Полина тут же выскочила и принялась вертеться перед Каролиной.
— Ладно. Поняла, сейчас, айн момент! — сказала Каролина и только ее и видели.
Женщина в крахмальной наколке и фартучке пожала плечами и поплелась следом.
Через десять минут из ворот вышла одетая в точно такой же, как у Полины, джинсовый костюм и ярко-голубую майку коротко стриженная шатенка.
— Ну, все, забирают нас с тобой, Полька, в армию. Пишите письма мелким почерком!
Как только Каролина уселась на заднее сиденье рядом с Полиной, шофер нажал газ, и выбежавшая из калитки женщина в крахмальной наколке только растерянно покачала головой.
Всю дорогу до аэропорта девчонки слушали музыку из наушников.
В самолете, куда они заскочили буквально в последнюю минуту, Лиза посадила их так, чтобы все время держать их в поле зрения, а сама села рядом с сухощавым мужчиной в темных очках. Правда, как только она села рядом, мужчина снял очки и вежливо кивнул ей в знак приветствия.
— На Иссык-Куль? — спросил он.
— Да, — кивнула Лиза.
— Меня Глеб зовут, — представился мужчина.
— А меня Лиза, — сказала девушка.
Полина и Каролина, усевшись в кресла, сразу же вставили в уши наушники. А Лиза, хотя, как она понимала, ей следовало поближе познакомиться с сидящим рядом с ней мужчиной, который и был, очевидно, воспитателем и охранником в одном лице, почему-то смутилась и, закрыв глаза, сделала вид, что спит. Однако, ясное дело, заснуть ей не давало волнение. За те пару часов, пока Лиза собирала в дорогу двух этих девиц, она вполне осознала весь груз лежащей на ней ответственности. В эту поездку родители отправили не просто подростков, а весьма трудных подростков. Отправили, надеясь на то, что их перевоспитают, сделают их, как бы точнее выразиться, более удобными в обращении. Лизу уже саму начинало разбирать любопытство, правда ли то, что подростков в лагере перевоспитывают до неузнаваемости. Да, похоже, дома этим подросткам, быт которых налажен на все сто процентов, не хватает простого человеческого внимания, а в лагере они будут заниматься полезными и интересными делами, самостоятельно преодолевать трудности, времени на капризы и дурь не останется. Они привыкнут жить по-другому и, возвратившись домой, тоже постараются быть людьми. Это похоже на правду. Но, будучи материалисткой, Лиза понимала, что за две недели человека ни в каком лагере перевоспитать до неузнаваемости невозможно. Значит, как предупреждали их на курсах сотрудники ФСБ, скорее всего, к детям применяют какие-то психотропные средства…
Думая о своем, Лиза уже стала засыпать, как вдруг громко хохотнул один из сидящих впереди подростков. И дальше, хотела того Лиза или нет, она вынуждена была слушать их болтовню.
— Да ты че, ну ты, Черный, даешь! — просипел хохотнувший подросток. — Это ж прям порнуха какая-то.
— Ага, порнуха… Тебе смешно… — пробубнил тот, которого его сосед назвал Черным. — А моим родакам за нее кругленькую сумму выложить пришлось.
— Не понял, — откинулся на кресле сосед Черного, — объясни поподробнее.
— Ну, это ж меня Шмырь подбил снять эту девицу, — все громче и громче продолжал Черный. — А когда она на меня накинулась, он хоп за мой телефон и снимать стал. А потом, я так понял, на флэшку себе информацию сбросил или на компьютер. Я и забыл об этом. А через пару недель Шмырь мне звонит и говорит: «Если тысячу долларов через день не достанешь, кино, там где ты с девицей кувыркаешься, твоим родакам на комп по Интернету сброшу и еще распечатаю в виде фоток и по почте пошлю».
— Ну, и что ты на это? — спросил сосед Черного, по голосу, похоже, чуть помоложе, с явным интересом.
— Что-что… Дурак я был. Послал Шмыря куда подальше и забыл. А через три дня мамаша мне с батей такое устроили! В общем, переслал Шмырь все это и папаше моему, и мамаше прямо на работу. Смотри — не хочу. А потом перезвонил и предупредил: если деньги, тысячу долларов, через два дня на такой-то счет не перечислите, все это кино у всех ваших коллег и партнеров по бизнесу в компьютерной почте появится.
— А родители? — явно настороженно спросил сосед Черного.
— Родители… Им дешевле меня в лагерь послать, от греха подальше, чем за мои проколы расплачиваться, — сказал Черный.
— Нет, я о том, платили они Шмырю или нет…
— Куда ж им деваться. Ясное дело, платили.
— Да… А я не могу в толк взять, откуда у Шмыря и Головы такие тачки крутые…
— Тебя, Вадик, я так понимаю, тоже Шмырь на крючок поймал? — спросил Черный.
— И что из этого?
— Да ничего… Просто, если ты соскочить с крючка хочешь, ничего у тебя не получится… Они тебя достанут!
— Ай, если что, пусть мама со своим хахалем разбираются! А мое дело — сторона! Послали в лагерь и послали!
— А какую они им предъяву сделать могут? — поинтересовался Черный.
— Да Голова там кого-то со своими колбасили, а я сбоку стоял.
— А я, я где тогда был? — встревожился Черный.
— Да мне почем знать, где ты был?
— Ну я там есть?
— Я не всматривался.
— А то, если я там есть, они по новой на родаков моих наедут.
— Кроме этих записей есть еще кадр, где мы голые с тобой, с Головой и со Шмырем фоткались, когда купаться ездили.
— Ну?
— Что «ну»? Они там как-то сделали, что мы теперь голые на фоне Красной площади стоим.
— Вот это круто! А я этого не видел.
— Мне уже прислали. И тебе пришлют. Или твоим родакам, — пообещал Вадик и вздохнул.
— Да, ну мы с тобой попали! Если они и правда этот кадрик пошлют родакам, лучше домой не возвращайся.
— А я и не вернусь! — вдруг сказал Вадик.
— Я бы тоже не вернулся, — понизив голос, сказал Черный, — но на что прикажешь жить?
— А мне маман карточку дала, и так бабла на карманные расходы. На первое время хватит. А там видно будет!
— А, ну тогда да. Тогда конечно… — вздохнул Черный. — Везет тебе. А мне, считай, ничего не дали. А остальное, сказали, вышлют.
Лиза все-таки задремала. А когда проснулась, поняла, что в салоне происходит нечто экстраординарное.
Она посмотрела в ту сторону, откуда обычно появлялась стюардесса, и увидела страшную картину. Стюардессу хотя и одной рукой, но крепко, мертвой хваткой, держал какой-то здоровенный волосатый детина. Другая его рука была поднята. В ней красовалась какая-то коричневая коробка с торчащими из нее проводками.
— Всем сидеть, не двигаться! Иначе взлетим в воздух! — гулко, с надрывом выкрикнул мужчина.
В салоне повисла мертвая тишина.
И тут вдруг Лизе показалось, что мужчина, схвативший стюардессу, и сам не знает, что ему делать. Одет он был как-то странно. Хотя и в Москве было жарковато, а летели они вообще в южную страну, на мужчине был теплый серый свитер, белый длинный шарф и серая шапочка, натянутая почти до бровей.
Лиза взглянула на сидящего рядом Глеба, тот чуть слышно пробормотал:
— Не бойтесь.
А потом, наклонившись к ее уху, добавил:
— Оружия, даже холодного, у него нет.
— У него же бомба… — шепнула Лиза.
— Это бабушка надвое сказала.
— А чего вы хотите? Какие у вас требования?! — вдруг выкрикнул кто-то из подростков.
— Мои требования просты: когда мы прилетим — белый лимузин и моя бывшая жена! — выкрикнул мужчина, разбрызгивая слюну.
— Давайте я передам ваши требования на землю, — прохрипела стюардесса.
— Меня не проведешь! — продолжал кричать мужчина. — Я выдвину конкретные требования, когда мы приземлимся в Бишкеке. Моя жена живет в Бишкеке.
— Он, по-моему, ненормальный, — покачала головой Лиза.
— Похоже на то, — согласился Глеб.
— Если хоть один из вас сейчас пошевелится, мои люди взорвут самолет… — выкрикнул мужчина, не выпуская стюардессу, и его остекленевшие водянистые глаза вдруг налились кровью.
— Если его люди такие же шальные, как он, мы пропали, — прошептала Лиза.
— Нет у него никаких людей, — уверенно сказал Глеб и добавил: — И взрывного устройства тоже, похоже, нет.
— А в туалет можно? — спросил кто-то из подростков.
— Пи-пи или а-а-а? — на полном серьезе спросил мужчина.
— Рыгнуть мне нужно, — сказал подросток.
Мужчина на миг задумался. Но этого оказалось достаточно, чтобы Глеб в прыжке достал мужчину, оттеснил его в сторону, освободив стюардессу, выбил из рук террориста коробку, сорвал с его шеи шарф и крепко стянул им кисти противника. Затем он швырнул мужчину в кресло и сам сел рядом.
Пассажиры, облегченно вздохнув, оживились.
— О, чувак дает! — восторженно выкрикнул Вадик.
— Он по ходу у нас в лагере приемы разные показывать будет, — сообщил Черный.
— Да, я бы не против научиться так, как он, махаться, — покачал головой Вадик.
— Научишься, — сказал Черный. — Он для того и летит с нами.
— Видал, как он этого типа скрутил…
— А что, это у него не бомба была? — спросил Черный громко.
Один из сидящих впереди ребят с разноцветными дредами схватил с с пола коробку и закричал:
— Это мыло обычное, хозяйственное, с проводками!
— Лихо он нас всех развел! — крикнул кто-то впереди.
Как только самолет приземлился, в салон вбежали спецназовцы в камуфляже и с автоматами. Глеб передал им горе-террориста, который побелел, как полотно и, брызгая слюной, выкрикнул что-то невразумительное.
Лиза подошла к Глебу, поскольку заметила, что тот внимательно осматривает свою левую руку. Горе-террорист успел-таки глубоко прокусить ее.
— Давайте я забинтую, — предложила Лиза, доставая из аптечки, которую она всегда носила в дорожной сумке, бинт.
— Выйдем из самолета, там забинтуете, — сказал Глеб, заметив, что все их подопечные подростки стоят в проходе возле его кресла.
— Так, выходим, выходим! — попросил он.
Подростки, все какие-то вдруг притихшие и настороженные, направились к выходу.
— А вы нас так же научите махаться? — спросил вдруг один из ребят с разноцветными дредами.
— Научу, научу… — кивнул Глеб.
— А с девчонками тоже будете заниматься, — заиграв голубыми глазками, спросила Каролина.