тчиков. Я восхитилась тем, как вежливо миссис Блейр их осадила. По-видимому, она выбрала молчаливого мужчину в качестве единственного кавалера, и он, кажется, по достоинству оценил оказанное ему предпочтение.
На следующее утро, сделав несколько кругов по палубе со своим предупредительным спутником, к моему удивлению, миссис Блейр остановилась возле моего шезлонга.
— Сегодня вам лучше?
Я поблагодарила ее и ответила, что чувствую себя немного лучше и становлюсь более похожей на человека.
— Вчера вы действительно выглядели больной. Полковник Рейс и я решили, что нас ждет волнующее событие — похороны в море, однако вы нас разочаровали.
Я рассмеялась.
— Мне помог воздух.
— Ничто не помогает лучше, чем свежий воздух, — сказал полковник Рейс, улыбаясь.
— Пребывание в этих душных каютах может убить кого угодно, — заявила миссис Блейр, опускаясь в шезлонг подле меня и легким кивком отпуская своего кавалера. — Ваша каюта, надеюсь, расположена с внешней стороны?
Я покачала головой.
— Моя дорогая девочка! Почему вы не поменяли ее? Ведь полно свободных кают. Многие сошли на Мадейре, и судно полупустое. Поговорите с экономом. Он милый мальчик — предоставил мне прекрасную новую каюту, так как мне не нравилась прежняя. Поговорите с ним, когда спуститесь к ленчу.
При мысли об этом я содрогнулась.
— Я не могу пошевелиться.
— Не будьте глупышкой. Вставайте и погуляйте со мной.
Она ободряюще улыбнулась мне. Сперва я ощущала большую слабость в ногах, но, пройдясь несколько раз взад и вперед, почувствовала, что оживаю.
После одного или двух кругов по палубе к нам снова присоединился полковник Рейс:
— Вы сможете увидеть большую вершину Тенерифе с другой стороны.
— Правда? Как вы думаете, удастся мне ее сфотографировать?
— Нет, но это не удержит вас от того, чтобы извести пленку.
Миссис Блейр рассмеялась.
— Вы злой. Некоторые из моих фотографий очень хороши.
— Да, процента три более или менее сносны.
Мы перешли на другую сторону. Там, окутанная нежной розоватой дымкой, сверкала заснеженная вершина. У меня вырвалось восторженное восклицание. Миссис Блейр побежала за своей камерой.
Невзирая на саркастические замечания полковника Рейса, она энергично щелкала аппаратом:
— Вот и конец пленки. О, Боже, — произнесла она огорченно, — я все время снимала со вспышкой.
— Мне всегда нравится видеть ребенка с новой игрушкой, — пробормотал полковник.
— Какой вы противный… Но у меня есть другая пленка.
Миссис Блейр торжественно достала ее из кармана. Однако от внезапной качки она потеряла равновесие и, хватаясь за поручень, выпустила пленку из рук.
— О! — вскрикнула миссис Блейр с комическим испугом и перегнулась через поручень. — Вы думаете, пленка упала за борт?
— Нет, вы достаточно везучи, чтобы размозжить голову несчастному стюарду на нижней палубе.
Маленький мальчик, незаметно подошедший к нам сзади на несколько шагов, оглушительно протрубил в горн.
— Ленч, — восторженно объявила миссис Блейр. — Я с завтрака ничего не ела, кроме двух чашек бульона. Пойдемте на ленч, миссис Беддингфелд?
— Что ж, — сказала я задумчиво. — Я действительно проголодалась.
— Великолепно. Вы сидите за столом эконома, я знаю. Попытайтесь уговорить его насчет каюты.
Я спустилась в салон, нехотя поковыряла вилкой, а кончила тем, что наелась, как удав. Мой вчерашний приятель поздравил меня с выздоровлением. Сегодня, по его словам, все меняли каюты, и он обещал, что мои вещи будут без промедления перенесены в каюту на внешней стороне.
За нашим столом сидели только четверо пассажиров: я, две пожилые дамы и миссионер, много говоривший о «наших бедных черных братьях».
Я огляделась вокруг. Миссис Блейр сидела за столом капитана. Полковник Рейс рядом с ней. По другую сторону от капитана сидел седой мужчина с запоминающейся внешностью. Очень многих я заметила еще на палубе, но один человек был совершенно мне незнаком. Если бы он появлялся раньше, то вряд ли мог ускользнуть от моего внимания. Он был высокий и темноволосый, меня просто поразило зловещее выражение его лица. Я спросила эконома с некоторой долей любопытства, кто этот человек.
«Вон тот? Секретарь сэра Юстеса Педлера. Бедняга очень страдал от морской болезни и до сих пор не выходил из каюты. Сэр Юстес взял с собой двух секретарей, и море не пощадило обоих. Другой парень еще не пришел в себя. А этого зовут Пейджет».
Итак, на борту находился сэр Юстес Педлер, владелец Милл-хауса. Возможно, всего лишь совпадение, и все же…
— А вот и сам сэр Юстес, — продолжал мой информатор, — сидит рядом с капитаном. Напыщенный старый осел.
Чем больше я изучала физиономию секретаря, тем она мне меньше нравилась. Ее ровная бледность, скрытные глаза с набрякшими веками, странно приплюснутая голова — все вызывало у меня отвращение и рождало мрачные предчувствия.
Выйдя из салона одновременно с ним, я пошла следом на верхнюю палубу. Он разговаривал с сэром Юстесом, и я невольно услышала несколько фраз.
— Тогда я сейчас же позабочусь о каюте, хорошо? В вашей невозможно работать из-за этих чемоданов.
— Мой дорогой друг, — отвечал сэр Юстес. — Моя каюта предназначена, во-первых, для того, чтобы я в ней спал и, во-вторых, чтобы я в ней одевался, если сумею. У меня никогда не было ни малейшего намерения позволить вам оккупировать ее и стучать там на вашей проклятой пишущей машинке.
— Именно об этом я и говорю, сэр Юстес, должно же у нас быть какое-то место для работы…
Здесь я рассталась с ними и пошла вниз, чтобы посмотреть, продвигается ли мой переезд. Я застала стюарда складывающим вещи.
— Чудесная каюта, мисс. На палубе «Д», номер тринадцать.
— О нет! — вскрикнула я. — Только не тринадцать.
Тринадцать — единственное, к чему я питаю суеверное предубеждение. Это была хорошая каюта. Я осмотрела ее, поколебалась, но глупое суеверие возобладало. Я почти плача обратилась к стюарду:
— Нет ли какой-нибудь другой каюты, которую я могу занять?
Стюард задумался.
— Есть каюта номер семнадцать по правому борту. Сегодня утром она была не занята, но, мне кажется, ее уже кому-то предназначили. Все же, поскольку вещи того джентльмена еще не перенесли и джентльмены совсем не так суеверны, как дамы, полагаю, что он не будет возражать против обмена.
Я с благодарностью приняла предложение, и стюард отправился за разрешением эконома. Вернулся он, посмеиваясь.
— Все в порядке, мисс. Мы можем переезжать.
Он повел меня в семнадцатую каюту. Она была не такой большой, как тринадцатая, но я нашла ее в высшей степени подходящей.
— Я сейчас же принесу ваши вещи, мисс, — сказал стюард.
Но в этот момент в дверях появился человек со зловещим лицом (как я прозвала его про себя).
— Простите меня, — сказал он, — но эта каюта отведена для сэра Юстеса Педлера.
— Все в порядке, сэр, — объяснил стюард. — Вам предоставляется номер тринадцать взамен.
— Нет, я должен получить семнадцатую.
— Тринадцатая каюта лучше, сэр, — она больше.
— Я специально выбрал каюту семнадцатую, и эконом сказал, что я могу занять ее.
— Извините, — произнесла я холодно. — Но семнадцатая отдана мне.
— Не могу с этим согласиться.
В разговор вмешался стюард.
— Другая каюта точно такая же, только больше.
— Мне нужна семнадцатая.
— В чем тут дело? — раздался новый голос. — Стюард, принесите сюда мои вещи. Это моя каюта.
То был мой сосед за ленчем, преподобный Эдвард Чичестер.
— Прошу прощения, — сказала я. — Это моя каюта.
— Она предназначена для сэра Юстеса Педлера, — заявил мистер Пейджет.
Обстановка накалялась.
— Мне жаль, но я должен оспорить ваше утверждение, — произнес Чичестер со смиренной улыбкой, которая не могла скрыть его решимости добиться своего. Я замечала, что кроткие люди всегда упрямы.
Он боком протиснулся в дверь.
— Вы можете занять двадцать восьмую по левому борту, — сказал стюард. — Очень хорошая каюта, сэр.
— Боюсь, я должен настоять на своем. Каюта номер семнадцать была обещана мне.
Мы зашли в тупик. Каждый из нас решил не уступать. Откровенно говоря, я могла бы выйти из игры и облегчить дело, согласившись занять каюту номер 28. Уж если я не вселялась в каюту номер 13, было несущественно, какую другую мне предложат. Но я была раздражена. У меня не было ни малейшего намерения сдаться первой. И мне не нравился Чичестер. У него были вставные зубы, которые щелкали, когда он ел. Многих людей не переваривали и за меньшие недостатки.
Мы все талдычили одно и то же. Стюард все более энергично настаивал, что две другие каюты гораздо лучше. Стоял страшный галдеж.
Пейджет начал выходить из себя. Чичестер оставался спокойным. Я также владела собой, хотя и не без труда.
Но никто не хотел уступать.
Стюард, подмигнув мне, подсказал шепотом спасительный выход. Я потихоньку покинула поле боя. К счастью, эконом встретился мне почти сразу.
«О, пожалуйста, — попросила я. — Вы ведь сказали, что я могу занять семнадцатую каюту? Но другие не хотят уходить. Мистер Чичестер и мистер Пейджет. Вы поможете мне, не правда ли?»
Я всегда говорила, что никто так не галантен, как моряки. Мой миленький эконом действовал с великолепной решительностью. Он прибыл на место сражения и сообщил спорщикам, что каюта номер 17 — моя, они могут занять соответственно 13 и 28 или оставаться в своих прежних, как пожелают.
Я постаралась выразить взглядом, какой он герой, а затем стала устраиваться в своем новом владении. Стычка оказалась для меня очень полезной. Море было спокойным, погода с каждым днем становилась теплее. Морская болезнь осталась в прошлом!
Я поднялась на палубу, и меня посвятили в тайну метания колец в цель. Я записалась в списки желающих участвовать в различных спортивных состязаниях.
Чай подали прямо на палубе, и я поела с аппетитом. После чая я играла в шавлбод