— Хорошо, — кивнула Лю Синь.
В этот миг из палатки доктора Ли, где спали Санек и Мурат, донесся душераздирающий крик.
Доктор Ли, выхватив пистолет, который, как оказалось, висел у него под халатом в кобуре на поясе, бросился к палатке, туда же побежал воин-воспитатель. Лю Синь последовала за ними.
Когда Лю Синь вбежала в палатку, кто-то уже догадался включить подвешенный вверху фонарь. Картина была страшней, чем в фильме ужасов. Все вокруг было забрызгано кровью. Онемевший от пережитого Санек, совершенно голый, стоял на кровати, зажимая, похоже, глубокую рану на груди, из которой сочилась кровь. Лю Синь смутилась и перевела взгляд на воина-воспитателя, который едва удерживал мальчика в полосатом халате и тюбетейке, сжимавшего в руке окровавленный нож.
— Свой! Свой! Свой! — повторял воин-воспитатель.
А мальчик монотонно твердил:
— Чужой! Бить! Чужой! Убить!
— Да накинь ты халат, дебил! — крикнул воин-воспитатель Саньку.
Тот, едва справляясь с дрожью, потянулся одной рукой и накинул халат.
Мальчик неожиданно сдался и обмяк.
— Свой… — тихо сказал он, и воин-воспитатель вывел его из палатки.
Лю Синь, увидев, что доктор Ли сидит на кровати Мурата и держит его руку, спросила:
— Ну, как там его рука?
— На фиг ему теперь рука! — фыркнул Санек, разрывая простыню и пытаясь промакнуть сочащуюся из раны на груди кровь.
— Да, рука ему действительно больше не понадобится, — вздохнул доктор Ли и добавил: — Всё…
— Как «всё»? — не поняла Лю Синь.
— Да зарезал его этот придурочный мальчик в тюбетейке! — выкрикнул Санек.
— Дайте-ка я вас осмотрю, — предложил доктор Ли, закрывая Мурата с головой простыней.
— Ну, осмотрите… — вздохнул Санек.
Доктор Ли осмотрел, обработал рану и стал накладывать повязку.
— Ничего серьезного, не волнуйтесь… — пробормотал он.
— Не, ну ты скажи! Спит себе человек, никого не трогает. Открывает глаза, а над ним этот джигит с ножом! Так же навек заикой стать можно, — возмутился Санек. — Его ж в клетке держать нужно! Да ладно я! А Мурата бедного.
#Даже пикнуть не успел! Во сне. Чик ножичком, и все…
— Я же предупредил вас, чтобы халаты белые не снимали… — сказал доктор Ли. — И Мурата халатом прикрыл… Он во сне, что ли, его сбросил…
— Да жарко ему было! — выкрикнул Санек. — Я с него и халат, и одеяло стянул, и сам наголо разделся! Как здесь можно спать в одежде… Она же к телу липнет. Противно. Гадко!
— Саша, — вдруг тихо сказал доктор Ли, — скажите, у Мурата есть родные или близкие, кому можно тело отдать…
— Да не надо никому никакое тело отдавать… Он ведь в розыске. Похороните, и все на том… — вздохнув, сказал Санек и, проверив повязку, которую наложил доктор, натянул на себя халат.
В палатку вошел высокий статный седой мужчина в белом халате и, выговаривая слова правильно, но с заметным акцентом, спросил:
— Что здесь произошло?
— Они забыли надеть халаты, — пояснил доктор Ли.
— Кто они?
— Это мои друзья, господин Некрошинский, — ответил доктор Ли.
— Хорошо, — кивнул мужчина и продолжил: — Мне сказали, что здесь есть труп. Что вы собираетесь делать с трупом?
— Что за вопрос? Похоронить конечно! — вступил в разговор Санек.
— Я не с вами говорю! — сухо оборвал его седой мужчина.
— Как скажете, господин Некрошинский, так и сделаем, — сказал доктор Ли.
— Мы его заберем, — сказал седой.
Он вышел, и через пару минут два охранника вынесли накрытое простыней тело из палатки.
— Сейчас перестелем постели, — сказал доктор Ли, — и ляжем спать. Точнее, вы ляжете спать, а мне еще надо поработать с мальчиками.
— Не, вы как хотите, а я спать здесь больше не буду! — покачал головой Санек.
Доктор Ли молча достал из шкафа новые простыни, наволочки и пододеяльники.
— Давайте я вам помогу, — предложила Лю Синь.
— Да, конечно, — кивнул доктор Ли, не выходя из глубокой задумчивости, и, вздохнув, добавил: — Зря это затеял господин Некрошинский, ох зря.
Когда постели были перестелены, доктор Ли сказал:
— Я пойду готовить разведчиков, чтобы поскорее нашли вашего Слепого.
— Только смотрите, чтобы ваши мальчики его не прирезали раньше времени. Он мне живым нужен и здоровым, — заметил Санек, усаживаясь на стул.
Когда доктор Ли, пожелав им спокойной ночи, вышел, Санек, взглянув на совсем обессилевшую от всего пережитого Лю Синь, предложил ей:
— Ты укладывайся спать… А я тебя посторожу.
— Холёсё… — пробормотала Лю Синь, чувствуя, что от усталости попросту теряет сознание.
— Только халата не снимай… — наказал ей Санек и, присев на стул, уставился в одну точку.
Лю Синь буквально провалилась в сон. Но через некоторое время Санек разбудил ее:
— Лю Синь или как там тебя! Прикинь, они Мурата на части режут. Я на улицу вышел, слышу крики дикие. Пошел на крики. А они возле забора устроили метание ножичков. Потом резать стали… Был бы автомат, всех положил бы… А так вот, как трус, как подонок последний, отполз в сторону и сюда…
— Кто? Кого резать? — плохо соображая, в чем дело, пробормотала Лю Синь.
— А, ну да, у тебя ж потеря памяти! Счастливая… — покачал головой Санек.
— Ты спать ложись… Все будет холёсё… — прошептала Лю Синь.
— Мурата жалко! — вдруг воскликнул Санек и разрыдался.
Лю Синь сама не заметила, как опять уснула. Во сне она увидела себя в красивой, расписной лодке, которая плыла по тихой широкой реке… Эта лодка все плыла и плыла по течению. И это было необыкновенно приятное чувство. Будто мама качает ее в колыбели. И напевает нежную-нежную песню.
— Мама! Мама! — послышалось Лю Синь сквозь сон, и она почувствовала, как чья-то рука нежно погладила ее по щеке.
А когда открыла глаза, увидела черноглазого мальчика в полосатом халате и тюбетейке, который гладил ее по щеке и повторял:
— Мама, мама…
Лю Синь опять закрыла глаза и замерла, боясь пошевелиться. Она успела заметить, что уже светает и в их палатку пробиваются первые лучи солнца. И еще, что мальчик не один. Рядом стояли его товарищи по несчастью.
Стул, где, когда она засыпала, сидел Санек, был пуст.
Глава 12
Глеб заметил, что Чингиз, после того как обнаружил под столом пустые бутылки из-под минералки и, как он был уверен, выпытал у подростков, кто именно выпил эту воду, начал очень внимательно присматриваться к тем, кто «признался». Казалось, он ожидал от них какой-то особой реакции. Но ребята вели себя как обычно: в меру веселились, в меру баловались.
А потом Чингиз, составив в одно место и пересчитав бутылки, в том числе и те, в которые Глеб успел налить простой воды, заволновался.
Два раза он гонял куда-то на своем мотоцикле, но возвращался ни с чем.
Казалось, распорядок и им самим распланированная работа в лагере отошли для него на второй план.
С подростками занимались в основном Глеб и Лиза. Даже у костра вечером Чингиз не посидел ни минуты.
Лиза, взяв гитару, сначала просто играла, а потом показала основные аккорды. Затем они все вместе пели песни и рассказывали по кругу разные занятные истории. Детям общаться с Глебом и Лизой, похоже, было приятнее, чем с Чингизом.
И когда с утра пораньше Чингиз опять собрался куда-то ехать, поручив Глебу без него провести зарядку, перекличку и поднять флаги, подростки, не сговариваясь, весело крикнули «йес!», а Глеб, переглянувшись с Лизой, только покачал головой. Зарядку Глеб провел. Потом дети привели себя в порядок, умылись.
Но на перекличку построиться они не успели.
Только подростки стали, подталкивая друг друга, занимать свои места в строю, из кустов выскочил мальчик лет десяти в подпоясанном полосатом халате и яркой узорчатой тюбетейке и тут же упал. Из-под его ног выскользнула коричневая змейка и юркнула под ближайший куст.
— Его змея укусила! — закричала Полина. — Зовите Лизу скорей.
Глеб схватил мальчишку на руки и крикнул детям:
— Разойдись!
Но Костя, который оказался ближе всех, схватил с земли штырь и, как показывал Чингиз, изо всех сил стукнул змею по голове. Очевидно, удар был таким сильным, а штырь таким острым, что он перешиб змее хребет.
— Если змея его укусила, она уже была неопасна, — со знанием дела сказал Алеша.
Мальчик на руках у Глеба корчился от боли.
— Жгут, ему надо наложить жгут выше ранки! — вспомнила Каролина.
Кто-то подал носовой платок, и Каролина, скрутив его, уже хотела перетянуть им мальчишке ногу, но тут появилась Лиза с аптечкой. Глеб, не выпуская мальчика из рук, присел на землю, Лиза наложила жгут, поставила банку, чтобы отсосать яд, и сделала укол.
И только тогда, когда мальчик приоткрыл глаза, Глеб осторожно ощупал его талию. Ведь именно такой таджикский мальчишка, Равшан, чуть было не взорвал их автобус. Но этот мальчик, как он понял, был чист.
— И откуда он здесь взялся? — удивилась Лиза.
— Из лагеря беженцев, — со знанием дела сказал подоспевший как раз Чингиз. — Здесь неподалеку расположен лагерь европейской гуманитарной миссии. Там много детей из Таджикистана.
— Но как этот мальчик здесь оказался? Как он сюда попал? — продолжала удивляться Лиза.
— Заблудился, наверное, — пожал плечами Чингиз и предложил: — Давайте я его занесу в палатку.
— Я сам занесу, — сказал Глеб и, глянув на Лизу, кивнул: — Пойдем. Теперь он должен находиться под постоянным присмотром.
— Я думаю, ему сейчас станет легче, — сказала Лиза.
— Тем более, — кивнул Глеб и, уже подходя к палатке, тихо шепнул: — Боюсь, этот таджикский мальчик появился тут неспроста.
Уложив мальчика на кровать, Глеб по годами выработанной привычке ощупал его карманы. В одном из них что-то было. Глеб осторожно вынул листок бумаги и не поверил своим глазам. Это была его фотография. У таджикского мальчика, которого здесь, в горах Тянь-Шаня, укусила змея, оказалась его, Глеба, фотография. Ну и как прикажете это понимать?