Мы знали, что еще рановато пытаться представить ей мистера Олифанта. Слишком мало времени прошло после неразберихи с Чарли/Лилиан/мистером Ломаксом, и мы пока отложили Список.
Мы явно буксовали на одном месте, не зная, что делать, как вдруг взяли и отправились на семейный праздник. Мы сильно опоздали и пропустили торжественную часть (крестины маленького кузена?), но успели на домашнюю вечеринку с выпивкой, и ломтиками хлеба с лососиной, и слоеной выпечкой, и орешками.
Честно говоря, в тот день мы с сестрой поменялись ролями. Я чувствовала, что родственники относятся к маме враждебно, отчего ощущала я себя не в своей тарелке. Сестра, напротив, очень хотела вернуть маму в лоно семьи.
Мы стояли в сторонке и тихонько разговаривали. Сестра напомнила, что я всегда воспринимала родственников как готовых друзей, которые в глубине души определенно питают к маме любовь, и «эти сокровища надо откопать». Видимо, однажды я произнесла эту фразу, хотя она совсем не в моем стиле.
Я же сомневалась в таком подходе.
– Оглянись по сторонам, – сказала я. – Кому из них она хотя бы нравится?
Две женщины рядом беседовали об овощах. Одна рассказывала, что у нее весь огород зарос стручковой фасолью, а другая спрашивала, нужно ли ее бланшировать перед заморозкой, и первая ответить не сумела. Это были невестки нашей мамы.
– Вот им нравится, – сказала сестра и напомнила о двух случаях исключительной доброты, проявленной каждой из невесток.
Одна приехала к нам с ночевкой, когда в полночь мама (случайно) съехала с моста. Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что тетушка проявила такую доброту, что мы даже забеспокоились. Она отмыла дом сверху донизу, и вычесала Дебби щеткой для обуви, и осыпала нас милыми успокаивающими словами. Когда мама вернулась, со шрамом в форме буквы «J» на лбу, тетушка сказала ей: «Не представляю, как ты одна справляешься, Элизабет». А никто никогда не говорил маме таких добрых слов поддержки, так что она даже сглотнула и поспешно отвернулась, чтобы не расплакаться от благодарности. Жаль, потому что выглядело это очень грубо.
Другая невестка примчалась в Ширсби-Бат на своем «хиллмане», когда сестра свалилась с пони. Она запросто могла бы и не обеспокоиться, но все-таки обеспокоилась, хотя ехать было далеко и бензин так вздорожал, а у нее имелись и собственные маленькие дети. Она же была очень мила и нисколько не жаловалась. Я вроде бы помню, что она всем тогда купила шоколадные батончики с воздушным рисом и карамелью.
Сестра решительно объявила, что укоренившееся нежелание наших родственников общаться с нами связано с тем, что мы выпали из их круга в связи с разводом, а не с тем, что мы лично им не нравимся.
– Им просто не нравится, что мы без мужчины совсем одичали, – сказала она.
И добавила, что это порочный круг – круг, из которого нам надо вырваться.
У одной из невесток имелся холостой брат, крайне практичный мужчина, любитель книг. Возможно, он годился для Списка.
Я согласилась попробовать, но мы все же договорились, что будем обходить стороной нашу бабушку по материнской линии – очень противную, как я уже упоминала, – ей нравилось указывать людям на их недостатки, а в мамином случае это было особенно легко, ибо брак ее развалился, она перенесла два аборта и выкидыш, злоупотребляла алкоголем, пребывала в зависимости от таблеток и по какой-то необъяснимой причине хранила стаканы в шкафу перевернутыми, а такое хорошо воспитанных людей всегда приводит в ярость.
И вот только мы договорились, как дядюшка или тетушка в группе дядюшек и тетушек заговорил о предстоящем отпуске и сказал:
– Мы все едем в Дорсет.
Сестра тут же влезла в разговор:
– О, Дорсет, чудесно, а куда именно?
И:
– Когда?
И:
– А как называется дом?
И так далее, и подвыпившая тетушка или дядюшка или кто-то еще выдал ей все очаровательные детали.
По дороге мама сказала, что все они уебки. Сестра возразила. Мама твердо держалась на своих позициях и приводила примеры. Крошка Джек поддержал маму и сказал, что один дядюшка говорил о папе всякие гадости.
– Что он сказал? – спросила мама.
– Он сказал, что папа опозорил семью, – ответил Крошка Джек.
Мама пришла в ярость и выжала газ.
– Вот мудак, как он посмел! – бушевала она, пока мы летели по тому же мосту, с которого она съехала год назад, когда и заработала порез в форме буквы «J».
Дома сестра поставила маму в известность о том, что нас пригласили отдохнуть вместе с дядюшками, тетушками и маленькими кузенами. На самом деле она не ждала, что мама поверит или тут же сорвется и помчится в Дорсет, а просто хотела, чтоб мама стала относиться к родственникам чуточку лучше.
Но мама поверила и даже согласилась поехать, так что, представьте себе, мы отправились в Дорсет. Женщину из булочной «Рингроуз» (единственного милого человека в округе, если не считать доктора и миссис С. Бороду) мы попросили кормить пони, и она пришла в восторг. И миссис С. Бороду мы попросили взять Дебби, но она не пришла в восторг, поэтому мы вернулись к женщине, которая пришла в восторг по поводу пони, и попросили ее еще и Дебби взять, и, глядите-ка, это ее тоже привело в восторг.
– Мамины родственники в последний момент пригласили нас отдохнуть в своем летнем доме, – сказали мы ей, – в Дорсете.
– Обязательно поезжайте, – сказала милая женщина из «Рингроуз», – родственников обижать нельзя.
Нас переполняло возбуждение, и мы почти верили, что нас пригласили, и это было чудесное чувство – причастности, – и мы все очень радовались. Мама взволнованно паковала вещи и по дороге купила нам новые полосатые полотенца, и я впервые в жизни воспользовалась дезодорантом. «Лесной папоротник», чудесный свежий аромат, я снова и снова брызгалась им, когда запах выветривался, пока мои подмышки не сделались белыми.
Сестре не нравилась холодная странность аэрозоля, она предпочитала роликовый дезодорант Mum, голубого цвета, как у мамы. Мне бы хотелось, чтобы мы все втроем пользовались одинаковым дезодорантом, но роликовый дезодорант был липкий и не такой бодрящий.
Сестра упаковала фотоаппарат, который она обнаружила в гараже (возможно, он принадлежал Чарли), а Крошка Джек – несколько банок шотландского супа с перловкой, который ему в то время нравился.
Мама поговорила с мистером Ломаксом, который заглянул кое-что отремонтировать, и он помог ей разобраться с дорожным атласом. Мистер Ломакс был членом Института продвинутых водителей (это означало, что он может сделать пируэт вокруг шестипенсовика и припарковаться в обувной коробке) и потому дал ей тьму советов по вождению автомобиля во время долгой поездки. Надо часто останавливаться попить кофе и, если заметишь, что клюешь носом, энергично раскачиваться взад-вперед и открыть окно, а в самом крайнем случае попросить одного из детей стучать тебя по голове.
На полпути нас с сестрой охватила тревога. Что, если дядюшки и тетушки не обрадуются, увидев нас? Что, если в доме не окажется места? Но мы себя уговорили. Сказали, что как только мы приедем и разместимся, они увидят, какие мы забавные и находчивые, как мы хорошо играем в разные игры и т. д., и в наших отношениях случится прорыв, и мы все вместе приготовим ужин, а потом заснем на мягчайших диванах в гостиной, пока в камине будет догорать огонь.
Добравшись до Дорсета, мы свернули на заросшую мхом гравиевую дорожку – заросший мхом гравий походил на губку, – которая привела нас к квадратному дому в георгианском стиле, стоявшему посреди парка (тогда я очень любила такие дома и до сих пор люблю). Мы быстро прониклись обаянием этого места, а мама столь же быстро выяснила, что никто нас не приглашал, мы просто все не так поняли, как ни жаль, и, глянув на озадаченные и смущенные лица, мы развернулись и поехали домой, от которого нас отделяли сотни миль. Все молчали, кроме Крошки Джека, но его невнятные жалобы были вроде раздражающей мелодии, которую вскоре перестаешь слышать.
Это было хуже и мистера Додда, и Чарли, и викария, и кухонной эскапады, и всего прочего. Нам было очень стыдно, и сестра первый раз в жизни почувствовала себя виноватой. Настолько виноватой, что согласилась с моим давним убеждением, что периодически ей следует участвовать в пьесе, и не нехотя, а с энтузиазмом – просто чтобы облегчить мамины страдания.
ТЕТУШКА В. Боже! Это Адель с детьми.
ДЯДЮШКА Г. Какого черта они здесь делают?
ТЕТУШКА Д. Как снег на голову свалились.
ДЯДЮШКА Б. Эта угроза общественному порядку со своим отродьем?
ДЯДЮШКА Г. Все быстро пригнулись и притворились мертвыми.
На следующее утро после возвращения из Дорсета пришлось объяснять милой женщине из булочной «Рингроуз», что ей все-таки не придется смотреть за Дебби и пони. Мы во всем обвинили дядюшкину ангину, и женщина из булочной проявила искреннее сочувствие и высказала предположение, что, возможно, дядюшке следует отрезать гланды.
Сестра хотела сделать что-нибудь хорошее, чтобы помочь маме пережить унижение и долгую дорогу. Для начала мы приготовили булочки из большого куска плотного теста, который дала нам милая женщина из «Рингроуз», она сказала, что ничто так не поднимает настроение, как только что испеченные булочки. Это напомнило нам о миссис Лант, которая то же самое говорила о тарталетках с вареньем.
Мы разделили тесто на четыре части, положили их в духовку и подождали, пока они приготовятся. От вкусного хлебного запаха нам и в самом деле стало лучше, и пока булочки охлаждались, мы пошли к маме и сели у нее на кровати. Сестра почитала нам вслух какие-то смешные мемуары и уже хотела предложить снова разыграть пьесу, как Крошка Джек бегом спустился по лестнице, а потом вернулся с письмом и листовкой, которые положили в почтовый ящик.
В письме оказался счет из магазина мисс Вудс, а листовка рекламировала Летнюю садовую вечеринку.