А КТ в этот раз забавное получилось, если тут уместно такое слово. Поначалу всё рутинно: приехал к десяти утра, взял у химиотерапевта карту и направление, пошёл к кабинету КТ. Там много народу. Получил контрастное вещество, поставил катетер в правую руку, вернулся к кабинету, чтоб ждать.
Сиденья все заняты. Дядьку одного попросил подвинуть его одёжку (гардероб не работает летом), чтоб рюкзак хотя бы поставить, сидеть ладно уж, перетопчусь. А вон лавка свободная, возразил дядька, хотя ему не видно было, что та лавка свободная, – она и не свободная, и не лавка, а тоже креслица. Ну это ж далеко, говорю, в другом колене коридора, а мне тут сидеть же надо ж! Пустил. Спасибо.
Вообще-то мы, онкологические, обычно друг друга поддерживаем, навстречу идём. Так вот препираться не принято. Ладно, может, переволновался. Я сам таким был вначале, год назад.
Так вот, расположился я наконец нормально, на кресле освободившемся, делаю работу в планшете, пью контрастное вещество. В этот раз по непривычной схеме: два стаканчика сразу, через полчаса ещё один и перед самым исследованием ещё один.
Четвёртый стаканчик еле допивал, уже в кабинете. У меня, говорю, желудка нет, и анастомоз ещё не всегда гладко всё пропускает, залпом уж точно не проглотишь ничего. Но врач сказала, что недопил немного, и мне хватит уже. Ну да, с моим весом в полсотни кило тут, наверное, и полстаканчика хватило бы. Не знаю. Но забавно, что в вену мне тоже не всё вкачали. Потому что лежу я в аппарате и чувствую мокрый холод в затылке, а не тепло в паху, как надо. (О, это прекрасное чувство, как будто описался!) Ору: у меня катетер течёт, а-а-а!.. Но врачи не слышат, они ж за стеклом толстенным, и только мне в динамик говорят, дышите – не дышите. В общем, вымок я основательно. А поскольку контрастное вещество консистенции сиропа, его просто так салфетками не промокнешь. Хотя врач мне выдала вафельное полотенце и даже обтереться помогла. Но исследование прошло нормально.
Я рад, что отмотался. И поехал к Кате, она живёт на метро «Орехово», это по Каширке дальше. Нарушил режим, получается. Но сами знаете: одиночество не всегда радость. То есть добровольное уединение – хорошо, а когда вот так, то не очень. Катя меня, как обычно, тонко настроила на всё хорошее. «Даже если что-то найдут, – говорит моя мудрая девушка, – то лучше раньше, чтоб вылечили». Это так, кто ж спорит. Но как подумаешь, что тебя снова будут долбить химией… Господи, я от этих-то пяти курсов не отошёл ещё до сих пор. Например, подушечки пальцев немеют. Есть такая побочка. И похоже, не пройдёт она никогда.
На следующий день всё-таки нервничаю. Результат обещали в среду. Я знаю, что КТ тормозится всегда, год назад его вообще неделю делали, сейчас побыстрее. Но вот среда – результата нет, и я тихо схожу с ума. Дёргаю врача: что-когда. Сообщу, говорит. Как только – так сразу. А я плаваю в неизвестности. Хожу и бормочу: лишь бы пронесло, лишь бы, только бы, а если… Давление, всё такое. Но как-то удаётся себя успокоить. Видимо, устал нервничать. Наконец в четверг с утра в WhatsApp сообщение химиотерапевта: нормальное КТ. И фотки описания. Пробегаюсь глазами: не обнаружено, не изменено… Уф! Пронесло на сей раз. Ещё три месяца спокойствия. Целых три. Благодарю.
Итак, сейчас лето 2020 года. Год как мне поставили диагноз рак. Два года, как начались мои мытарства с желудком. Восемь месяцев с операции по удалению желудка. Год должен пройти с операции, тогда есть шансы, что всё нормально и будет долгая ремиссия. Да, и я больше не человек в бандане, мне не надо ею голову прикрывать: волосы отросли. И сильно порыжели!
– Похож я на ирландца? – спрашиваю я свою девушку Катю.
– Есть немного, – соглашается она и с улыбкой шаловливого ангела добавляет: – Только еврей всё равно пробивается!
Охота к перемене мест
Жителей улиц близ Лужников можно узнать по одному слову, точнее, по тому, куда они ставят ударение в слове «каучук». Вот эти местные ставят ударение как профессиональные химики – на первый слог. Все остальные – на последний. Каучук. Тут так палят неместных. И нехимиков.
Я уже скоро сорок лет как живу на улице, где этот самый «Каучук». Несколько лет назад его снесли, строят жилой комплекс. Гигантский эклектичный зиккурат. Будет называться «Садовые кварталы». Какие сады, помилуйте, сады ещё вырастить надо, как растят население, местных, антропослой, локальную ноосферу, культурный слой… Да, рядом старинная усадьба Трубецких, где Пушкин бывал. Но зиккурат пока что изрыт котлованами. Прям Андрей Платонов какой-то!
Я живу на одной из этих улиц, улице Доватора. На ней же: моя школа, 61-я больница, хоспис. В школу я ходил все десять лет, теперь заглядываю на выборы. В 61-й больнице перелечились все мои родные и я тоже. Там же у меня нашли рак. В хосписе имени Миллионщиковой фонда «Вера» умерла моя мама. Честно говоря, район мой меня утомил. Я знаю каждый камень, и с каждым уголком здания и двориком что-то связано. «Долгая память хуже, чем сифилис, особенно в узком кругу», – как пел Борис Борисович Гребенщиков, с которым мне, кстати, доводилось интервью делать. Я всё мечтаю съехать – сдать свою квартиру и снять однушку подальше. Пока не получается. Но такой вот план.
А с планами у нас, онкологических, плохо. Мы не знаем, что нас ждёт, как и когда. Боимся загадывать и так вообще отучаемся планировать и смотреть на перспективу.
Перед началом лечения моя девушка Катя нарисовала мне на белом листе: «Когда я поправлюсь, я…» и велела записывать планы. Планы у меня были экзотические. До болезни ещё какие-то идеи фикс, типа съездить на Фарерские острова. Ну вот мечта такая. Ещё в Гренландию хорошо бы. Да и в Исландию неплохо. Но записал именно Фареры как самое малореальное. Туда ведь, помимо прочего, отдельную визу надо получать в посольстве Дании, при действующей шенгенской визе, пофиг – там одного «шенгена» мало, хотя, говорят, на пароме из Копенгагена можно проскочить, не нарвавшись на проверку. А можно нарваться и стать невъездным в Евросоюз, наверное. В любом случае рисковать не хочется. Или вот ещё пунктик плана: поехать в Бельгию на курсы французского. Французский язык я знаю так себе, учил сам, говорю плохо… В Бельгии отдельно тоже, насколько я знаю, нечего делать, а вот совместить было бы любопытно. Ну и ещё всякое другое там, по мелочи. Конечно, на это нужны деньги.
Вот как раз в связи с этим в Списке Выздоравливающего написано про окончательную отделку квартиры, которую надо наконец сдать уже. Я в это уже не верю! Сил пока нет заниматься её приведением в порядок до арендабельного (есть такое слово?) уровня.
Да, при моём диагнозе надо планировать и думать о будущем. Иначе какой смысл во всём этом? Про мем «расскажи Господу о своих планах» я уже высказывался, повторяться не буду.
Онкопациенты на карантине
Немножко поподробнее по этой теме. Весной 2020 года в Москве и некоторых других регионах России объявили самоизоляцию. В связи с пандемией коронавируса. Карантин фактически. Особо рекомендовали прятаться и бояться контактов старикам после шестидесяти пяти и тем, у кого хронические заболевания. Онкологические пациенты как раз в группе риска – именно как люди с хроническими заболеваниями. А мэрия нам дала по 4000 рублей. Мне лично позвонили из собеса, пообещали, попросили реквизиты и фотки документов прислать, и через пару недель вот они бесплатные четыре тысячи. Как говорится, пустячок, а приятно. Но для кого-то, кстати, совсем не пустячок. А я, будем считать, потратил деньги эти на лечение: брал такси до больницы. Потому что у меня иммунотерапия там прервалась, а потом я, волнуясь за то, что всё лечение и восстановление пойдёт не так, написал Е. О. в WhatsApp, дескать, когда продолжить-то сможем? Она ответила, что если Вы готовы – то вперёд, она всё организует. Даже такси за счёт спонсора можно. Не надо, говорю, главное – лечите!
Признаюсь, мне странно было читать посты про тяготы самоизоляции – я в ней к финалу карантина пребывал уже месяцев девять, с тех пор как началась моя химиотерапия. Хотя я понимаю людей, которые вдруг резко оказались в непривычной ситуации. Ситуации несвободы, будем называть вещи своими именами. И естественно, что они ведут себя неестественно: стараются выглядеть/звучать нарочитыми бодрячками или, наоборот, сваливаются в реальную депрессию. Или как вдруг записные интроверты воют волком из-за отсутствия общения. А те, кто оберегал личное пространство чуть ли не с мечом и ацетиленовой горелкой в руке, вдруг оказались кинестетиками. Прям экзистенциализм какой-то: кто я на самом деле в экстремальных условиях. Что именно я считаю экстремальными условиями – тоже кое-что обо мне сообщает.
Да, так вот про мою оборону, то есть самоизоляцию. Первый курс химиотерапии мне начали в конце августа 2019 года, и уже тогда врач запретила мне ходить на тусовки. Избегать большого скопления народа, так это формулируется на медицинском языке. Я сам боюсь: иммунитет ослаблен, прививки никакие не делал, ну куда в таком состоянии соваться. Тут даже сквозняков бояться будешь. А потом, после операции, совсем никак уж не вариант ничем болеть, даже насморком. Хотя я умудрился где-то слегка простыть, и насморк не отвязывался недели две. Моя девушка привезла мне тайский ментоловый ингалятор для носа.
И вот я как-то постепенно к такому привык. Болезнь меняет привычки. Утром валяешься в постели. Чтобы досыпать, как в больнице и потом дома во время реабилитации. Думаешь, что хочешь валяться в постели – точнее, не хочешь вставать, – на самом деле тело и мозги уже требуют какой-то активности. Хотя бы пост написать, хе-хе. Вот приходится напоминать себе, что хочешь что-то делать, а проваляться весь день в постели – не лучшая идея. Как в песне Cure Gone![15]:
If you do that you’ll be missing the world
Because it doesn’t stop turning whatever you heard