И когда через несколько дней мы снова увидели камень, на нем большими буквами было выбито «ПДР». Вырезанные в камне буквы были словно наполнены тенью и казались выпуклыми. Наверное, оптическая иллюзия или намеренный прием резчика по камню. Выглядело это мрачно и красиво, а значит, идеально подходило, чтобы увековечить память о нашей чудесной Дебби.
Мы провели церемонию возложения камня в саду, как всегда делают с надгробными памятниками, и с виду это был полный отстой – как будто кто-то бросил большой кирпич на лужайке, проходя мимо, – но никто ничего не сказал. Каждый из нас прошептал Дебби что-то тайное. Я поблагодарила ее за поддержку и извинилась за то, что однажды посадила ее в тачку.
Мистер Холт не стал к нам присоединяться. Это касалось только нас, и он не захотел видеть все наши рыдания и прочую чепуху, и, кроме того, он сказал, что и так уже потратил достаточно времени впустую.
Ужасность смерти Дебби невозможно описать. Нам ничего не помогало.
28
Когда мы добавили имя мистера Холта в Список, он уже завел привычку заглядывать к нам два-три раза в неделю и вместе с нами смотрел шоу на портативном «Филипсе», который нам одолжил. И ужинал, сидя на матрасе, пирогом или чем-то в этом роде и банкой мозгового горошка, а потом что-нибудь ремонтировал и уезжал в свою городскую квартиру.
Как-то в субботу он заехал разобраться с покосившейся передней дверью и спросил, за каким лешим мы все время ходим в прачечную, если у нас дома стоит стиральная машинка-автомат. Мы сказали ему, что она сломана. Он в этом усомнился. Какое-то время он разглядывал стиралку, а потом продемонстрировал логический подход.
– Правило первое: хорошенько посмотрите на машину, – сказал он, включая и выключая ее из розетки.
– Ладно, – сказали мы.
– И попытайтесь понять, что с ней не так, – сказал он, пытаясь вращать барабан по часовой стрелке.
– Ладно, – сказали мы. Нам уже стало скучно.
– Тогда вы, возможно, решите проблему, – сказал он, пытаясь вращать барабан против часовой стрелки.
Он объяснил, что при правильной эксплуатации машины обычно не ломаются. Но в маловероятном случае, если что-нибудь действительно пошло не так, немного здравого смысла плюс рациональное мышление будут ключом к решению проблемы, и с этими словами он нырнул в «Электролюкс» и вытащил из барабана заколку для волос.
Мы с сестрой были согласны, что мистер Холт в целом хороший, а его невероятная доброта, когда умерла Дебби, и одолженный телевизор дали ему право не проходить полную процедуру одобрения. Могильный камень доказывал, что он любит животных (в рамках разумного), и уж конечно, он любил телевизор, в особенности интеллектуальные игры вроде «Властелина ума», которая тогда еще была свежачком, и нам всем очень нравилось, как Магнус Магнуссон говорит: «Я начал, я и закончу». И он более чем устраивал Крошку Джека благодаря своему интересу к «Миру фактов».
Философия мистера Холта заключалась в том, что вот мир, а вот ты, и тебе нужно найти свое место в мире и не сходить с выбранного курса и себя уважать («Ни за что не поверю, что ты хочешь, чтобы тебя увидели в нечищеной обуви»).
Поначалу нам казалось, будто он говорит загадками или вообще на другом языке.
«Дайте мне с вашей мамой переночевать с этой мыслью; посмотрим, возможно, я не уверен; вы узнаете, что мы решили, не ваше дело; выспитесь хорошенько и сделайте еще раз правильно». Но нет, просто он был дисциплинированным и добросовестным, а еще скромным и не любил преувеличивать, не приукрашивал, не сгущал краски и не халтурил. Такой уж он был, а мы к такому поведению не привыкли.
И хотя мы вскоре поняли, что он лучше всех мужчин, которых мы когда-либо включали в Список, даже лучше милого мистера Олифанта, иногда все-таки казалось, что по образу мыслей он находится на расстоянии миллиона миль от нас, и мы спрашивали себя, не разочаруем ли мы друг друга в конечном итоге. У сестры, например, было ужасное чувство, что он, вероятно, из тех людей, что всегда стремятся решить проблему, вместо того чтобы поговорить о ней и вдоволь пожаловаться. Таких людей (отцов, решающих проблемы) мы уже видели и полагали, что это то единственное качество, с которым просто невозможно смириться.
Поэтому мы решили, что ему нужно будет пройти одно простое испытание. Я должна была рассказать ему даже не о проблеме, а о дилемме, ведь дилеммы чуть-чуть посложнее проблем, и посмотреть, как он отреагирует. Моя дилемма (настоящая) касалась моей подруги по переписке.
Вот какая была дилемма, и вот как я ее представила. У многих моих одноклассников были интересные друзья по переписке из Испании и Франции (переписку организовала школа) по имени Ольга или Мария, которые жили в горных районах или в Париже, но мою подругу по переписке звали Ребекка Беллами-Бриггс, и жила она на севере Англии, а познакомилась я с ней через журнал «Пони». Дело в том, что Ребекка написала мне, что она больше не хочет быть моей подругой по переписке. Меня это устраивало, потому что я уже думала о том же и хотела завести себе новую подругу из Испании или Франции с перспективой в будущем поехать в гости. Дилемма/проблема заключалась в том, что Ребекка вложила в письмо, которым разрывала со мной отношения, письмо от Джорджины Беллами-Бриггс, своей старшей сестры и любительницы лошадей, в котором та представлялась моей новой подругой по переписке.
Джорджина Беллами-Бриггс написала, что хотя у Ребекки уже в печенках сидят повторяющиеся истории о моей чудно́й жизни, она, Джорджина, находит мои письма очень забавными и поэтому займет место Ребекки в качестве моей подруги по переписке. И тут же переключилась и написала все то, что могла бы написать подруга по переписке. Рассказала мне о своей красивой кобыле Дайдо, и козе, и двух козлятах, которых звали Хепзибар и Нэнси. В этом-то и заключалась дилемма: соглашаться ли мне на замену Ребекки на Джорджину? Или мне следует отказаться от предложения и со спокойной душой искать испанскую (или французскую) подругу?
Я рассказала мистеру Холту всю историю, и он, слушая меня, отложил газету, чтобы ненароком не заглянуть в нее. Закончив, я попросила его совета. Он был сбит с толку и даже почесал голову, что доказывало его растерянность. Он так долго молчал, что я подумала, что он уже забыл мою историю.
– Как вы думаете? – спросила я и повторила суть проблемы: – Переписываться мне с Джорджиной или нет?
– Не знаю, милая, думаю, что тебе нужно самой решить, – сказал он и снова принялся читать газету.
И такой ответ мне очень даже помог.
Мистер Холт и мама медленно обменивались историями своей жизни, а нам она передавала обрывки из его рассказов. Он был уроженцем Восточной Англии. Ему было 33 года, но он казался старше из-за своих начальственных манер и любви к дисциплине и порядку. Как единственный ребенок пожилых родителей, он вырос эмоционально самодостаточным и поднимал шум, лишь когда видел, что кто-то ленится.
Нам с сестрой было ужасно интересно, что же мама рассказала ему о себе. Только вообразите: трудолюбивый сторонник дисциплины и она. Но что бы мама ему ни рассказала, их отношения крепли.
Одним субботним утром сестра подняла эту тему.
– А мистер Холт знает о тебе, и всех твоих таблетках, и т. д.? – спросила она.
– Да, знает, – ответила мама. – Я ему рассказала.
– И он ко всему этому нормально отнесся?
– Да, и в перспективе мы вдвоем с этим разберемся, – сказала мама.
– То есть вы пара? – спросила сестра.
И как-то так получилось, что да. Хотя у них было так мало общего – только любовь к крикету и абсурдистскому юмору, – вскоре мистер Холт переехал из своей квартиры в наш порушенный домик. Вещей с собой он привез совсем немного, только кое-какую одежду, книги, инструменты, матрас и баллончик средства от коррозии WD40.
Мама обсудила с нами перемены. Она предупредила, что, возможно, нам понадобится некоторое время, чтобы притереться друг к другу, и что иногда мистер Холт будет стремиться к одиночеству, но нам не следует принимать это на свой счет, просто ему нужно побыть одному и послушать радио в спальне. Она также указала, что мистер Холт нетерпим к небрежности и что лучше нам поберечь время и энергию и сразу все делать аккуратно.
Мистер Холт тоже обсудил с нами перемены.
– Вы, вероятно, заметили, что я довольно часто бываю здесь, – сказал он.
Мы ответили, что заметили.
– Это вы подобрали наши покупки в «Вулко» и привезли их нам? – спросила я, желая раскрыть эту тайну, раз уж он уделил нам внимание.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Мы так подумали из-за пирога в жестянке, которого точно не было в тележке, когда мы ее бросили, – сказала сестра.
– Да, – сказал Джек, – а мы заметили, что вы любите такие пироги.
– О, – удивленно сказал мистер Холт, чем себя и выдал. И продолжил речь о переменах: – Итак, вы, должно быть, уже заметили, что я довольно часто здесь бываю, и хотя я полагаю, что это не ваше дело, но скажу, что мы с вашей мамой вроде как хотим вести совместную жизнь вместе с вами, и я надеюсь, что вы не возражаете.
Мы кивнули и стали ждать продолжения. И он сказал, что если это так (если мы не возражаем), то он хотел бы вверить нам свою судьбу и посмотреть, не получится ли у нас поднапрячься и переехать в дом чуть побольше, ничего особенного, просто с дополнительной спальней.
– Что-что вы хотите нам вверить? – мужественно спросил Джек.
– Мои накопления, мое средство от ржавчины, – сказал мистер Холт, в этот момент державший в руке баллончик WD40, – и, конечно же, самого себя.
– А на что вы копите? – спросил Крошка Джек.
– Наверное, копил на новую машину, – ответил мистер Холт, – но передумал.
Итак, мистер Холт стал человеком у руля. И вначале он вел себя именно так, как он вел себя с мамой в первые месяцы ее работы в «Подснежнике», – сущий кошмар, педант, зануда, стоглазый брюзга. Вместе с ним в доме появились совок и веник, и мистер Холт сказал: «Ну вот, теперь вам придется подметать пол, никаких оправданий». И он спрашивал, почему у нас всегда столько грязного белья (мы знали, что лучше не говорить, что от стирки воздерживаемся по сугубо личным причинам); он настаивал на необходимости начищать обувь до блеска хотя бы раз в неделю, повторяя, что умер бы от стыда, выйдя из дома в грязных башмаках, – никаких оправданий этому нет (в отличие от истрепавшихся воротничков или сбитых каблуков, с которыми уже ничего не поделаешь). В доме завелся крем для обуви в баночке с изображением цветущей вишни и две пушистые обувные щетки, поскольку философия и самоуважение мистера Холта основывались на сверкающих башмаках.