Однако в датах протоколов Тумакского рыбозавода существуют явные противоречия. Так, например, в постановлении пленума Володарского райкома ВКП(б) от 22 августа 1936 года «О работе тони “Лицевой” Тумакского рыбозавода» к протоколу бюро РП от 23/VIII/36 директором указан Илья Емельянович Бреус, хотя он был назначен на эту должность только 30 августа 1936 года. К тому же описываемые события датируются 30 августа и не могли быть описаны в отчете от 23 августа. Я предполагаю, что противоречия в документах вызваны тем, что протоколы перепечатывались после ареста Ильи Емельяновича.
В документе выражаются жалобы на отсутствие нужного количества приборов для еды: «В столовой тарелок 6, ложек 13, ножей 37, вилок 18, чаю в столовой не дают и все пьют горячую воду, в столовой имеется 8 столиков и 15 табуреток и те очень грязные, в столовой нет ни одного стакана», на плохую еду и ее отсутствие: «В столовой готовят обед из одной рыбы на 89 человек», «Рыбкооп с перебоями доставляет хлеб в июле и четыре дня хлеба совершенно не было», «Овощи — арбузы, помидоры, виноград не разу на тоню не посылалися». Имеются жалобы на утаение размера зарплаты рабочих, сокрытие невыполнения плана: «Рабочие не знают поцентнерную оплату и особенно их зарплату за июль и I половину августа, вместо правильного разчета, ввиду невыполнения плана и маленького заработка. Зав. тоней “Лицевой”, и счетовод скрывают это. За месяц на тоне не было собрания». Также рабочие были недовольны тем, что партучеба не была организована: «На тоне неорганизована партучеба и за два месяца не проводилось производственное собрание», «Из 56 неводных рабочих — неграмотных 36, малограмотных — 13, и 7, с которыми ликбез не ведется». Большое внимание в отчете уделяется ужасным условиям жизни рабочих: «Не все рабочие имеют одеяло, подушки, простыни, брюки и постоянно недостает варешек и портянок». В соответствии с показаниями секретарь бюро РК ВКП(б) постановил директору рыбозавода Илье Емельяновичу Бреусу и председателю промкома Байбакову «сделать всё для устранения тяжелого положения рабочих тони “Лицевой” — необходимые меры предпринять, немедленно устранить все обнаруженные недостатки, их неповторить, тут же проверить лично самим все другие тони гослова рыбзавода».
31 января 1937 года на заседании бюро Володарского райкома ВКП(б) Сталинградской области (о чем говорится в протоколе № 3) была одобрена инициатива Ильи Емельяновича Бреуса и секретаря Байбакова «об изготовлении переходящих красных знамен между цехами, тонями гослова, колхозами, бригадами и приемками». Руководство призывало директоров других заводов и МРС, председателей колхозов последовать примеру директора Тумакского рыбозавода: «Рекомендовать всем директорам рыбозаводов, МРС, председателям колхозов и партработникам по примеру этого подготовить красные переходящие знамена, красные переходящие вымпела-манилки между стойками и реюшками». Из этого мы можем сделать вывод, что Илья Емельянович Бреус поддерживал социалистические соревнования, пытался поддерживать рабочих, стремился поднять уровень выпускаемой продукции и увеличить ее количество.
Но несмотря на все усилия, прикладываемые Ильей Емельяновичем для восстановления нормальной работы завода, и попытки наладить жизнь рабочих, восстановить то, что было разрушено за предыдущие годы, а также продолжать успешно выполнять все растущие госпланы своими силами было практически невозможно.
В Центре хранения современной документации Астраханской области хранится докладная записка Ильи Емельяновича Бреуса управляющему Волго-Каспийским госрыбтрестом и секретарю Володарского райкома ВКП(б) Степанову от 27 июля 1937 года. За полгода до своего ареста директор Тумакского рыбозавода писал: «Несмотря на продолжительное время запрета, что давало полную возможность МРС (моторно-рыболовным станциям) и колхозам хорошо и своевременно подготовиться к началу осеннего лова, всё же в момент распрета ловцы МРС и колхозов, прикрепленных к Тумакскому рыбозаводу, своевременно на лов не вышли… На тоне Ракуша Некрасовского колхоза неводы сделаны неправильно, рабочих недобор, жилья на тоне нет, бригада живет под стогом сена… Из-за плохой работы приемного флота ловцы вынуждены сокращать выбивку рыбы из сетей, выбивают только на 50 %, в некоторых случаях выбрасывают рыбу в море… Плавбазы задерживаются на льдосолебазе по 4–5 суток, приемки идут к ловцам без соли и льда, отчего рыба портится и вываливается в море…»
Из этого очень интересного документа мы видим, что плохое качество продукции и невыполнение планов по поставке обусловлено несогласованностью работы всех элементов предприятия и неналаженными условиями жизни и работы ловцов в колхозах и тонях. Илья Емельянович Бреус прекрасно видел это, пытался решить проблемы, искал помощи у правительства, однако его старания не находили отклика. Возможно, предприятие не пришло бы в катастрофический упадок, если бы планы Ильи Емельяновича, с усердием взявшегося за дело, были осуществлены.
Вечером 16 января 1938 года Илью Емельяновича арестовали. В дверь дома на улице Новикова постучали. Вошли двое: оперуполномоченный Дутов и сотрудник Астраханского окружного НКВД Кудеев, предъявили ордер на арест и обыск. Илья Емельянович был растерян и лишь повторял жене: «Ты, Ниночка, не беспокойся, это просто недоразумение, я ни в чем не виноват…»
В протоколе обыска говорится, что во время ареста присутствовал также гражданин Шемякин Роман Федорович, который, согласно рассказу Бориса Витальевича, в дом не заходил. Во время обыска в качестве возможных вещественных доказательств были изъяты: партбилет, паспорт, военный билет, револьвер системы Браунинг, бинокль.
Борис Витальевич вспоминал слова бабушки о том страшном моменте в ее жизни: «Когда мужа вывели из дома, один из близнецов — Борис — вырвался из рук бабушки и раздетый выбежал вперед за отцом. Бежал до ворот, плача, уговаривая отпустить папу…»
В этот день арестовали еще 24 человека. Илью Емельяновича и еще 11 человек обвиняли в участии в «правотроцкистской организации», якобы намеревавшейся провести террористические и диверсионно-вредительские операции.
Илью Емельяновича поместили под стражу в тюрьму НКВД. В камере № 22 он находился во время первых допросов с 16 января 1938 года по 11 июля 1938 года.
К моменту первого допроса, 16 января 1938 года, Илью Емельяновича лишили паспорта. При этом с должности директора Тумакского рыбозавода он был снят уже к моменту ареста.
На первом допросе Илья Емельянович не признавал своей вины, отрицал свое участие в правотроцкистской организации. Также на вопрос оперуполномоченного Дутова о близких людях на работе в Госрыбтресте бывший директор завода ответил, что близких лиц на работе не имел. Также Илья Емельянович поясняет, что он работал под руководством «ныне разоблаченных врагов народа Анориянова, Угланова и Фисенко, но в близких отношениях с ними не был за исключением моих разговоров с последними по делам службы». Скорее всего, такими ответами Илья Емельянович старался обезопасить других ни в чем не виновных людей.
С февраля по июль 1938 года Илья Емельянович Бреус находился в Сталинграде, в тюрьме № 1 УНКВД Сталинградской области, в камере № 22.
Второй допрос состоялся 5 февраля 1938 года. Именно на нем Илья Емельянович признает себя виновным в участии в антисоветской организации: «Признаю, что с 1936 г. и до дня ареста я состоял в право-троцкистской организации в рыбной промышленности, проводил я такую борьбу против ВКП/б/ и советского правительства». В признательных показаниях, словно под чью-то диктовку, он рассказывает о том, как вступил в антисоветскую организацию в Ленинграде, стал троцкистом и с кем «имел неоднократно беседы троцкистского характера и знал об их практической троцкистской деятельности». На допросе Бреус называет и причину переезда из Ленинграда, явно не соответствующую действительности (вместо назначения на новую должность государством — спастись от ареста как троцкист). Также называются требуемые имена и фамилии (Угланов, Емельянов, Соболев, Лисенко) и имена других арестованных (Кисель Адольф Устинович, Белицкий Андрей Феофанович, Цыганов Андрей Александрович, Шкадин Владимир Алексеевич). Основными вредительскими целями Илья Емельянович называет: «уничтожать рыбные запасы, путем облова запретных зон, разрушения кормовых баз, использования незаконных орудий лова. Выловленную рыбу гноить, превращать в утиль, во вторые и третьи сорта».
Я считаю, что подобные заявления директора рыбозавода, столько работавшего на восстановление нормальной работы, беспокоившегося о качестве рыбы, условиях работы и жизни рыбников, а также пытавшегося наладить совместную работу всех элементов предприятия (доставшихся ему в совершенной разрухе и с отсутствием необходимых знаний) были продиктованы желанием властей скрыть собственные промахи. Тем более абсурдно звучит и признание Бреуса о намерении вместе с другим арестованным, Лисенко, спланировать и совершить террористический акт против наркома А. И. Микояна при помощи крытой автомашины в Астраханском парке. Трудно усомниться, что эти нелепые показания были либо сфальсифицированы, либо, скорее всего, получены под пытками.
18 февраля 1938 года состоялся последний допрос, на котором Илья Емельянович подтвердил свои слова, сказав, что ничего добавить он не может. Согласно постановлению, «преступления» Ильи Емельяновича подтвердили Шкадин, Очередко, Цыганов. В соответствии с показаниями самого Бреуса и других арестованных, его осудили по статьям 19-58-8, 58-9, 58–11 УК РСФСР за:
1. Активное участие в правотроцкистской, террористической и диверсионно-вредительской организации в рыбной промышленности в Астрахани;
2. Осведомление о готовившемся теракте над тов. Микояном;
3. Проведение диверсионно-вредительской деятельности в рыбной промышленности.
Дело № 5536 было отправлено на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР. До вынесения приговора Илья Емельянович содержался в ДПЗ Астраханского Окротдела НКВД.