— Да, — задумчиво заметил Пуаро, — полагаю, что так. И родились вы, думается мне, в Кенте.
— Это еще почему? — вытаращил на него глаза тот. — Из-за фамилии? Что же, по-вашему, каждый Кент так уж в Кенте и родился?
— При некоторых обстоятельствах, безусловно, — с расстановкой произнес Пуаро. — При некоторых обстоятельствах — вы понимаете?
Голос Пуаро звучал так многозначительно, что это удивило обоих полицейских. Кент багрово покраснел — казалось, он сейчас бросится на Пуаро. Но он только отвернулся с деланным смешком. Пуаро удовлетворенно кивнул и вышел. Мы — за ним.
— Мы проверим это заявление, — сказал инспектор, — но мне кажется, он говорит правду. Все же ему придется сказать, что он делал в «Папоротниках». Я думаю, это наш шантажист, хотя, если ему верить, убийцей он быть не может. При аресте у него обнаружено десять фунтов — сумма относительно крупная. Я думаю, что те сорок фунтов попали к нему, хотя номера и не совпадают. Но он, разумеется, первым делом обменял деньги. Мистер Экройд, видимо, дал ему денег, и он поспешил распорядиться ими. А какое отношение к делу имеет то, что он родился в Кенте?
— Никакого. Так, одна из моих идей, — сказал Пуаро. — Я ведь этим знаменит — идеями.
— Вот как? — с недоумением промолвил Рэглан.
Старший инспектор расхохотался.
— Я не раз слышал, как инспектор Джепп говорил о мосье Пуаро и его идейках. Слишком фантастичны для меня, говорил он, но что-то в них всегда есть.
— Вы смеетесь надо мной, — сказал Пуаро с улыбкой, но ничего. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. — И, важно поклонившись, он направился к выходу.
Потом мы с ним позавтракали вместе в гостинице. Теперь я знаю, что в тот момент ему уже было ясно все. Последний штрих лег на полотно, и картина стала полной. Но в то время я этого не подозревал. Меня сбила с толку его чрезмерная самоуверенность: я думал, что все загадочное для меня загадочно и для него. Большой загадкой оставалось посещение Чарлзом Кентом «Папоротников». Сколько ни ломал я себе голову, я не мог найти ответа на этот вопрос. Наконец я решил спросить Пуаро, что думает на этот счет он. Пуаро ответил без запинки:
— Mon ami, я не думаю, я знаю. Но, боюсь, вам будет неясно, если я скажу, что он приехал туда потому, что он — уроженец Кента.
— Безусловно, неясно, — сказал, я с досадой, уставившись на него.
— О! — произнес Пуаро сочувственно. — Ну, да ничего. Есть у меня одна маленькая идея.
Глава 19Флора Экройд
Когда на следующий день я возвращался с обхода, меня окликнул инспектор Рэглан. Я остановил машину, и он вскочил на подножку.
— Доброе утро, доктор Шеппард. Алиби подтвердилось.
— Чарлза Кента?
— Чарлза Кента. Салли Джонс, официантка в «Собаке и свистке», хорошо его помнит — выбрала его фотографию из пяти похожих. Он вошел в бар без четверти десять, а это добрая миля от «Папоротников». По словам Салли, у него было много денег, и ей это показалось странным — столько денег у человека, чьи сапоги в таком плачевном состоянии. Вот они, эти сорок фунтов!
— Он все еще не хочет объяснить свой приход в «Папоротники»?
— Упрям как бык. Я звонил Хейзу в Ливерпуль.
— Эркюль Пуаро говорит, что ему известно, почему Кент приходил туда в тот вечер.
— Неужели? — воскликнул инспектор, оживившись.
— Да, — не без ехидства ответил я. — Потому что он родился в Кенте.
И с удовлетворением увидел недоумение инспектора. Не одному же мне чувствовать себя дураком!
Рэглан уставился на меня. Потом по его хитроватому лицу расползлась усмешка, и он постучал себя по лбу.
— Винтика не хватает. Я давно это подозревал. Бедный старикан! То-то он ушел от дел и поселился здесь. Это у них в роду. У него племянник тоже того.
— У Пуаро? — удивился я.
— Да. Он вам не говорил? Смирный вроде, но полный псих, бедняга.
— А вам-то кто это сообщил?
— Да ваша сестра, мисс Шеппард, — усмехнулся инспектор.
Каролина неподражаема. Она не успокоится, пока не выведает все о семье каждого. К несчастью, я никогда не мог внушить ей, что, узнав что-либо, следует держать это при себе, как того требует простая порядочность.
— Садитесь, инспектор, — сказал я, отворяя дверцу машины. — Отправимся к Пуаро и ознакомим нашего бельгийского друга с последними новостями.
— Пожалуй. В конце-то концов, пусть он и не в себе немножко, но про отпечатки на кинжале сообразил. Кент, — конечно, у него пунктик. Но вдруг за этим есть что-то полезное?
Пуаро принял нас с обычной любезной улыбкой. Он выслушал инспектора, изредка кивая.
— Похоже, он чист, — угрюмо заключил инспектор. — Человек не может одновременно и совершать убийство, и выпивать в баре за милю от свой жертвы.
— Вы его выпустите? — спросил Пуаро.
— Что же нам остается делать? Мы не можем задержать его по обвинению в шантаже. Ни одной, черт побери, улики! — Инспектор с досадой бросил спичку в камин.
Пуаро поднял ее и положил в специально отведенную для этого коробочку. Но сделал он это машинально, чувствовалось, что мысли его далеко. Потом сказал:
— На вашем месте я бы пока не выпускал этого Кента.
— Что-что? — Рэглан выпучил глаза.
— Я бы пока не стал его выпускать.
— Но ведь он же непричастен к убийству. Так или нет?
— Вероятно, так, но не наверняка.
— Но я только что сказал вам…
— Mais oui, mais oui,[203] я слышал, — перебил его Пуаро. — Я не глух и не глуп, слава Богу. Но вы подходите к этой проблеме не под тем… как это… углом.
— Я вас не понимаю, — растерянно сказал инспектор, — мы знаем, что Экройд был жив без четверти десять. Согласны?
Пуаро внимательно поглядел на него и с улыбкой покачал головой.
— Я не согласен ни с чем, что не доказано.
— Но у нас есть доказательства — показания мисс Экройд.
— Какие? Что она ходила попрощаться с дядей? Но я — я не всегда верю тому, что мне говорят девушки, пусть даже самые очаровательные.
— Но, черт возьми, Паркер видел, как она вышла оттуда.
— Нет! — неожиданно резко сказал Пуаро. — Этого он как раз не видел. Я убедился в этом, произведя небольшой опыт — помните, доктор? — Паркер видел ее перед дверью. Она держала руку на ручке. Он не видел, как она выходила из кабинета.
— Где же она еще могла быть?
— Может быть, на лестнице.
— На лестнице?
— В этом и заключается моя маленькая идея.
— Но лестница ведет только в спальню мистера Экройда.
Инспектор все еще недоумевал:
— Но если она была в спальне своего дяди, что тут такого? Зачем бы она стала это скрывать?
— А! В том-то и вопрос. Смотря по тому, что она там делала, не так ли?
— Вы имеете в виду… деньги? Но, черт побери, не мисс же Экройд взяла эти сорок фунтов!
— Я ничего не имею в виду. Не вспомните: жизнь здесь была не из легких и для матери и для дочери. Неоплаченные счета, постоянная нужда в карманных деньгах. Роджер Экройд, как выясняется, был мелочен в денежных делах. Девушка могла оказаться в тяжелом положении из-за сравнительно небольшой суммы! И вот что произошло: она взяла деньги, стала спускаться по лестнице, услышала позвякивание стаканов и поняла, что Паркер направляется в кабинет. Если он увидит ее на лестнице, это покажется ему странным, и, когда денег хватятся, он вспомнит. Она кидается к двери кабинета и даже берется за ручку, чтобы было видно, что она только что вышла оттуда. Появляется Паркер. Она говорит ему первое, что приходит в голову, — повторяет распоряжение, отданное Экройдом раньше, и уходит.
— Но ведь потом-то она должна была понять, что от ее слов зависит многое? — возразил Рэглан. — Что надо открыть правду?
— Потом, — холодно продолжал Пуаро, — мадемуазель Флора попала в трудное положение. Ей ведь сказали только, что явилась полиция, обнаружен грабеж. Ее первая мысль, естественно, о присвоенных ею деньгах, и она повторяет свою историю. Затем узнает о смерти дяди. Она в панике. Падает в обморок. А современные девушки не так-то легко падают в обморок. Перед ней дилемма: либо не отступать от прежних показаний, либо признаться во всем. А признаваться в воровстве молодой девушке нелегко — особенно перед теми, чьим уважением она дорожит.
— Я не верю! — Рэглан стукнул кулаком по столу. — Это невозможно! И вы… вы давно это знали?
— Подозревал с самого начала, — признался Пуаро. — Я был убежден, что мадемуазель Флора что-то скрывает. Чтобы убедиться, я при докторе проделал опыт, о котором вам рассказал.
— И сказали при этом, что хотите проверить Паркера, — с горечью укорил я его.
— Но, mon ami, — начал оправдываться Пуаро, — иной раз надо же что-то сказать!
Инспектор встал.
— Нам остается одно, — заявил он, — немедленно ее допросить. Вы поедете со мной в «Папоротники», мосье Пуаро?
— Разумеется. Доктор Шеппард подвезет нас на своей машине?
Я охотно согласился.
Мы осведомились о мисс Экройд, и нас провели в гостиную; у окна сидели Флора и Блент.
— Здравствуйте, мисс Экройд, — сказал инспектор. — Не могли бы мы побеседовать с вами наедине?
Блент тотчас встал и направился к двери.
— В чем дело? — взволнованно спросила Флора. — Не уходите, майор Блент. Он может остаться, не правда ли? — обратилась она к инспектору.
— Как вам угодно, мисс, — сухо сказал инспектор, — но я бы предпочел задать вам эти вопросы наедине; думаю, так будет лучше и для вас.
Флора пристально поглядела на него. Я заметил, что она побледнела. Она повернулась к Бленту:
— Я хочу, чтобы вы остались. Пожалуйста. Я очень вас прошу — независимо от того, что намерен сообщить мне инспектор, я хочу, чтобы вы тоже услышали это.
Рэглан пожал плечами.
— Ну, дело ваше. Так вот, мисс Экройд, мосье Пуаро высказал предположение. Он утверждает, что вы не были в кабинете вашего дяди в прошлую пятницу вечером, и не видели вашего дядю, и не прощались с ним, когда услышали шаги Паркера, а были в это время на лестнице, ведущей в спальню вашего дяди.