– Мэгги тоже с вами? Она замечательная девочка. Все так говорят. Возможно, ее семья недостаточно ценила ее. – Конни сделала паузу и пожала плечами. – Не всем людям дано быть хорошими родителями. Но если Мэгги сейчас с вами, если она с Элспит, то ее наверняка любят так, как должно.
– Само собой, – сказал Фергюс.
– Раньше у Элспит было двое детей, – продолжала Конни. – Она была любящей женой и прекрасной матерью. Преданной, доброй. Я уверена, что вы считаете ее именно такой. Должно быть, она и Мэгги – чудесная компания.
– Быть отцом нелегко, – вздохнул Фергюс. – Но насчет Элспит ты права. Она мой ангел.
– Думаю, я немного беспокоюсь за Зевьера. Полагаю, что-то пошло не по плану. Это не ваша вина. Вы устали? Сама я устаю. Когда тебе надо заботиться о других людях, это утомляет, не так ли?
Конни оперлась локтем о колено и обхватила рукой подбородок. Фергюс подался вперед, ближе к экрану телефона.
– Мир действует на нас отрицательно. Он точно отрицательно действует на меня. Значит, Зевьер в порядке, да? Я не часто об этом говорю, но у меня есть одна проблема со зрением. Нет, речь не о моих глазах, они в порядке. Дело в том, как мой мозг воспринимает сигналы, поступающие от глаз, и преобразует их в картинки…
Фергюс держал свой телефон обеими руками, он поднес его близко-близко к своему лицу. Его дыхание затуманило стекло, и он вытер его рукавом.
– Мне надо было вам сказать. Зевьер страдает атрофией мышц, которая требует регулярного приема лекарств. Поскольку я знаю, что вы заботитесь о Элспит и Мэгги, я полагаю, что вы заботитесь и о нем. Я просто хотела дать вам знать, что ему может понадобиться помощь.
Фергюс обдумал это. Он точно не знал, как долго ему будет нужен Зевьер. Для создания идеальной жизни ему оставался всего один шаг, но это могло занять еще несколько дней. Все зависит от того, насколько важны эти лекарства. С одной стороны, вряд ли что-то случится, если человек не будет принимать свои таблетки несколько дней, но, с другой стороны, ему не хотелось заменять Зевьера, как он заменил Анджелу.
– Простите, я отвлеклась. Так вот, насчет моего зрения. Я ахромат, это значит, что я вижу все в черно-белой гамме. Это странная штука, потому что, хотя я живу в том же мире, что и все остальные, для меня он выглядит совсем другим, и я чувствую… – Конни пожала плечами. – Наверное, я часто чувствую себя отрезанной от всех остальных. Как будто им всем известен некий важный секрет, узнать который мне не дано. – Она улыбнулась как-то неуверенно. – Думаю, я объясняю все не очень-то хорошо. Пожалуй, часто я просто-напросто чувствую себя невидимой.
Фергюс затаил дыхание. И дотронулся до лица Конни на экране.
– Мне бы хотелось знать, бывает ли у вас такое чувство. Иногда такие люди, как мы, видят красоту мира, но нам кажется, что мы не можем по-настоящему приобщиться к ней. Я здесь не для того, чтобы вас судить, и я, кстати говоря, не служу в полиции, как бы это не выглядело со стороны. Я психолог, но это просто красивое название для человека, который пытается понять, как думают и чувствуют другие. Я обращаюсь к вам, чтобы сказать, что я вас понимаю. Нет, не полностью, ведь я не бывала в вашей шкуре.
– Никто не бывал, – прошептал Фергюс.
– Я правильно выразилась? – продолжила Конни. – Как бы то ни было, надеюсь, вы меня поняли. Я надеюсь на то, что вы дадите мне знать, что Элспит и Мэгги в порядке, и я смогу сообщить вам необходимую информацию о лекарствах для Зевьера. Я могу все устроить и просто оставить их где-то, чтобы вы смогли их забрать. Я также хочу вам сказать, что есть человек, который мог вас видеть. Вы не невидимы, даже если вам кажется, что дело обстоит именно так. Когда я закончу, на экране появится телефонный номер. Вас соединят со мной. Я не стану спрашивать, как вас зовут, какой у вас номер телефона, где вы находитесь. Вообще ничего.
Эта женщина видит мир черно-белым. Фергюс нажал на паузу и посмотрел в окно. Асфальт был серым, но даже на нем имелись желтые линии и кое-где сверкали цветные осколки стекла, разбитого здесь за много-много лет. Контейнеры для вторсырья были зелеными, но их покрывали пятна, нанесенные непогодой, и царапины, что придавало им более интересный и потертый вид, поскольку можно было разглядеть слои более старой краски разных цветов. А соседний рекламный плакат вообще представлял собой буйство красок, каждая из которых предназначалась для того, чтобы привлечь внимание ребенка и заставить его потребовать у своих родителей купить ту муру, которую тут рекламируют. Как же блекл ее мир, подумал Фергюс. Как и его собственный. Между ними и всеми остальными словно висит черная вуаль. Он дотронулся до экрана, и Конни ожила.
– Или же я встречусь с вами. Назовите место. Я гарантирую, что я буду одна. Я знаю, вам это кажется неправдоподобным, и вы думаете, что это ловушка, но я бы не стала так поступать. Я остановилась в отеле «Балморал».
На записи послышалось громкое «ах». Фергюс остановил видео, прокрутил его на несколько секунд назад и воспроизвел еще раз. Ахающие слушатели были не видны, но звук был громок, и в нем слились и мужские, и женские голоса. Значит, она не должна была сообщать ему, в каком отеле она остановилась. Фергюс не смог удержаться от улыбки. Выходит, сценария не было, а если и был, то эта необычная женщина сейчас отошла от него, и как! Жаль, что его там не было. Конни Вулвайн играла по своим собственным правилам. Как и он сам. К некоторым людям условности неприменимы. Они, разумеется, неприменимы и к ним двоим. Фергюс нажал на воспроизведение.
– Вы можете найти меня здесь. Никто не будет знать, где и когда. Я сообщаю вам эту информацию, потому что доверяю вам. Я думаю, у вас были причины для всего того, что вы сделали. Я знаю, что поступки, которые вы совершили, не были ни бессистемными, ни беспричинными. Мы с вами понимаем друг друга.
Конни откинулась назад и обхватила себя руками. Интересно, подумал Фергюс, есть ли у нее дети? Но у нее не было кольца на левой руке, а ее живот был таким плоским, что было невозможно представить себе, что когда-то он был растянут находящимся в нем ребенком.
– Но позвоните мне в ближайшее время, – попросила Конни. – Зевьеру может стать плохо, и мне необходимо знать, что Элспит и Мэгги по-прежнему живы. Думаю, у нас есть что сказать друг другу. Спасибо.
Она ласково улыбнулась, затем изображение исчезло, сменилось чернотой и информационным экраном с номером телефона.
Фергюс поставил его на паузу, достал из бардачка ручку и записал номер на тыльной стороне руки. Не то чтобы он всерьез планировал звонить. Ему надо было сделать еще кое-что, чтобы обеспечить свой переход в загробную жизнь. Нельзя ставить это под удар.
Прокрутив ролик назад еще раз, теперь уже последний, Фергюс поставил кадр с Конни на паузу. Такая тоненькая, такая уязвимая. И такая печальная. Понятно, почему эта женщина ему кого-то напоминала, подумал Фергюс, глядя в зеркало заднего вида. Она напоминала ему самого себя.
Фергюс выехал с парковки в 8:30 утра.
Глава 28
После того как они помогли Зевьеру добраться до ванной и выбраться из нее и усадили его на диван, Мэгги и Элспит снова начали скатывать ковролин. По крайней мере, теперь Фергюс оставлял свет включенным – спасибо и на том.
– Сколько времени? – спросила Элспит.
– Восемь сорок, – ответил Зевьер. – Нам пора начинать.
Подняв расколотую половицу, они не увидели ничего, кроме темной дыры. Когда была поднята вторая половица, в полости стала заметна какая-то серая масса.
– Покажите мне, – попросил Зевьер.
Элспит обмотала руку посудным полотенцем и извлекла из полости длинную сухую кость.
– Это бедренная кость, – уверенно сказал Зевьер.
– Вы врач? – спросила Мэгги.
– Нет, – мягко ответил парень. – Но когда у тебе отказывают ноги, ты вдруг узнаешь массу вещей об анатомии, притом за очень короткое время. Вытащите оттуда кости и все, что может нам помешать, но держите их все вместе, в куче, чтобы мы могли быстро запихнуть их обратно в дыру, если услышим, что он рядом.
– Я держу в руке кость от чьей-то ноги, – сказала Элспит.
– Почему это вас не напрягает? – удивился Зевьер.
– Меня это напрягает, не думайте, что мне все равно, но я не хочу, чтобы это была моя кость. Как не хочу, чтобы это была ваша кость или кость Мэгги. Эта кость и другие означают, что наши дни сочтены, так что нам остается либо сидеть сложа руки и оплакивать нашу судьбу, либо найти выход. Что вы предпочитаете?
Мэгги посмотрела сначала на лицо Элспит, потом на лицо Зевьера, решительно засунула в дыру всю руку до плеча и начала вытаскивать из нее одну кость за другой.
– А где целый труп? – спросил Зевьер.
– Дальше. Мы видели его, но не смогли дотянуться до него.
– Хорошо. Я не хочу, чтобы он нам мешал. Нам надо поднять еще одну половицу. Вы можете спустить меня на пол и поместить рядом с этой дырой. Хотя от моих ног толку нет, мои руки могут компенсировать это недостаток.
Элспит и Мэгги помогли парню спуститься на пол, и он принялся отдирать еще одну половицу, пока они быстро доставали кости.
– Тут так много костей, – заметила Элспит.
– У взрослого человека их двести шесть, – сказала Мэгги. – Мы только что проходили это на биологии. Может, они все принадлежали одному человеку?
– Только в том случае, если у этого человека было пять пар ног, – ответил Зевьер, глядя на груду костей. – Продолжайте работать. Эта половица вот-вот оторвется. И тогда нам понадобится что-то тяжелое и крепкое.
Десять минут спустя послышался скрип гвоздей о дерево, и половица оторвалась. Все сели и посмотрели в образовавшуюся дыру, которая стала куда шире. И, как один, наклонили головы, чтобы видеть лучше.
Внизу хлопнула дверь, и они отшатнулись назад. Зевьер ударился головой о голову Элспит. Мэгги выбежала в коридор и прижала ухо к входной двери.
Никто не дышал.
– Он идет? – задыхаясь, проговорила Элспит.