На клочке был нацарапан адрес, и ничего больше.
– Он уронил, – сказал Борис. – А я принес хозяину.
– Кто уронил?
– Тот иностранный джентльмен.
– И зачем приносить его мне?
Борис взглянул на него с упреком.
– Ну ладно, теперь иди, – сказал Энтони. – Я занят.
Борис отдал честь, повернулся на каблуках и зашагал прочь.
Энтони вернулся к Вирджинии, засовывая клочок бумаги в карман.
– Что он хотел? – спросила она с любопытством. – И почему вы называете его своим псом?
– Потому что он ведет себя соответствующим образом, – ответил Кейд сначала на последний вопрос. – Думаю, в прошлой жизни он был ретривером. Сейчас он принес мне клочок письма, который обронил иностранный джентльмен. Наверное, Лемуан.
– Наверное, – согласилась Вирджиния.
– Вечно он ходит за мной по пятам, – продолжал Энтони. – Прямо как собака. И почти все время молчит. Только смотрит на меня большими круглыми глазами. Никак не могу понять, что ему нужно.
– А может, он имел в виду Айзекштейна? – предположила Вирджиния. – Тот ведь тоже никак не походит на англичанина.
– Снова Айзекштейн, – буркнул Энтони раздраженно. – А онто тут при чем?
– А вы никогда не жалеете, что влезли в эту историю? – спросила вдруг Вирджиния.
– Жалею? Нет, конечно! Наоборот, я наслаждаюсь каждым мигом. Всю свою жизнь я только и делал, что напрашивался на неприятности. Ну, а на этот раз получил, кажется, больше, чем рассчитывал.
– Ну, зато вам теперь все ясно, – сказала Вирджиния, немного удивленная необычной серьезностью его тона.
– Не вполне.
Минуту или две они шли молча.
– Есть люди, – сказал Энтони, прервав тишину, – которые не различают сигналов. Машинист, увидев впереди красный семафор, тормозит или останавливается. А я, наверное, родился дальтоником. Только увижу красный, сразу кидаюсь вперед, как бык. И, конечно, рано или поздно навлеку на себя беду. А как иначе? И по заслугам. Такие люди, как я, сбивают с пути остальных.
Он по-прежнему говорил очень серьезно.
– Наверное, – сказала Вирджиния, – вам часто приходилось рисковать?
– Да, не рискнул пока только жениться.
– Какой вы циник.
– Я не хотел. Брак – я имею в виду настоящий брак – это самое большое приключение в жизни.
– Такой подход мне нравится, – ответила Вирджиния, вспыхнув.
– Я бы хотел жениться на женщине, чья жизнь совершенно не похожа на мою. Но если я найду такую, то как нам быть? Мне принять ее образ жизни или ей – мой?
– Если она вас любит...
– Сантименты, миссис Ривел. Вы сами это знаете. Любовь – не наркотик, помогающий отрешиться от тягот окружающего мира. То есть, любовь может быть и такой, но это жалко, ведь она способна на большее. Как вы думаете, каким видели свой брак король и его жена-нищенка после года совместной жизни? Не пожалела ли она о том времени, когда ходила босая и в рубище, но зато не знала забот? Думаю, что пожалела. А какой был бы прок, если бы ради нее он отказался от своей короны? Никакого. Из него получился бы совсем негодный нищий, я уверен. Да и какая женщина станет уважать мужчину, который не умеет толком делать свое дело?
– Так вы влюбились в нищенку, мистер Кейд? – спросила Вирджиния тихо.
– Нет, наоборот, но суть дела от этого не меняется.
– И никакого выхода нет? – спросила она.
– Выход всегда есть, – ответил Энтони мрачно. – У меня есть одна теория, согласно которой человек получает все, что хочет, но за свою цену. И знаете, чем он платит в девяти случаях из десяти? Компромиссом. Скотская штука этот компромисс, но чем ближе к среднему возрасту, тем он неизбежнее. Вот и ко мне подкрался. Чтобы получить женщину, которая мне нужна, я уже согласен даже... даже пойти работать.
Вирджиния расхохоталась.
– Меня ведь учили ремеслу, знаете ли, – продолжал Энтони.
– А вы его забросили?
– Да.
– Почему же?
– Из принципа.
– О!
– Вы очень необычная женщина, – внезапно сменил тему Энтони, поворачиваясь и глядя ей в глаза.
– Почему?
– Вы умеете слушать и не задавать вопросов.
– Это вы про то, что я не спросила вас о вашем ремесле?
– Именно.
И опять они пошли дальше молча. До дома было уже недалеко, из розария на них тянуло сладким ароматом.
– Вы ведь наверняка уже все поняли, – сказал Энтони, прерывая молчание. – Вы же не можете не видеть, когда мужчина в вас влюблен. Скорее всего, я вам безразличен – как и все остальные, впрочем, – но, видит бог, я бы хотел это изменить.
– Думаете, у вас получится? – спросила Вирджиния тихо.
– Может быть, и нет, но я буду очень стараться.
– Вы жалеете, что встретили меня? – спросила вдруг она.
– Нет, конечно. Просто это был еще один красный сигнал. Когда я увидел вас в первый раз там, на Понт-стрит, то сразу понял – вот приключение, от которого мне будет здорово больно. Я понял это по вашему лицу – только по лицу. Вы – сплошное волшебство, от макушки до пяток; у многих женщин есть такое свойство, но у вас его больше, чем у всех остальных. Вы, конечно, выйдете замуж за богатого и респектабельного мужчину, а я вернусь к своей беспутной жизни, но сначала – сначала я вас все-таки поцелую, клянусь.
– Только не сейчас, – сказала Вирджиния тихо. – Суперинтендант Баттл смотрит на нас из окна библиотеки.
Энтони посмотрел на нее.
– Вы настоящий чертенок, Вирджиния, – сказал он бесстрастно. – Но все равно очень милый.
И он помахал суперинтенданту.
– Поймали кого-нибудь сегодня утром, а, Баттл?
– Нет пока, мистер Кейд.
– Это обнадеживает.
Вдруг Баттл с ловкостью, неожиданной для столь солидного человека, перемахнул через подоконник и вышел к ним на террасу.
– Я вызвал сюда профессора Винвуда, – шепотом объявил он. – Он только что приехал. Сейчас расшифровывает письма. Хотите взглянуть, как он работает?
Он говорил, как профессиональный шоумен, рекламирующий публике какого-нибудь редкого зверька. Получив утвердительный ответ, полицейский подвел их к окну и пригласил заглянуть внутрь.
Маленький рыжеволосый человек средних лет сидел за столом и, разложив перед собой письма, быстро строчил что-то на большом листе бумаги. Он то и дело фыркал и ожесточенно принимался тереть свой нос, который и так уже цветом мог сравниться с его волосами. Наконец он поднял глаза.
– Это вы, Баттл? Зачем я вам понадобился? Эту ерунду мог бы распутать и годовалый младенец. Двухлетний ребенок справился бы с этим, стоя на голове. И это, по-вашему, шифр? Да тут все ясно как белый день.
– Вот и хорошо, профессор, – мягко сказал Баттл. – Не все ведь настолько умны, как вы, вы же знаете.
– Ум тут ни при чем, – огрызнулся профессор. – Сплошная рутина. Хотите, чтобы я расшифровал всю пачку? Это займет время – в такой работе без усердия и внимания не обойтись, а ум тут ни при чем. Я разобрался с тем, которое подписано «Чимниз» – вы говорили, что оно важнее прочих. Остальные я могу взять с собой в Лондон и поручить там кому-нибудь из моих ассистентов. У меня самого нет времени. Вы и так оторвали меня от настоящей головоломки, к которой я хочу поскорее вернуться. – Его глаза блеснули.
– Очень хорошо, профессор, – согласился Баттл. – Мне жаль, что я оторвал вас от дела из-за такой мелочи. Я объясню все мистеру Ломаксу. Нам, в сущности, ничего и не нужно, кроме этого письма. Полагаю, лорд Кейтерхэм ждет вас к ланчу.
– Никаких ланчей, – отрезал профессор. – Дурная привычка, этот ланч, вот что. Один банан и пара галет – вот все, что нужно здравомыслящему человеку в течение дня.
Он схватил пальто, висевшее на спинке стула. Баттл пошел проводить его, и через несколько минут Вирджиния и Энтони услышали звук автомобильного мотора – машина отъезжала от главного крыльца.
Баттл вернулся, держа в руке половину листа бумаги, которую оставил ему профессор.
– Он всегда такой, – сказал он, имея в виду отбывшего ученого. – Вечно чертовски спешит. Однако человек умный... А вот и зернышко из орешка Ее Величества. Хотите прочесть?
Вирджиния протянула руку за письмом и стала читать, а Энтони заглядывал ей через плечо. Как он помнил, послание было длинным и прямо-таки дышало страстью пополам с отчаянием. Гений профессора Винвуда превратил его в лаконичную деловую записку.
«Операция прошла успешно, но С. перешел нам дорогу. Забрал из тайника камень. У него в комнате нет. Искала. Нашла записку, которая, как мне кажется, имеет к камню непосредственное отношение: “Ричмонд семь прямо восемь налево три направо”».
– «С.»? – сказал Энтони. – Стилптич, конечно. Хитрый старый лис. Он его перепрятал.
– Ричмонд, – повторила Вирджиния задумчиво. – Неужели камень спрятан в Ричмонде?
– Любимое место королей, – согласился Энтони.
Баттл покачал головой:
– Я думаю, речь идет о чем-то в этом доме.
– Знаю, – внезапно воскликнула Вирджиния.
Мужчины повернулись к ней.
– Портрет Гольбейна в зале совета. Воры простукивали стену за ним. А ведь на портрете граф Ричмонд!
– Точно, – сказал Баттл и хлопнул себя по ляжке. Потом заговорил с возбуждением, прежде для него не характерным: – Эта картина – начало пути, а куда двигаться дальше, воры не знают – так же, как и мы. Два доспеха стоят прямо под картиной, и воры решили, что камень может лежать в одном из них. Цифры они могли принять за дюймы. Но это не сработало, и тогда они решили искать тайный проход, лестницу или скользящую панель. Вы не знаете, миссис Ривел, в доме есть что-нибудь подобное?
Вирджиния покачала головой.
– Есть уголок священника и по крайней мере один потайной ход, – сказала она. – Кажется, мне их когда-то даже показывали, но сейчас я почти ничего не помню. А вот Бандл, она наверняка знает.
Бандл торопливо шла к ним через террасу.
– Я возьму машину и после ланча поеду в город, – сказала она. – Кого-нибудь подвезти? Вы не хотите прокатиться, мистер Кейд? К обеду будем дома.
– Нет, спасибо, – сказал Энтони. – У меня и здесь дел полно.