Человек у руля — страница 18 из 53

В конце концов Крошка Джек засыпал рядом с Дебби, а мы с сестрой не давали друг другу заснуть всякими замечаниями и болтовней, а потом мы слышали, что они приехали домой, и набрасывались на них с вопросами: «Вы хорошо провели время?» и т. д., и Дебби стучала хвостом по батарее, а Чарли говорил: «А ну все отвалите». И мы удирали спать.

Должна признать, что иногда Чарли действительно делал маму счастливее. Вроде ничего особенного, но все же лучше, чем раньше, когда она была несчастна все время, а ведь цель и была в том, чтобы она перестала быть несчастной. Ею вдруг овладел дух авантюризма, и мы получили пуховые одеяла (кроме Джека, ему оно было еще слишком велико), а на стене в прихожей мы с мамой сотворили огромное панно с головами поп-звезд, бутылками «Смирнофф» и другими яркими картинками, вырезанными из журнала «Обсервер».

Мы даже несколько раз съездили в «Кенвуд», большой бассейн под открытым небом с кафе-мороженым. Мы все обожали бассейн и мороженое. Но Дебби туда не пускали, туда вообще не пускали собак, так что, может быть, поэтому, несмотря на всю нашу любовь к бассейну, бывали мы там редко. В бассейне было чудесно – пугающе глубоко и холодно. Большое пространство с синей водой, по которой пробегала рябь, а рядом горячие от солнца плиты. Мама, прекрасная пловчиха, сразу же ныряла и плавала как сумасшедшая, а потом выбиралась наружу, вся блестящая от капелек хлорированной воды, и, рухнув на полотенце, загорала, не двигаясь, будто мертвая. Похоже, ей нравилось, что все на нее смотрят, когда она так лежит в одних трусах, как всегда расстегнув верх от купальника, чтобы не остались полоски от лямок.

Вы, наверное, думаете, что в бассейне мы могли пополнить Список (особенно с учетом прекрасного обзора, который там открывался), но это не так. Во-первых, бассейн находился слишком далеко от дома и любому мужчине пришлось бы долго ехать в нашу деревню на свидание. Плюс эти мужчины всегда выглядели несоблазнительно. Волосы у них были слипшиеся, и они напоминали торговцев на черном рынке, что было круто в 1950-е годы, но в 1970-е уже несколько отталкивало. А во-вторых, они были почти голые и имели привычку исподтишка поглядывать по сторонам, а с их волосатой груди капала вода, и волей-неволей на ум приходили всякие неприятные вещи. И, кроме того, у нас уже был Чарли.

В те многочисленные вечера, когда Чарли не появлялся, мама была не так уж счастлива и часто обращалась к драматическому творчеству. И хотя Чарли изначально не было в Списке и он не прошел процедуру одобрения должным образом, мы с сестрой согласились, что пусть Чарли отнюдь не идеал, он все же лучше, чем ничего. На данный момент.


Позвонил папа и пригласил меня с сестрой в гости с ночевкой. Крошку Джека не пригласили – в качестве наказания за то, что он дал деру, когда шофер остановился на заправке.

– Нет, спасибо, – ответила я и за себя, и за сестру, ибо в то время считалось, что посещать разведенных отцов неприлично и лучше этого избегать.

– О, но как бы хотелось повидать вас обеих, – сказал он, вроде бы искренне расстроившись, – особенно после прошлого раза.

Он имел в виду не побег Крошки Джека, а предыдущий визит, который мы отменили в последнюю минуту, потому что у меня была сыпь, а они не хотели заразить младенца.

– Дело в том, что я неловко себя чувствую в присутствии Вивиан и младенца, – сказала я, подумав, что честность – лучшая политика, и зная, что он бы нашел аргументы против любых других возражений.

– Понятно. Ну тогда почему бы нам в пятницу вместе не пообедать в городе. Никого, кроме нас, не будет… Я отправлю за вами Кеннета.

В конечном итоге я порадовалась этому разговору, сообразив, что встреча с отцом, приличным и умным человеком с хорошими манерами и зубами, без препятствий в виде новой семьи позволит нам сравнить с ним Чарли. Я подозревала, что недостатки Чарли сразу выпятятся и мы увидим его таким, каков он есть, – как не вполне подходящего для роли человека у руля.

Наступила пятница, и я велела сестре собираться, но она ответила, что занята. И добавила, что она не пошла бы в ресторан в универмаге «Фенуик», даже если бы не была занята: это место насквозь пропитано снобизмом, там прорва старушек, чинно лязгающих ножами и вилками. Я умоляла ее пойти и со стыдом должна признаться, что даже расплакалась, представив, как одна еду в «даймлере», а затем обедаю в «Фенуике» наедине с отцом и всеми этими приборами. Но сестра объявила, что она не пойдет, и точка.

Эта была такая ужасная перспектива – оказаться наедине с родителем, – что я раскрыла тайну своей подпольной дружбы с Мелоди Лонглейди, но только маме, которая хорошо понимала такие вещи и никому о них не рассказывала, и спросила, стоит ли пригласить ее с собой, чтобы смягчить удар. Мама настоятельно посоветовала мне не делать этого – дескать, это приглашение может поставить Мелоди в неловкое положение, тогда ей самой может понадобиться кто-то, чтобы смягчить удар.

Поэтому я попросила маму заставить сестру пойти со мной. Мама ответила, что сестра имеет право не желать идти – потому как ну кому бы этого хотелось? – но согласилась, что она могла бы объявить о своих намерениях несколько ранее.

– Почему бы тебе не взять с собой Крошку Джека? – предложила мама.

– Ему нельзя, потому что он сбежал, помнишь?

– О, просто возьми его с собой.

– Но что, если он опять убежит? – спросила я.

– Держи его, – посоветовала мама.

– Ехать долго, – застонала я.

– Ты справишься, – сказала она.

И я надела на Джека поводок, и ему это совсем не понравилось, он пытался вырваться, как иногда делают непослушные собаки. Тогда я спокойно, в стиле моей учительницы мисс Торн, объяснила ему: «Вот что ждет маленьких мальчиков, которые убегают от шофера своего папы».

Кеннет был совсем не рад видеть Крошку Джека в качестве пассажира, но я показала ему сдерживающее приспособление.

– Если он сбежит, пусть сам добирается, – буркнул Кеннет.

– У него не получится, – сказала я, потрясая поводком из плетеной кожи.

Мы сели на заднее сиденье и доехали до заправки у моста Бэгшоу – это было недалеко. А теперь я могу объяснить, почему Кеннет любил останавливаться на этой заправке. Дело в том, что менеджер этой заправки поставил на заправочный пистолет устройство, прекращающее подачу бензина после заполнения бака, и зажимчик, чтобы заправочный пистолет не падал. Это давало работнику заправки возможность оказать другие мелкие услуги – например, помыть стекло или проверить воду, что он и делал вполне охотно и бесплатно. Во всей Англии Кеннет не встречал других заправок, где оказывали бы подобные услуги. А вот в США – он там прожил много лет, работая шофером у конгрессмена, – услужливые заправщики и автоматические заправочные пистолеты были нормой. Кен считал нашу страну отсталым болотцем, а местных водителей – идиотами, готовыми смириться со слишком редкими проверками масла и стеклами, покрытыми пятнами. Вот почему ему нравилось заезжать на заправку у моста Бэгшоу, и вот почему он любил отвозить нас к отцу (если не брать в расчет маленьких сбегающих детей).

Зная, что в прошлый раз Джек дал деру именно на этой заправке, я крепко держала поводок и высматривала тревожные признаки. Но когда мы снова поехали, Крошка Джек заснул, положив голову мне на колени, как настоящая собака.

Вскоре ошейник свободно болтался над рубашкой Джека, а я поедала конфетки со вкусом груши, чтобы меня не укачивало. Кен попыхивал сигаретой, он включил радио.

– Твоему папе не нравится, когда я включаю радио в машине в его присутствии, – сказал Кеннет.

Потом по радио заговорили об «Аполлоне», и он быстро выключил.

– Вы не любите космос? – спросила я.

И он ответил:

– Да, по правде говоря, терпеть его не могу.

Мы медленно ехали через пригороды («Понастроили тут», – бурчал Кеннет), и я смотрела в окно.

– Два дома, два гаража, два дома, два гаража, – сказал Кеннет. – Если я что и ненавижу, так это лязг поднимающейся гаражной двери. Что случилось с деревянными дверьми, которые нормально открывались?

«Какой странный объект для ненависти! – подумала я. – Интересно, а меня тоже станут волновать подобные вещи, когда мне будет столько же лет, сколько и ему, то есть примерно сорок?»

Высадив нас в Лестере возле универмага «Фенуик» на углу Бельвуар-стрит, Кеннет велел нам подниматься в ресторан на четвертом этаже и сказать, что мы встречаемся с мистером Вогелом. Он потрепал Джека по голове и спросил: «Ты все еще с нами, Фидо?» – и Джек громко залаял, так что Кеннет даже подпрыгнул, назвал его мелкой дрянью и уехал.

Крошка Джек не позволил мне снять ошейник и поводок, заходясь в лае, когда я пыталась это сделать. Он настоял на том, чтобы пройти по универмагу на четвереньках, принюхиваясь. На нас обеспокоенно таращились. Я вела себя так, как будто все нормально. В лифте одна старушка сказала: «С собаками нельзя», и Джек ее облаял.

Папа уже сидел в ресторане, он разулыбался, увидев меня, и даже прокомментировал мою новую радикальную стрижку, но потом посмотрел вниз и увидел Джека. Тут он пришел в ярость и попытался силой снять с него ошейник. Джек зарычал, цапнул папу за руку и убежал под стол, за которым парочка поедала запеченное мясо дня. Парочка приподняла скатерть, чтобы посмотреть на него, и он залаял.

Папа присел на корточки, чтобы достать Джека, но Джек снова его укусил. Парочка позвала официантку, Джек и на нее зарычал. В конце концов папа запихнул Джека в лифт и звонко шлепнул его.

А потом Кеннет спешно повез нас домой без всякого обеда, и я ему все рассказала. Кеннет сказал, что это точно самая смешная история, которую он слышал за год, и что он перескажет ее за ужином, чтобы всех повеселить. Упомянутый им ужин навел нас на определенные мысли, и я спросила, можно ли остановиться у ресторана. Но Кеннет не доверял Джеку и не хотел брать на себя ответственность.

Джек залаял, и я, выступив переводчиком, объяснила, что он обещает не убегать. В конце концов Кеннет купил нам по булочке с яичным салатом и один «Кит Кат» на двоих. И Джек перестал вести себя как собака и сказал «спасибо» по-английски.