Уважаемый мистер Додд,
Пожалуйста, зайдите поговорить со мной о заикании Крошки Джека. Как я понимаю, мало что можно сделать, главное, сохранять терпение и не сердиться, но я хочу убедиться, что, как единственный родитель, находящийся в поле зрения ребенка, делаю все возможное. Совершенно необходимо оказать всю возможную помощь.
Заходите как-нибудь вечерком, и мы обсудим ситуацию за бокалом вина, виски или апельсинового сока (по Вашему выбору).
Ваша,
Мистер Додд заглянул через пару дней, и визит прошел куда лучше, чем мы осмеливались надеяться. Мама и мистер Додд коротко обсудили способы лечения дефектов речи, выпили по два стакана виски – мы выставили тарелку с сырными крекерами, но они к ним не притронулись – и, похоже, занялись сексом перед камином в маминой комнате. Мы подглядывали через французские окна. Мистер Додд определенно приспустил штаны, а может, и вовсе их снял.
Но в долгосрочной перспективе история с мистером Доддом ни к чему хорошему не привела, потому что он хотел заняться сексом всего один раз, а мама постоянно донимала его – по телефону – и просила снова навестить ее, а когда этого так и не случилось, ужасно расстроилась и написала об этом пьесу. Не обычную одноактную пьесу, а целую драму в духе Рэттигана. Эта острая пьеса кого угодно смутила бы.
МИСТЕР ЛЭДД. Я не хотел, чтобы у вас сложилось неверное впечатление.
АДЕЛЬ. У меня сложилось впечатление, что вы добрый человек.
МИСТЕР ЛЭДД. Я помолвлен.
АДЕЛЬ. Но в пятницу вам это не помешало.
МИСТЕР ЛЭДД. Я не смог устоять перед вашей красотой после того, как вы влили в меня столько виски.
АДЕЛЬ. Меня немного беспокоит заикание Крошки Джека.
МИСТЕР ЛЭДД. Джек не заикается.
АДЕЛЬ. Что? Вы думаете, что я придумала дефект речи моего родного сына?
МИСТЕР ЛЭДД. Я не знаю.
АДЕЛЬ (громко). Джек, Джек, ну-ка иди сюда.
Мы расстроились, что мистер Додд, миссия которого состояла в том, чтобы отвлечь маму от пьесы, вызвал у нее прилив драматургических сил. Но эта история преподала нам важный урок, и мы больше никогда не связывались с учителями.
Когда мама уже почти перестала расстраиваться, что мистер Додд не заходит к ней больше, чтобы заняться сексом, наш садовник мистер Гаммо пожелал поговорить с ней наедине. До него дошли «нехорошие слухи», и он бы неловко себя чувствовал, если бы знал о них, но не сказал ей, и т. д. Мистер Гаммо был из тех людей, что всегда стремятся поступить правильно, даже если это требует жестокости. После, будто желая загладить свою вину, он соорудил очень красивую альпийскую горку, прикрыв ею уродливый канализационный люк в саду; мама о такой горке просила уже давно, но он неизменно отвечал отказом – по уважительным причинам.
Мистер Гаммо высадил миниатюрную альпийскую камнеломку и армерию среди разбросанных щербатых камней и объявил, что хотел изобразить Швейцарию весной. Мама пришла в полный восторг и сказала, что это творение достойно лондонского Челси.
По мнению мистера Гаммо, устраивать альпийскую горку на месте канализационного колодца было неблагоразумно, ведь если в будущем понадобится открыть этот колодец, то горку придется спешно порушить, и мы все с этим согласились. Мама повысила ему зарплату за то, что он сделал альпийскую горку, поставив красоту выше здравого смысла, и, как я предполагаю, за то, что он рассказал ей об отвратительных слухах, а сам ими пренебрег. И мы добавили его в Список.
Часть втораяЧарли Бэйтс
10
Потом настало лето, наконец-то начались теплые деньки, и мы только занялись разработкой плана по заманиванию мистера Фила Олифанта, как вдруг, когда жара нависала над бетонными плитами и мама весь день парилась в шезлонге, явился мужчина. Он словно с неба свалился: в нашем Списке его не было, он не жил в нашей деревне, и мы не подманили его письмом.
Он вроде был сантехником, но не из тех, что разгуливают в комбинезонах и интересуются, где протекает, и с какой это стати, и где тут правильная труба, – нет, он был в костюме, и узкие брюки чуть не лопались на круглой заднице, а туго набитые чем-то карманы топырились.
Мы обнаружили его ближе к вечеру. Он стоял у наших ворот из пяти перекрещенных брусьев, и солнце подсвечивало его силуэт сзади.
– Извини, дорогуша, здесь собака не пробегала? – закричал он.
И хотя никакая собака определенно не пробегала – мы непременно узнали бы о ее появлении от Дебби, – мама, блестящая от Ambre Solaire, крикнула со своего шезлонга: «Зайдите и посмотрите».
– А какой она породы? – уточнила я.
– Пятнистый далматин, – ответил он, а сам зырк-зырк глазами. – Его хозяйка живет на этой улице. Я пришел заняться ее бойлером, а эта шельма дала деру.
И я подумала: «А ведь по соседству нет никаких далматинов».
Любой ребенок, падкий на собак, в курсе, обитают ли по соседству далматины. Лучше бы он сказал, что мифическая собака – заурядный колли или джек-рассел. Нет, он назвал модную собаку и тем самым себя выдал. Но такого в нашей семье обычно не замечали, разве что Джек обратил бы внимание, но он был в доме, возился с игрушечной железной дорогой, а я решила придержать свое наблюдение при себе.
Чарли Бэйтс был специалистом по бойлерам и уничтожению вредителей, ведь, по его словам, бойлеры и вредители часто следуют рука об руку.
Конечно, пятнистую собаку мы не нашли, зато Чарли Бэйтс оставил свою визитную карточку – на случай, если мы все-таки увидим собаку или если маме понадобится совет специалиста. Бумага была тонкая, буквы смазались. На карточке значилось:
Чарлз В. Бэйтс
сантехнические работы и уничтожение вредителей
в удобное для вас время
Тел. Блейби 337
Позже мама сидела и постукивала ноготком, покрытым бесцветным лаком, по напечатанному имени, а выпив достаточно, но не чересчур, позвонила и попросила проверить бойлер.
– Меня беспокоит выброс газов, – сказала она, – вы же понимаете, у меня дети.
Мы с сестрой переглянулись. Раздраженно и сердито. Этого человека не было в Списке, и он не имел никакого права вот так вот являться. Проблема заключалась в том, что он выглядел как Фрэнк Синатра, – правда, как весьма потрепанный Фрэнк, у которого белки голубых глаз по утрам красные, а в остальное время желтые.
Чарли Бэйтс мазнул взглядом по нашему «поттертону».
– Да он, блин, газит направо и налево.
Чарли постичь не мог, как мы все еще живы. Он залпом осушил стакан с виски и скрежетнул зубами, будто ему противно, после чего объяснил маме, какие есть варианты: «Я его заберу, выкину, а вам поставлю новый или навсегда уйду из вашей жизни».
– А что с ним не так? – спросила сестра.
Чарли ее проигнорировал.
– Да, что же все-таки с ним не так? – спросила мама.
Но Чарли не занимало обсуждение принципов работы каких-либо механизмов, и он не желал объяснять, что с ними так или не так.
– Ему пиздец, солнышко, – сказал он.
Затем, прямо на следующий день (тоже жаркий), Чарли Бэйтс, к нижней губе которого приклеилась сигаретка, вытащил «поттертон» из закутка, проволок его через кухню к черному входу и по сходням запихнул в свой трейлер. Выглядело это так, будто красивый мужчина из вежливости танцует с толстухой. Комбинезон он так и не надел. Галстук слегка обвис, а нарядная рубашка потемнела под мышками.
Затем он угостился кофе, сдобренным виски, и, размахивая веником, с криком «Вон отсюда, ублюдки!» изгнал из кухни пару бездомных крыс, которые, похоже, нашли приют за бойлером.
Мы все отвернулись от брезгливости. Возможно, это были крысы, а возможно, нет. «В том-то и дело, – сказала я себе позднее, – если ты не смотришь, откуда тебе знать, взаправду это или нет?» И я пообещала себе в будущем сохранять хладнокровие.
Услышав о крысах, мама замахала руками, завизжала и заметалась по кухне в своем бикини, встав на цыпочки и расплескивая кофе.
– О боже мой, Чарли! – простонала она своим аристократическим голосом. И почти обняла его, что нас весьма напугало.
Новый бойлер был заметно меньше и в пятнах ржавчины, а за его установку мама заплатила намного больше ста фунтов наличными. Отсчитывая деньги в потрескавшиеся пальцы Чарли, она посмотрела прямо ему в глаза и сказала:
– Приходи ужинать, Чарли Бэйтс.
– Что? Я, сюда, ужинать, когда?
И мама сказала:
– Когда угодно, сегодня, завтра, или можем куда-нибудь сходить.
И пока мы втроем на них пялились, они, поедая друг дружку глазами, условились поужинать «У Вонга» в следующую пятницу.
– Значит, «У Вонга», я за тобой заеду, – сказал Чарли Бэйтс.
И мы с сестрой снова переглянулись. Дело сделано. Возможно, в ресторане или после него что-то пойдет не так, но хоть немного радости Чарли Бэйтс принес, а может, и много.
За несколько дней до свидания в ресторане «У Вонга» мы поехали в город. Маме нужно было заехать в «Стайнер» на Хорсфэар-стрит, чтобы там посмотрели на ее волосы и, возможно, подрезали кончики. В «Стайнере» она обычно ходила к Джеральдо – безусловно, лучшему стилисту во всем Лестере и восточной части Центральной Англии. Он получил несколько премий за свои методы и результаты. Он с одинаковой охотой стриг и мужчин и женщин, вот только больше всего он любил длинные волосы, а они чаще встречаются у женщин.
Если Джеральдо был занят, мама заходила в другой день. В «Стайнер» можно было записаться заранее, но мама была не из тех, кто записывается, когда дело касалось ее волос. И вообще.
Джеральдо не просто подравнивал кончики, даже если вы зашли просто подровнять кончики. А мама никогда ничего другого не делала, только срезала полтора дюйма. Мы часто ездили с ней на Хорсфэар-стрит, потому что поблизости находились другие дела: сходить к зубному, или в обувной магазин, или в театр. И нам нравилось смотреть, как Джеральдо подравнивает мамины волосы, так что нас все устраивало.