Глава 3
Воскресным утром через пять дней после пьяного разговора с Ньютоном Брайс сидел дома и пытался читать детектив. На нем была зеленая фланелевая пижама; он устроился поближе к электрокамину в своей маленькой блочной гостиной и допивал третью чашку черного кофе. Этим утром он чувствовал себя лучше, чем в последнее время, а интерес к подлинной личности Ньютона обуревал его не так, как в несколько прошедших дней. Вопрос присутствовал в голове постоянно, однако Брайс перешел к политике «чуткого ожидания» и сумел изгнать проблему если не из мыслей, то хотя бы из повестки дня. Детектив был приятно занудный, денек снаружи выдался на редкость морозный. Псевдокамин создавал необходимый уют, и спешить было некуда. Слева на стене висело «Падение Икара», переместившееся сюда из кухни два дня назад.
Брайс успел одолеть половину романа, когда во входную дверь осторожно постучали. Он поднялся, не без раздражения гадая, кого только могли черти принести в воскресенье. Работники лаборатории, разумеется, как-то общались между собой, но Брайс старательно избегал дружеских посиделок, и особых знакомств у него было немного. Во всяком случае, ни одного достаточно близкого, чтобы кто-нибудь мог заявиться утречком в воскресенье, еще до ланча. Брюс заскочил в спальню за халатом и отпер дверь.
Ежась в легком нейлоновом плаще, на крыльце стояла экономка Ньютона.
Она улыбнулась и спросила:
– Доктор Брайс?
– Да. – Он не мог вспомнить, как ее зовут, хотя однажды Ньютон обратился к ней по имени в его присутствии. Каких только шуточек не отпускали лаборанты насчет отношений Ньютона с этой женщиной! – Проходите, согрейтесь.
– Спасибо. – Она с немного виноватым видом прошмыгнула внутрь и закрыла за собой дверь. – Меня прислал мистер Ньютон.
– Вот как? – Он провел ее к камину. – Вам стоило одеться потеплее.
Гостья, кажется, вспыхнула – или, возможно, ее щеки просто раскраснелись на холоде.
– Я не часто выхожу из дому.
Он помог ей снять плащ, и женщина сразу склонилась над камином, стараясь согреть озябшие руки. Брайс уселся и задумчиво смотрел на нее, ожидая разъяснения причин визита. Нет, она вовсе не была так уж непривлекательна – полные губы, черные волосы, крепкое тело под простым синим платьем. Примерно его сверстница и, как он сам, одевается несколько старомодно. Она была не накрашена, но ей, раскрасневшейся с холода, макияж и не требовался. Грудь тяжелая, как у крестьянок в советских пропагандистских фильмах; у женщины был бы монументальный облик «Матери-земли», если бы не робость, виноватые глаза, простонародные манеры и вульгарный говор. Руки под короткими рукавами платья покрывал шелковистый черный пушок. Брайсу это понравилось – как и то, что она не выщипывает брови.
Гостья выпрямилась и улыбнулась уже более непринужденно:
– Не то, что настоящий огонь.
Брайс не сразу сообразил, что она имеет в виду. Потом, глянув на раскалившуюся докрасна спираль в камине, кивнул:
– Да, конечно… Может, присядете?
Она села в кресло напротив, откинулась на спинку и положила ноги на тахту.
– И дымком не пахнет, – задумчиво проговорила она. – Я выросла на ферме и до сих пор помню огонь в камине, когда утром я скакала по комнате, пытаясь одеться. Я клала одежду на камин и вставала к нему спиной, чтобы согреться. Прекрасно помню, как пахнет настоящий огонь. Но я не нюхала дым уже… страшно сказать… лет двадцать.
– Я тоже, – сказал Брайс.
– Ничто уже не пахнет так хорошо, как раньше. Даже кофе, который теперь делают. А многое стало вообще без запаха.
– Кстати, как насчет чашечки? Кофе?
– Это можно, – сказала она. – Хотите, я сама приготовлю?
– Нет, я принесу. – Он допил остатки кофе и встал. – Я все равно собирался сделать себе еще.
Брайс отправился на кухню и бросил в две чашки кофейные таблетки, которые только и остались в продаже с тех пор, как страна разорвала отношения с Бразилией. Он принес кофе на подносе и получил в награду приятную улыбку. Женщина наслаждалась уютом, как старая добродушная собака, которой не отравляют жизнь ни гордость, ни философия.
Брайс сел и поднес чашку к губам.
– Вы правы, – сказал он. – Ничто уже не пахнет, как раньше. А может, мы такие старые, что забыли, как оно когда-то пахло.
Она продолжала улыбаться. Потом сказала:
– Он просил узнать, поедете ли вы с ним в Чикаго. Через месяц.
– Мистер Ньютон?
– Ага. Там будет встреча. Он сказал, вы, наверно, про нее уже знаете.
– Встреча? – Брайс задумчиво отпил кофе. – Ах да! Институт химических процессов. Зачем ему нужно, чтобы я туда отправился?
– Не знаю. Говорит, если вы согласитесь, он зайдет потолковать вечерком. Вы не будете заняты?
– Нет. Нет, я не работаю по воскресеньям.
Он говорил обычным спокойным тоном, но мысли уже неслись вскачь. Вот она, очевидная возможность. Два дня назад он составил план, и если Ньютон точно придет…
– Я охотно поговорю с ним об этом деле. Он не сказал, когда собирается зайти?
– Нет. – Она допила кофе и поставила чашку на пол рядом со стулом.
«Чувствует себя как дома», – отстраненно подумал Брайс, впрочем без тени раздражения. Это была естественная раскованность, не показная, как у профессора Канутти и его стриженных ежиком приятелей там, в Айове.
– Он вообще последнее время мало говорит. – В ее голосе угадывалось скрытое напряжение. – На самом деле я его вообще почти не вижу.
Она явно была расстроена, и Брайс задумался, что там у них между собой. И тут ему пришло в голову, что это тоже возможность, которая может не повториться.
– Он не заболел?
Если только удастся ее разговорить…
– Да нет вроде. Он забавный. На него иногда накатывает. – Она смотрела не на Брайса, а на красную спираль обогревателя. – Иногда он говорит с этим французом, Бриннар его фамилия, иногда со мной. Иногда просто сидит у себя в комнате. Целыми днями. Или, может, пьет. Хотя по нему не скажешь.
– Чем занимается этот Бриннар? В чем его работа?
– Не знаю. – Женщина быстро взглянула на Брайса и тут же опять уставилась на электрокамин. – Телохранитель, по-моему. – Она вновь подняла встревоженное лицо. – Знаете, мистер Брайс, он таскает с собой пистолет. А как двигается! Шустрый такой. – Она по-матерински покачала головой. – Не доверяю я ему и считаю, что мистеру Ньютону тоже не стоит ему доверять.
– У многих богатых людей есть телохранители. К тому же Бриннар еще и что-то вроде секретаря, да?
Она коротко, невесело хохотнула.
– Мистер Ньютон не пишет писем.
– Понятно.
Затем, по-прежнему глядя на обогреватель, она робко спросила:
– Можно мне выпить немножко?
– Конечно. – Он вскочил с чуть излишней поспешностью. – Джин?
Она подняла глаза:
– Да, джин, пожалуйста.
В ее взгляде было что-то жалкое, и Брайс подумал, что она, должно быть, очень одинока, ей практически не с кем поговорить. В нем шевельнулось сочувствие к потерянной, отставшей от времени деревенской женщине и в то же время возбуждение при мысли, что язык у нее вот-вот развяжется. Налить ей джина, и пусть себе смотрит на электрокамин. Он незаметно улыбнулся, чувствуя себя Макиавелли.
Когда Брайс доставал бутылку с полки над кухонной раковиной, из гостиной донесся голос:
– Вы не положите туда немного сахару, пожалуйста?
– Сахару? – Это было уже немного слишком.
– Да. Примерно три ложечки.
– Хорошо. – Он покачал головой. – Извините, я забыл ваше имя.
Голос был по-прежнему напряжен, словно она пыталась сдержать дрожь или слезы.
– Меня зовут Бетти Джо, мистер Брайс. Бетти Джо Мошер.
В том, как она ответила, было достоинство, заставившее его устыдиться своей забывчивости. Он насыпал сахару, начал наливать джин и снова устыдился, теперь уже при мысли о том, что собирался сделать: вытянуть у нее сведения о Ньютоне.
– Вы из Кентукки? – спросил он как можно вежливее. Наполнил стакан почти доверху, размешал сахар.
– Да. Из Ирвина. Мы жили в семи милях от города. Это к северу отсюда.
Он вернулся в гостиную, и Бетти Джо с благодарностью приняла джин, но при этом попыталась скрыть нетерпение, что было разом и трогательно, и нелепо. Эта женщина определенно начинала ему нравиться.
– Ваши родители живы?
Зачем это? Он же собирался вытягивать сведения о Ньютоне, а не о ней самой. Почему только мозг постоянно отклоняется от сути, от настоящей сути?
– Мама умерла. – Она пригубила джин, задумчиво покатала во рту, проглотила и заморгала. – Как я люблю джин! Папа продал ферму государству под гидро… гидропо…
– Гидропонную станцию?
– Точно. Где делают эту противную еду в цистернах. В общем, папа теперь на пособии… Живет в Чикаго в многоквартирном доме, примерно как я жила Луисвилле, пока не встретила Томми.
– Томми?
Она смущенно улыбнулась:
– Мистера Ньютона. Я порой зову его «Томми». Раньше воображала, ему нравится.
Брайс вдохнул поглубже и спросил, не глядя на гостью:
– Как вы познакомились?
Она пригубила новую порцию джина, посмаковала, проглотила. Тихонько рассмеялась.
– В лифте. Я ехала наверх… там, в Луисвилле, за чеком от окружной администрации, а в лифте был Томми. Господи, я сразу обратила внимание, какой он странный! А потом он ногу себе сломал в этом лифте.
– Сломал ногу?
– Ну да. Звучит смешно, но так оно и было. Не выдержал поездки на лифте. Вы бы знали, какой он легкий…
– Легкий?
– Да, ужасно легкий. Одной левой можно поднять. Кости, поди, слабые, как птичьи. Я же говорю, странный он. Замечательный, и умный, и богатый, и такой терпеливый. Но, мистер Брайс…
– Да?
– Мистер Брайс, я думаю, он болен, очень болен. Что-то не так у него внутри… Боже, видели бы вы, сколько он таблеток глотает!.. И я думаю, у него… не все в порядке с головой. Я хочу помочь, но просто не знаю, с чего начать. А ведь он докторов и близко к себе не подпускает.