— И дети, и взрослые? — спросил китаец.
— И дети, и взрослые, — сказал Чингиз. — Я им в чай хорошую дозу подсыпал этих ваших успокаивающих средств.
— Ну, в таком случае все в порядке, — сказал китаец и спросил: — Так чего ты меня выдернул?
— Вы теперь, как я понимаю, у таджиков?
— Да.
— У вас можно купить или взять хотя бы упаковку воды и ящик пищевых добавок?
— Зачем? У вас же больше, чем у таджиков, партия была, — удивился китаец.
— Ли, дорогой, — сказал Чингиз, стараясь выговаривать слова как можно мягче, — у нас ЧП было. Сгорели добавки и вода…
— Ерунду говоришь! — уверенно остановил его Ли. — Вода не могла сгореть.
— Так они ею тушили, пожар этой водой тушили.
— Ясно. Но помочь тебе ничем не могу. У таджиков в лагере добавки другие. Они притупляют эмоциональную сферу и активизируют агрессию. А у вас же, наоборот, добавка снимает агрессию. Ну и другие еще тонкости есть. Вам другой товар, чем таджикам, нужен.
— А когда новая партия товара прибудет? — поинтересовался Чингиз.
— У нас там проблема.
— Какая?
— С договором поставок что-то не так. Я сам рассчитывал получить товар. Но теперь сам не знаю, что делать. Если партия вовремя не прибудет, эксперимент может сорваться. И не только у вас, но и у таджиков в лагере. Там мальчишки без этих добавок неизвестно что натворить могут. Вон и с добавками проколы постоянно случаются.
— Кстати, насчет проколов. Равшан к вам вернулся?
— Вернулся. А откуда ты его знаешь? — удивился, даже, похоже, насторожился китаец Ли.
— Он на дороге был. Как мы поняли, его послали машину взорвать. А тут мы с автобусом. Мальчишка совсем растерялся. Если бы не наш Глеб, бесцельно погиб бы пацан.
— Да он и так погиб. Его свои убили. Думали, с того света вернулась душа, потому что тело никак умереть не может. Вот они и помогли. Растерзали на части, — сказал китаец как-то вполне спокойно.
— И это что, тоже часть вашего эксперимента?
— Да нет, мы такой реакции предвидеть не могли. Это сбой. Точнее, два сбоя. Сначала автобус взорвать пацан побоялся. А потом его самого растерзали. Как врага. Даже уши ему отрезали. Чтобы Аллах не мог его на небо за уши втащить. У них же вера такая, что если даже погибать, то так, чтобы уши остались целы. Чтобы на тот свет было за что тащить.
— Это уж ваши проблемы, доктор Ли! — сказал Чингиз. — Просто у нас добавок осталось кот наплакал. От силы на пару дней.
— Да, если партия не поступит, эксперимент сорвется. И вы останетесь без гонорара, — спокойно сказал доктор Ли.
— Но нам же перевоспитанием заниматься нужно!
— Ничего страшного! Поедут домой неперевоспитанные.
— Но вы же уже выплатили мне часть гонорара.
— Вернете. Вы не сохранили очень ценные субстанции. Поэтому вернете деньги.
— Может, вы через своих людей попросите, чтобы нам все-таки прислали дополнительный материал?
— Я попробую.
— Нам и вода, и добавки нужны.
— Я понял, — сказал доктор Ли. — Но два-три дня вам придется продержаться на том, что есть.
— Попытаемся, — каким-то тихим, невзрачным голосом заключил Чингиз.
— Как говорят русские, счастливой дороги! — пожелал китаец.
— Подожди, теперь о самом главном. У вас нет вестей от Султанбека? — спросил Чингиз, не скрывая тревоги.
— Нет, — коротко ответил китаец.
— Я специально ездил в поселок. Но там тоже никаких новостей.
— Может, что-то случилось?
— Мы ведь все на нем завязаны. У меня вот-вот деньги кончатся. А как детей кормить?
— В таджикском лагере тоже детей кормить нужно.
— Ну, там детей к смерти готовят. А у нас-то они должны к родителям вернуться как живая реклама лагеря. Теперь и так из-за того, что неспокойно, некоторые родители бояться своих детей посылать. А если еще условия здесь будут плохие, вообще могут лавочку эту прикрыть. Вам же тоже это невыгодно. Где вы таких бесплатных крыс подопытных найдете, чтобы проверять действие ваших добавок?
— Да, надо Султана найти. А он с какой революцией связан? С тюльпановой или апрельской? — спросил китаец.
— Султан — это Султан. Он вечен. Ты же видишь, хоть вся власть в стране поменялась, на нашей жизни это никак не сказалось. Вот если что с Султаном случится, тогда пиши пропало.
— Я думаю, что тут же новый Султан, как русские говорят, нарисуется. Незаменимых людей нет, — назидательно сказал китаец.
— Это у вас в Китае народу столько, что на месте одного двое вырастают. У нас другая история. Если на человеке что-то завязано, то на нем все завязано, — сказал Чингиз и вздохнул.
— Чего ты паришься, — совсем уж по-русски, но с китайским акцентом отозвался доктор Ли, — если что, сам займешь место Султана. Я тебя рекомендую.
— Ты не понимаешь. У него все счета, деньги, связи…
— Ладно, — сказал китаец, — если Султан объявится, я вам дам знать.
Глеб, понимая, что все самое главное они услышали, осторожно вышел из палатки и юркнул к палатке, где должен был спать Вадик. Лиза последовала его примеру и тихонько шмыгнула к палатке, в которой легли спать девочки. Но как только туда заглянула, не смогла сдержать дикого крика.
— Что, что такое? — тут же спросил Глеб, в одно мгновение оказавшийся у палатки.
Чингиз, который, очевидно, уже распрощался с доктором Ли, тоже стоял рядом. У него в руках был пистолет.
Глеб, который, находясь не в городе, по ночам никогда не ходил без фонарика, ощупал световым лучом палатку и увидел потерянных, испуганных Вадика и Черного, которые держали в руках тюбики с зубной пастой. У Полины и Каролины на заспанных лицах красовались куски пасты.
— Нет, это не лагерь, детсад какой-то! — возмутился Чингиз и задал, казалось бы, не относящийся к делу вопрос: — А вы воду минеральную, китайскую, вчера вечером пили?
Полина с Каролиной, совсем растерявшись, только тихо кивнули. А вот Черный не смог сдержать возмущения:
— А вы что, нас отравить этой водой задумали!
— Ясно, — кивнул Чингиз и добавил: — Что ж, мы пойдем другим путем.
Глава 9
Первое, что поняла Лю Синь, когда после взрыва пришла в себя на больничной койке, — это то, что она, во-первых, жива и даже цела, а во-вторых, даже после такого стресса не забыла русский язык и понимает, о чем говорят находящиеся в палате люди.
Мужчины, чьи голоса она услышала, как только пришла в себя, стояли у дверей, и она их не видела. Они, очевидно, думали, что девушка все еще без сознания или спит, и потому говорили довольно громко, не обращая на нее никакого внимания.
— Святослав Николаевич, вы должны понимать, что эта китаянка представляет для нас особый интерес. Ведь она, несомненно, каким-то образом была связана с небезызвестным вам Султаном. И не думаю, чтобы они стали случайными жертвами. Возможно, это покушение готовилось заранее. И таджикскому мальчику с поясом шахида была дана конкретная наводка. Нам важно все: кто еще был с ними в машине? Откуда и куда направлялись? Что за дела связывали китаянку с Султаном? — сказал мужчина чуть хриплым, надтреснутым голосом.
— Да, господин Громушкин. Я все понимаю, — ответил Святослав Николаевич.
— Если понимаете, то, как только она придет в себя, обязательно мне позвоните. Мы поставили дополнительную охрану. И, само собой, никого к ней в палату не пускайте. Предупредите ваш персонал. А обслуживать ее поставьте только проверенных людей!
— А если вдруг объявятся родственники или знакомые? Вы же говорили, чтобы мы сообщали вам обо всех, кто станет интересоваться этой китаянкой, — напомнил Святослав Николаевич.
— Да, безусловно. Но к ней никого не пускайте, — строго сказал Громушкин. — Могу сказать одно, в Бишкеке у нее знакомых, скорее всего, нет. На том месте, где машину, в которой она куда-то ехала с Султаном, взорвал таджикский мальчик, мы нашли блокнот. Там ее китайский и московский адреса. И телефоны. Мобильник, к сожалению, мы не нашли. А те телефоны, которые у нее записаны в блокноте, мы проверяем. Ясно одно, она прилетела сюда из Москвы с каким-то очень важным поручением. Или подписать контракт, или проконтролировать ход экспериментов.
— А как ее хоть зовут? — спросил Святослав Николаевич.
— Лю Синь. Мы нашли ее паспорт и авиабилеты в Пекин. Отсюда она собиралась сразу лететь в Пекин. Возможно, там у нее тоже были какие-то дела. Но мы отдадим их ей только после того, как побеседуем. А беседа может оказаться долгой, очень долгой, — сказал Громушкин.
— Она каким-то образом связана с китайской мафией? Здесь у нас много об этом писали… — поинтересовался Святослав Николаевич.
— Не стоит об этом сейчас говорить. Компетентные органы во всем разберутся, кто с кем и как связан, — резко оборвал его Громушкин.
— Ваши или наши компетентные органы? — уточнил Святослав Николаевич.
— Ваша задача — лечить. Ну и не допустить, чтобы она исчезла. Она нужна нам живая и здоровая.
Последняя фраза была сказана настолько сурово, что Лю Синь, которая вслушивалась в каждое слово, даже передернуло.
— Вы будете ее допрашивать? — поинтересовался Святослав Николаевич.
— Нет, мы будем ее пытать! — не то в шутку, не то всерьез заявил Громушкин и как-то нехорошо хохотнул.
— Я спрашиваю потому, что после того, что она пережила, ей некоторое время нужен покой, абсолютный покой, — заявил Святослав Николаевич. — И лучше, чтобы она оставалась в лечебном учреждении. А перелет, если вы собираетесь ее отправлять в Москву, может отрицательно сказаться на ее самочувствии.
— Чтобы обеспечить ей покой, нам придется еще потрудиться. Вы не первый год с нами сотрудничаете и должны понимать, что она может иметь доступ к секретной информации. Хотите нам помочь — не забывайте прислушиваться к тому, что она бормочет в бреду или во сне. Вдруг она в бреду скажет что-нибудь важное. Зачем она встречалась с Султаном. Кто и зачем послал ее в Бишкек. Насколько нам известно, китаянка Лю Синь должна была встречаться совсем с другим бишкекским авторитетом, который недавно был убит в ресторане. Может, она об этом что-нибудь скажет. В бреду, — уточнил Громушкин.