– Холодная нарезка? – сказала она. – Да тут фунты и фунты холодной нарезки.
– Что такое «холодная нарезка»? – спросила я.
Сестра взяла у нее детализированный счет, посмотрела и спросила:
– Что такое «холодная нарезка»?
– Ветчина, – сказала мама, – фунты и фунты ветчины.
– И куча вот этого, смотри, – показала сестра, – что это такое?
– Табак, – сказала мама. – Я сердиться не буду, – сказала мама, – но кто-нибудь из вас брал ветчину и табак в магазине мисс Вудс?
Мы ответили, что определенно не брали. Но она знала, что это не мы, еще до того, как задала вопрос.
– Как он мог съесть столько ветчины? – громогласно вопросила она.
– Он и в самом деле любил ветчину, – сказала сестра.
– Но фунты и фунты ветчины? – Мама в ужасе покачала головой.
Мы уже давно прекратили есть все, что походило на ветчину. Сестра как-то пообщалась с молоденькой продавщицей, и та сказала, что если вы не видите, к какой части тела относится мясо – например, ножка или крылышко, – то, скорее всего, это всякие измельченные жилы, и ноздри, и губы, и т. д.
Но мы и раньше не жаловали ветчину. Она бывала трех типов: традиционный окорок в хлебных крошках с имбирем, который словно прибыл из «Сказки о двух вредных мышках»; ливерная ветчина выглядела простецки, и ее явно без всякого смущения делали из обрезков губ и сухожилий, подсыпав овсянки; наконец, худший сорт – язык, целый язык, выдернутый из горла и выглядевший ужасающе гротескно. Стоя между холодильником и резательной машинкой, мисс Вудс прижимала эти страшные куски мяса к своей груди, словно больших жирных младенцев.
Помимо обычных причин не любить ветчину (вид, запах и смерть свиньи), мне не нравилось влияние, которая ветчина, похоже, оказывала на жителей нашего прихода. Старушки пешком ковыляли из дальних деревушек за ливерной ветчиной, покупали кусочек и возвращались на следующий же день за новым. Домохозяйки покупали разную ветчину – на сэндвичи для всей семьи в течение недели.
Магазин мисс Вудс никогда не пустовал. Не было такого, чтобы, зайдя в магазин, вы ждали, когда она появится из служебного помещения. Там вечно стояла очередь за ветчиной. И мисс Вудс даже не коптила ее сама. Она покупала ее у того же мясника, что и хозяева кооперативного и сетевого продуктового магазинов. Но людям нравилось стоять в очереди за ветчиной и смотреть, как мисс Вудс сражается с ней, кромсая на ломти.
Меня раздражала популярность ветчины, ведь не было в ней ничего особенного, а еще меня раздражало, что она заполонила наш счет, хотя мы терпеть ее не могли.
Сестра напомнила маме, что ей следует обратиться за советом по поводу счетов и прочего к бухгалтеру. Сестра знала нужную лексику, потому что мы уже разыграли небольшую, насыщенную информацией сценку из пьесы по этой теме, над которой сейчас работала мама.
Я играла маму, а мама играла папу (точнее, его голос по телефону).
Родерик (по телефону). Тебе выделены акции, ты должна управлять ими и жить на дивиденды.
Адель. Я не разбираюсь в финансах и инвестициях, не мучай меня.
Родерик. Ты должна управлять своими делами.
Адель. Похоже, что выплата дивидендов не планируется, я в отчаянном положении.
Родерик. Тебе нужно встретиться с твоим бухгалтером, мистером Боксом, и после этого, я надеюсь, ты обретешь уверенность в финансовых делах.
В следующей сцене моя сестра играла бухгалтера, мистера Бокса.
Мистер Бокс. Вы не читаете мои рекомендации, миссис Берд?
Адель. Читаю, мистер Бокс, но не всегда ухватываю их смысл.
Мистер Бокс. Тратить деньги легко, миссис Берд, но необходимо понимать свои ресурсы и управлять ими.
Мама, выступая в качестве режиссера, сказала: «Мистер Бокс куда менее радостный, чем ты изображаешь, играй его так, как будто он меня укоряет».
Итак, из пьесы стало ясно, что дела не только обстоят плохо, но и что мама не имеет четкого представления об акциях, боится бухгалтера и, следовательно, точно не знает, насколько отчаянно ее положение. Ничто из этого не оказалось для нас шоком. Просто теперь нужно было думать и об этом.
Я и в самом деле стала думать об этом, и, точно как Шерлока Холмса, меня посетило четкое воспоминание об обыске в доме Лонглейди, что я провела в поисках Буфо, лягушонка. Тогда я заметила кое-что такое, что тогда меня не заинтересовало, неважную деталь, и зарегистрировала ее в своем мозгу на потом.
И вот что это было – я заметила, что мистер Лонглейди работал за буфетом, который также выполнял роль письменного стола, хотя и узкого, находившегося в коридоре, потому что на месте его кабинета устроили душевую для миссис Лонглейди. Мистер Лонглейди работал, справляясь с потрепанным старым учебником, который назывался то ли «Бухгалтерский учет по методу “Дюпон”», то ли «Возврат на инвестиции по методу “Дюпон”», что-то в этом роде.
Я рассказала сестре об этом воспоминании и предложила добавить мистера Лонглейди в Список. Я не имела в виду, что он должен встать у руля, или вести с мамой взрослые разговоры, или заняться с ней сексом, но благодаря своему бухгалтерскому образованию он мог помочь ей разобраться в финансах, научить управлять ими и так вывести ее из финансовых затруднений, в которых она, вне всякого сомнения, находилась. Тем более что миссис Лонглейди не будет маячить, поскольку отправится в отпуск своей мечты смотреть на Бостон осенью.
Сестра напомнила, что мистер Лонглейди был включен в Список уже на ранней его стадии, и как раз для таких случаев. Это действительно было так, я просто не замечала этого имени – вот каким мистер Лонглейди был незаметным, хотя в Списке его имя было вписано синей ручкой. Как бы то ни было, мы составили следующее письмо:
Уважаемый мистер Лонглейди,
Я буду бесконечно признательна Вам, если Вы сможете уделить мне несколько минут, чтобы обсудить акции, которые бывший муж передал мне вместо содержания. Мне очень нужен бухгалтер, и я бы предпочла бухгалтера, который изучал метод «Дюпон». Даже если бухгалтер не особенно разбирается в методе «Дюпон», на меня и поверхностные знания произведут впечатление. Пожалуйста, заходите как-нибудь выпить и закусить, желательно завтра, когда дети будут в школе, а Ваша жена в отпуске.
Совершенно необходимо, чтобы Вы не рассказывали об этом жене, я подозреваю, что Ваше посещение будет воспринято как государственная измена, несмотря на то что, когда мы только переехали в деревню, она предложила Ваши услуги.
С уважением, и т. д.
Потом, когда трое из четырех Лонглейди благополучно отбыли на встречу с Бостоном, а мы ждали, покажется ли мистер Лонглейди, взволнованная мама вошла в детскую, держа письмо, которое мы ему направили.
– Что это? – спросила сестра, прекрасно зная, что это.
– Это письмо от меня мистеру Лонглейди, – сказала мама.
– А зачем же ты ему пишешь? – спросила сестра.
– Я ему не пишу, я никогда не писала мистеру Лонглейди, но он только что зашел и показал мне это письмо. Кто-то написал ему от моего имени, – сказала мама и добавила, что некто, она даже вообразить не в силах, кто именно, написал мистеру Лонглейди о наших сугубо частных семейных делах.
– А что там говорится? – спросила я.
Сестра прочитала письмо озадаченным тоном с озадаченным выражением лица.
– Я не понимаю, – сказала она.
Мама приготовила себе кофе и попыталась сообразить, кто мог написать письмо и зачем. Она достала дополнительную чашку для мистера Лонглейди, который отлучился покормить пчел и должен был вернуться с минуты на минуту.
– Стиль действительно похож на мой, – сказала мама, имея в виду письмо, – но как будто я старше и более официальна.
В дверях появился мистер Лонглейди, и они сели выпить кофе.
– Извините, – сказала мама, – я так смущена и представить себе не могу, кто мог это сделать.
– Вам не за что извиняться, – сказал мистер Лонглейди, – все это гнусная клевета.
– Ну, то, что в письме говорится об акциях, вполне справедливо. Да и в прочих отношениях там почти все верно. Не знаю почему, но денежные потоки как будто бы пересохли.
И они стали обсуждать ситуацию.
– Стыдно признаться, но во всех денежных вопросах я совершенно безнадежна, – сказала мама.
– Это может быть непросто, – согласился мистер Лонглейди, что было совсем непохоже на укоряющего мистера Бокса. – Если хотите, я посмотрю ваши бумаги и, если смогу, что-нибудь посоветую.
Мистер Лонглейди провел у нас весь день и пообедал с нами, а поскольку, как и все другие мужчины, с которыми я когда-либо была знакома, обожал омлеты, на обед мы ели омлет с сыром и хлебцами. Часть документов он прочитал, часть взял с собой и на следующий день пришел поделиться своими соображениями.
И речи не было о том, чтобы ему встать у руля. Во-первых, счета – это слишком важно, а во-вторых, он признался, что в последнее время страдает от язвочек во рту и грудного кашля.
Мамино финансовое положение в высшей степени встревожило мистера Лонглейди. Он сказал, что от маминых акций не приходится ждать вообще никаких денег, и предложил ей срочно переговорить с папой. Мама объяснила, что ей не хотелось бы просить еще денег, в особенности после в высшей степени унизительного случая с «Экклес Топаз». Мистер Лонглейди сказал, что она должна в срочном порядке прояснить финансовую ситуацию.
Мистер Лонглейди, прибывший в одной рубашке, уселся за кухонный стол, он изучал бумаги, постукивая пальцем по строкам с цифрами в банковских выписках. И поминутно вопрошал, куда же ушли все эти деньги.
Через некоторое время он сказал:
– Миссис Вогел, я думаю, вы мне не все документы показываете.
И мама признала его правоту.
– Все указывает на то, что вы заложили этот дом, чтобы выплатить часть долгов, – сказал он.
Так оно и было. Тут мама расплакалась, и мистер Лонглейди проявил большую доброту и сказал, что она не должна винить себя и т. д.