больше внимания тому, что ты делать сейчас, в эту минуту. Если ешь – ешь, не надо много говорить. Будешь есть и говорить – никогда не можешь хватать лапшу палочка.
– Вот видите, чтобы обрести бессмертие и научиться правильно взаимодействовать с ци, для начала нужно молча отдать все свое внимание палочкам и стеклянной лапше, – с иронией обращаюсь я к доктору Брукеру. – Очень китайская рекомендация, к сожалению, слабо реализуемая: во-первых, запасы стеклянной лапши в России невелики, во-вторых, есть и другие, более достойные объекты, на которые стоит направить свое внимание.
Доктор Брукер неожиданно поддерживает Шаньмина. Хотя он уже переключил свое внимание со стеклянной лапши на только что принесенный официантом мягкий соевый творог доуфу, но чувствует себя в состоянии от него отвлечься:
– Что за янские высказывания и несвойственная адепту тайцзи категоричность суждений? Помягче, помягче и, пожалуйста, без острых углов. Шутите осторожнее, ци под прямыми углами не течет. А то все привыкли, что посмеяться, мол, полезно для здоровья, что шутка – это быстро и легко. На деле же шутки бывают разные, часто ироничные. А что такое ирония? Насмешка, вызывающая возбуждение и напряжение, вслед за которыми приходит тяжесть. То есть получается, что, если описать вашу иронию в ощущениях, получим что-то быстрое и сжатое. Вроде бы ничего не делали: просто посидели, обменялись быстрыми и сжатыми словами, передали друг другу напряжение, и стало всем нам после этого как-то нехорошо. Так ведь получается?
Настала моя очередь собраться с мыслями. Быстро понимаю, что аргументированно ответить доктору Брукеру с ходу не получится, надо подготовиться. Причем подготовка эта будет полноценной только в том случае, если помимо мозга заработают и другие части головы, например челюстной аппарат и ротовая полость. Молчу, накладываю на тарелку несколько ломтиков ароматных яиц, свиные ушки, острые кусочки тушеного мяса, что-то похожее на салат из чего-то и удивительный, слегка сладковатый рис.
– Ощущение тайцзи приходит из мягкого, живого и гибкого, – справившийся с очередной порцией Шаньмин включается в разговор с одной из своих максим. – Если ты твердый – это уже не тайцзи, потому что энергия остановиться.
– Будешь все время мягким, однажды кто-нибудь да раздавит. – Рот набит, но я не могу удержаться. В этом диалоге мне определенно не дает покоя роль Мальчиша-плохиша.
– Неправильно так думать, – качает головой Шань-мин. Он вздыхает так, как обычно это делает, когда кто-то из учеников говорит какую-то очевидную, с его точки зрения, глупость. – Мягкий – это самый сильный.
– Все верно, тут зависит от точки зрения. – Доктор Брукер, который уже все попробовал и ждет карпа в кисло-сладком соусе, начинает свою операцию по нашему умиротворению. – Знаете, это как в известной дискуссии о различных подходах к телу человека: или механизм, о чем говорил Декарт, или идея, восприятие, которым можно управлять. Западная медицина исходит из того, что тело продуцирует сознание и ощущения и что, меняя тело, мы можем менять ощущения, психику и излечивать болезнь. Восточники предлагают не отождествлять свое «я» с телом, относясь к нему как к реализации жизненной энергии, которую можно контролировать через сознание, образы и метафоры.
– Звучит интригующе, но теперь объясните, как эта история о телах-механизмах и телах-идеях связана с нашей дискуссией о том, кто кого победит – мягкий сильного или наоборот, – не унимаюсь я.
– Очень просто. Ваше сознание, к примеру, привыкло думать, что «мягкое равно слабое» и в ситуации, когда твердое воздействует на мягкое, последнее вынуждено отступить. В голове сразу возникает масса примеров – нож разрезает масло, каток укатывает асфальт, лев загоняет антилопу. Но если к «мягкому» мы добавим и другие характеристики – «упругое», «липкое», «гибкое», то картина перед глазами изменится, верно? Это уже не топор раскалывающий полено, а пружинящий батут, увязший в смоле жук и бюрократ, от которого невозможно добиться однозначного ответа.
– А, ну если так, тогда от такого мягкого пощады не жди, – саркастически улыбаюсь я. – Сначала изогнется, потом прилипнет, а под конец соберет в кулак всю свою отрицательную ци да как влупит.
– Не бывает плохой и хорошей ци, но люди любят так говорить. – Шаньмин, как это часто бывает, не вникает особенно в наш разговор, предпочитая извлечь из него одну мысль, которая его чем-то привлекла, и прокомментировать ее. – Да, когда человек болеет, его кровь становится плохой. Но это не значит, что ее нужно выбросить. Ее надо просто чистить, чтобы она стала хорошей. Если человек не Будда, то это не значит, что он плохой человек, он просто еще не Будда.
Мы с доктором Брукером переглядываемся, последняя шаньминовская мысль явно пришлась по вкусу нам обоим. Несмотря на ограниченное владение русским языком, Шаньмин все-таки умеет выдать иногда такую сентенцию, что остается только замолчать, обдумывая сказанное.
Однако доктор Брукер не дает паузе затянуться, и в этом я с ним совершенно согласен. Нам остается только поддерживать беседу, поскольку на тарелках почти ничего не осталось, а карпа в кисло-сладком соусе все никак не несут. Доктор Брукер говорит, что последние слова Шань-мина – очень хороший пример, показывающий, что в даосской традиции по-другому относятся к проблеме существования в нашем мире доброго и злого начал. По его словам, даосы исходят из того, что зло – это всегда невежество, которое само по себе не может порождать энергию ци, оно может ее только отнять у того, кто ею обладает, и, отняв, разрушить дающего, обратив его в хаос. Поскольку изначально зло берет энергию из добра, из созидания, ему постоянно требуются все новые источники энергии. В результате злая сила может дать короткий, конечный результат. «Зло подпитывается из добра, поэтому оно нападает, – вещает доктор Брукер. – Посмотрите на мифологические сюжеты, в которых зло всегда появляется там, где повышена концентрация добра, стараясь вывести мир из равновесия».