Мы с сестрой упорно складывали оригами и изо всех сил не обращали на маму внимания. До тех пор, пока у меня случайно не вышла бумажная уточка.
– Смотрите, утка! – вскричала мама. – А я как раз говорю об утиных яйцах. Это знак.
Маме хватало ума, чтобы не думать всерьез о знаках, но смесь из надежды, страха и, возможно, голода сбила ее с толку.
– Это треуголка, – сказала я, спуская ее с небес на землю.
По крайней мере, мы знали, что кухня миссис Бэйтс отремонтирована. В течение рабочего дня мама дважды проезжала мимо дома Бэйтсов, а концу дня отправила меня туда на велосипеде. Все три раза у дома стоял фургон мистера Ломакса, а внутри дома жужжала дрель. После пяти часов мама позвонила мистеру Ломаксу, и он сообщил, что работы завершены, осталось только установить пару заглушек на дверные петли. И что он принесет счет.
Итак, промелькнул четверг, а за ним пятница и суббота, но от Чарли Бэйтса не поступало никаких вестей. Я не буду даже описывать эти дни, скажу только, что мама некоторое время просидела в своем гардеробе, где она выделила место для костюмов Чарли и т. д.
А потом, утром в воскресенье, в паузе посреди чудовищного звона колоколов тревожно прозвучал дверной звонок. Открыв дверь, я увидела, что возле декоративного бочонка стоит Медок, экс-пудель нашей мамы. Стоит на трех лапах, а четвертая вывернута под углом – бедренная кость выскочила из сустава.
Я подняла ее, вставила лапу на место, уворачиваясь, чтобы Медок меня не облизала. От нее пахло духами миссис Бэйтс, Tweed от Lentheric.
– Что это значит, Лиззи? – спросила мама и, прежде чем я успела ответить, повторила: – Что это значит?
Она взяла у меня Медок и принялась ее осматривать, поворачивая в разные стороны и все время спрашивая: «Что это значит?»
Появилась сестра.
– О боже, Медок вернулась, что это значит? – сказала мама. Легче от этого не стало.
– Может, миссис Бэйтс не нравятся пудели, – предположила сестра.
– Конечно же, они ей нравятся, это ее любимая порода, она всегда мечтала о пуделе абрикосового цвета. – В голосе мамы появились нотки ужасного страдания. – Только поэтому я и завела ее.
– Ты хочешь сказать, что собиралась обменять Медок на Чарли? – спросила сестра с легкой грустью в голосе.
– А зачем же еще я бы купила этого блядского пуделя? – резко ответила мама.
Мы втроем сидели перед нашим последним коллажем (из рекламы сигарет Rothmans, Silk Cut и Gauloise).
Сестра сказала:
– Ну, похоже, Чарли вернул Медок.
– Но почему? – сказала я. – Ведь она явно так понравилась миссис Бэйтс.
Мама слушала наш бессодержательный и уклончивый разговор.
– А ты что думаешь? – спросила сестра, имея в виду «не заставляй меня объяснять».
Когда я уже больше не могла переносить молчание, то сказала:
– Это знак – знак того, что он не хочет следовать плану.
Мама закатила глаза и судорожно сглотнула.
– Он говорит: забирайте своего пуделя, все кончено. Вот как я это вижу, – сказала я.
– Думаете, он это имеет в виду? – спросила мама, а Медок спрыгнула на диван, и мама ее прогнала.
– Да, честно говоря, я так думаю, – услышала я свой ответ. Раньше я никогда так смело не высказывалась, но отвечать честно и прямо мне понравилось.
– Позвоните ему, – сказала мама. – Пожалуйста, позвоните ему кто-нибудь.
Сестра позвонила, что было очень благородно с ее стороны. Но она была старшей, и это самое меньшее, что она могла сделать, учитывая, что до тех пор все, что касалось Чарли Бэйтса, делала я. Без конца разъезжала на велосипеде, шпионила и говорила.
– Я звоню узнать, почему вы вернули Медок, – сказала сестра в телефонную трубку. – Да, такое случается, да, но не очень часто, я не знаю, возможно, это недостаток породы.
Сестра все говорила и говорила в том же духе, чем озадачила нас с мамой, мы все время смотрели друг на друга и хмурились.
Потом она сказала: «Понятно, хорошо. Хорошо. Я ей скажу».
Сестра повесила трубку и сказала, что Чарли вернул Медок из-за дефекта тазобедренного сустава. Медок снова прыгнула на маму, и на этот раз она ее осторожно погладила.
– И ему не понравилось, что либеральный кандидат навел лоск на кухне без его разрешения, и – сказала она без паузы, – похоже, что он с тобой порвал.
Мама не заплакала, но уставилась в одну точку и усиленно моргала и сглатывала.
Стыдно признаться, но я все-таки пролила несколько слез, не из-за нас или мамы, но из-за установленной кухни, и крутящейся стойки для сковородок, и всего хорошо продуманного предприятия, которое не принесло никаких плодов. И из-за Медок, которую вернули нам за ненадобностью, а маме даже не нравились пудели, она вообще считала их дурацкими собаками, но все-таки купила одного в рамках своей кампании. И из-за миссис Бэйтс, которая всегда мечтала о пуделе.
– Теперь мне ясно, – сказала мама, – задним умом все крепки, не нужно было поручать мистеру Ломаксу ремонт кухни, это было глупо, глупо, но в то время казалось правильным.
Она зажгла сигарету, выдохнула дым сквозь ноздри и, все еще глядя на точку на стене (там была тоненькая трещина в форме гогочущего гуся), сказала:
– В следующий раз буду знать.
Моя умная сестра произнесла одну из своих самых мудрых фраз:
– Мама, я рада, что ты наняла мистера Ломакса для ремонта кухни. Теперь ты знаешь, какой счет.
Но каким бы ни был счет, мама проиграла. И все же она не стала плакать и стонать, как она плакала и стонала по мистеру Додду, или нашему гомосексуальному отцу, или когда она потеряла Колокольчика. Она довольно много выпила, и пролила виски с имбирным пивом на мой рисунок (натюрморт с собачьей миской), и вспоминала, каким Чарли был замечательным и что он никогда не садился, чтобы пописать, как делают другие мужчины (хоть принято считать обратное). Только щедро одаренный природой мужчина может писать стоя, как угольщик, и давать мощную струю. И, рассказав нам все это, мама принялась за историческую пьесу.
КОРОЛЬ (Джек). Моя дочь выберет своего принца.
ПРИНЦ (мама). Ни один принц не может п́исать стоя.
ПРИНЦЕССА (я). Прошу вас, объяснитесь.
ПРИНЦ. Он забрызгает свои шелковые чулки.
ПРИНЦЕССА. Я хочу принца, который может п́исать стоя, не забрызгивая своего одеяния.
ПРИНЦ. В нашей земле нет такого принца.
КОРОЛЬ. И в чужеземных королевствах тоже.
ПРИНЦЕССА. Тогда я не хочу принца.
Новая учительница Крошки Джека (она сменила мистера Додда, который уволился из-за стресса), мисс Бенедикт, позвонила, чтобы обсудить поведение Крошки Джека, так она сказала. Мама была слишком занята, чтобы разговаривать с ней, поэтому по дороге домой новая учительница заглянула лично. Мы с сестрой подслушивали под окном.
– В последнее время Джек ведет себя очень возбужденно, и я хотела ввести вас в курс дела, – сказала мисс Бенедикт.
Мама очень не любила, когда люди использовали выражения вроде «ввести в курс дела».
– Какого дела? – спросила мама.
– Это насчет ослика, – сказала учительница.
– Ослика? – спросила мама.
– Колокольчика, – пояснила учительница.
– О, ослика Колокольчика, – с грустью сказала мама.
– Да, – сказала учительница, – неизбежное появление Колокольчика очень беспокоит Джека.
– У нас все-таки не будет Колокольчика, – сказала мама.
– О, понятно, – сказала мисс, тряхнув головой (театрально и саркастично), – а Джек в курсе, что планы поменялись?
– Я предполагала, что да, но я поговорю с ним и полностью введу его в курс дела, – сказала мама слегка дрогнувшим голосом.
– У вас все в порядке, миссис Вогел? – спросила мисс.
– Да, извините, просто, – тут ее голос снова дрогнул, – просто мне немного грустно из-за этого.
– Из-за того, что у вас не будет ослика? – спросила учительница.
– Я знаю, это звучит по-дурацки, правда?
– Нет, вовсе нет, думаю, я бы тоже расстроилась, – сказала мисс Бенедикт, вдруг проявив сочувствие.
– Вы очень добры.
– Возможно, Джек заразился грустью от вас, – сказала учительница.
– Возможно, – ответила мама.
Мисс Бенедикт сказала, чтобы мама без стеснения заходила в школу и рассказывала ей обо всем, что, по ее мнению, может оказать влияние на Джека. Например, о любых изменениях семейных планов (как если вы почти завели ослика, а потом все-таки не завели).
Мама несколько секунд подумала, а потом рассказала мисс Бенедикт правдивую историю о своей маме, нашей бабушке (с которой мы почти никогда не встречались, потому что они с мамой испытывали друг к другу сильную неприязнь, а когда все-таки встречались, нам ничего не нравилось, кроме тортов). История заключалась в том, что бабушка потратилась на пару красных боксерских перчаток для Крошки Джека, повесила в гараже грушу и подначивала его бить по ней, надеясь, что это поможет ему побороть возможную склонность к гомосексуализму. От этой истории мисс Бенедикт стало не по себе. Она помолчала и сказала:
– Ну правда, заходите в школу в любое время.
– Спасибо, что заглянули, – любезно сказала мама.
Мисс Бенедикт уехала на своем крошечном «воксхолле», и Джек вышел из шкафа.
– Джек, – сказала мама, – ты же знаешь, что Колокольчик не придет, правда?
Крошка Джек кивнул.
Тогда мама погладила Крошку Джека по волосам, и он ненадолго положил ей голову на плечо.
Мы немного смутились, но Джеку это вроде понравилось.
15
Идея воссоединения семьи пришла сестре в голову на одном семейном празднике. Мы редко на них бывали – отчасти потому, что нас редко приглашали, а отчасти потому, что мы их терпеть не могли. Но по какой-то причине в тот раз мы на праздник приехали.
После всей этой истории с Чарли мама была очень несчастна, и, похоже, ничто не могло это изменить. Она сходила в «Стайнер» на Хорсфэар-стрит, и Джеральдо отрезал ей три дюйма волос. Она попробовала собирать волосы в хвост и красить ногти белым лаком, пожертвовала в библиотеку кое-какие книги, включая сценарий по «Отрубленной голове» с автографом, но все без толку.