«Полиция в течение нескольких дней разыскивала капитана Ральфа Пейтена, племянника мистера Экройда, владельца „Папоротников“, трагически погибшего в прошлую пятницу. Капитан Пейтен был задержан в Ливерпуле при посадке на корабль, отплывающий в Америку». Это, мой друг, появится в завтрашних газетах.
Пуаро аккуратно сложил листок.
Я уставился на него в полной растерянности.
— Но… но это же неправда. Он не в Ливерпуле.
Пуаро ласково мне улыбнулся.
— Как вы сообразительны! Нет, он не был задержан в Ливерпуле. Инспектору Рэглану очень не хотелось помещать эту заметку, тем более что я не дал ему никаких объяснений. Но я убедил его, что последствия ее будут очень важны, и он уступил мне, сложив с себя всякую ответственность.
Я уставился на Пуаро. Он улыбнулся.
— Не понимаю, — сказал я, — что это вам даст?
— Не вредно иногда прибегать к услугам серых клеточек, — серьезно ответил Пуаро. Он встал и подошел к моему рабочему столу. — Так вы, оказывается, любитель механики, — сказал он, осмотрев весь этот хаос.
У каждого человека есть свой конек. Я тут же продемонстрировал Пуаро мой самодельный радиоприемник. Ободренный его вниманием, я показал ему еще некоторые из моих изобретений — пустячки, но полезные в хозяйстве.
— Нет, решительно вы по призванию не врач, а изобретатель, — сказал Пуаро. — Но я слышу звонок — пришла ваша пациентка. Пойдемте в приемную.
Остатки былой красоты этой женщины уже поразили меня однажды. В то утро я был поражен снова. Высокая, прямая, одетая просто, во все черное, она держалась, как всегда, с достоинством; большие темные глаза ее блестели, обычно бледные щеки были покрыты румянцем. Да, несомненно в юности она была на редкость хороша.
— Доброе утро, мадемуазель, — сказал Пуаро. — Присядьте, пожалуйста. Доктор Шеппард был так любезен, что уступил мне свою приемную для небольшой беседы с вами.
Мисс Рассэл села, сохраняя невозмутимость. Если она и ощущала некоторую тревогу, это никак не проявлялось внешне.
— Все это, знаете ли, как-то странно, — сказала она.
— Мисс Рассэл, я должен вам кое-что сообщить!
— Вот как?
— Чарлз Кент арестован в Ливерпуле.
На ее лице не дрогнул ни единый мускул. Она только чуть пошире открыла глаза и с легким вызовом спросила:
— Ну и что?
И вот тут-то я понял, почему мне показалось, что, Чарлз Кент кого-то напоминает своей вызывающей манерой держаться. Два голоса — один грубый, хриплый, другой старательно благовоспитанный — обладали загадочно-одинаковым тембром и интонацией. В тот вечер у ворот «Папоротников» незнакомец напомнил мне мисс Рассэл. Потрясенный, я поглядел на Пуаро, и он чуть заметно кивнул мне, а в ответ на вопрос мисс Рассэл развел руками — типично французский жест.
— Я подумал, что это может вас заинтересовать. Только и всего.
— С какой стати? Кто он такой, этот Кент?
— Это, мадемуазель, тот человек, который был в «Папоротниках» в вечер убийства.
— Неужели?
— На его счастье, у него алиби. Без пятнадцати десять он был в пивной за милю отсюда.
— Повезло ему, — заметила мисс Рассэл.
— Но мы пока не знаем, зачем и к кому он приходил в «Папоротники».
— В этом я, к сожалению, ничем вам помочь не могу. Я ничего не слышала об этом посещении. Если это все… — Она хотела подняться, но Пуаро удержал ее:
— Нет, еще не все. Сегодня утром выяснилось, что мистер Экройд был убит не без четверти десять, а раньше: в промежутке между без десяти девять, когда доктор Шеппард покинул его, и без пятнадцати десять.
Я увидел, как кровь отлила от ее лица, она покачнулась.
— Но мисс Экройд говорила… мисс Экройд говорила…
— Мисс Экройд призналась, что она лгала. В этот вечер она не заходила в кабинет.
— И значит?
— И значит, возможно, что Чарлз Кент — именно тот, кого мы ищем. Он был в «Папоротниках». Неизвестно, что он там делал…
— Я могу сказать, что он там делал. Он не трогал мистера Экройда, он даже к кабинету не подходил. Это не он! — Железное самообладание было сломлено. Ужас и отчаяние были написаны на ее лице. — Мосье Пуаро! Мосье Пуаро, поверьте мне!
Пуаро встал и ласково погладил ее по плечу.
— Ну, конечно, конечно. Я верю. Но мне надо было заставить вас говорить, понимаете?
Она посмотрела на него с недоверием.
— А это правда — то, что вы сказали?
— То, что Чарлза Кента подозревают в убийстве? Да, это верно. И вы одна можете спасти его, рассказав, зачем он приезжал в «Папоротники».
— Он приходил ко мне, — тихо и быстро заговорила она. — Я вышла к нему… в…
— В беседку, я знаю.
— Откуда?
— Мадемуазель, Эркюль Пуаро обязан знать все. Я знаю также, что вы выходили еще раньше и оставили в беседке записку, назначив время свидания.
— Да. Когда он написал, что ему надо меня видеть, я побоялась встретиться с ним в доме и в своем ответе предложила прийти в беседку. Потом, опасаясь, как бы он не ушел, не дождавшись меня, оставила там записку, что приду в десять минут десятого. Я вышла с запиской через стеклянную дверь гостиной, чтобы кто-нибудь из прислуги не заметил меня, а возвращаясь, встретилась с доктором Шеппардом и испугалась, что ему может показаться странным, почему я так спешила, запыхалась… — Она умолкла.
— Продолжайте, — сказал Пуаро. — Вы встретились с Кентом в десять минут десятого. О чем вы говорили?
— Мне трудно… Видите ли…
— Мадемуазель, — прервал ее Пуаро, — мне необходимо знать всю правду. Обещаю вам, что все сказанное здесь останется между нами. Я отвечаю и за доктора Шеппарда. Я помогу вам: Кент — ваш сын?
Она кивнула. Ее щеки вспыхнули.
— Об этом никто не знает. Это случилось давно, очень давно… в Кенте. Я не была замужем…
— И дали ему фамилию по названию графства? Понимаю.
— Я работала. Я платила за его воспитание. Он не знал, что я — его мать. Но он сбился с пути — пил, потом стал наркоманом. Я с трудом оплатила ему билет в Канаду. Года два о нем не было никаких вестей. Потом он каким-то образом узнал, что я — его мать. Начал писать, требовать денег. А когда вернулся в Англию, написал, что приедет ко мне в «Папоротники».
Я не хотела, чтобы он приехал открыто: меня считают такой… такой респектабельной. Если бы возникли подозрения, мне пришлось бы оставить работу. Тогда я написала ему эту записку.
— А утром пришли к доктору?
— Да. Я подумала, может, это излечимо. Он был неплохим мальчиком, пока не стал наркоманом.
— Понимаю, — сказал Пуаро. — Что же было дальше? Он пришел?
— Да. Он ждал меня в беседке. Был очень груб, грозил мне. Я принесла ему деньги, какие у меня были, потом мы немного поговорили, и он ушел.
— Когда?
— Минут двадцать — двадцать пять десятого. Когда я вернулась домой, еще не было половины.
— Куда он пошел из беседки?
— Туда же, откуда пришел. Прямо по дорожке к воротам.
Пуаро кивнул.
— А вы? Что сделали вы?
— Я вернулась в дом. По террасе ходил майор Блент и курил, и я вошла через боковую дверь. Было ровно половина десятого.
Пуаро сделал какую-то пометку в своем блокноте.
— Это, пожалуй, все, — сказал он задумчиво.
— Я… я должна рассказать все это инспектору Рэглану?
— Может быть, но пока торопиться не надо. Будем соблюдать надлежащий порядок. Чарлзу Кенту еще не предъявлено обвинение в убийстве. Могут возникнуть обстоятельства, которые сделают ваше признание ненужным.
— Вы были очень добры ко мне, мосье Пуаро, — сказала мисс Рассэл, поднимаясь. — Очень! Спасибо вам. Вы… вы мне верите, что Чарлз не причастен к убийству?
— Совершенно очевидно, что человек, говоривший с мистером Экройдом в половине десятого, не мог быть вашим сыном. Не теряйте мужества,‘мадемуазель. Все будет хорошо.
Мисс Рассэл ушла. Мы остались с Пуаро вдвоем.
— Значит, так, — сказал я. — Каждый раз мы возвращаемся к Ральфу Пейтену. Как вы догадались, что Кент приходил к мисс Рассэл? Заметили сходство?
— Я связал ее с этим неизвестным задолго до того, как увидел его, — как только мы нашли перо. Оно указывало на наркотики, и я вспомнил, что вы говорили мне о разговоре с мисс Рассэл у вас в приемной. Затем я нашел статью о кокаине в газете за то же число. Все было ясно. Она получила в это утро известие от какого-то наркомана, прочла статью и пришла к вам, чтобы кое-что выяснить. Она заговорила о кокаине, потому что статья была об этом, но, когда вы проявили слишком живой интерес, быстро перевела разговор на детективные романы и таинственные яды. Я заподозрил существование брата или сына — словом, какого-то родственника. Но мне пора. Время перекусить.
— Останьтесь у нас, — предложил я.
— Не сегодня, — покачал головой Пуаро, и глаза его весело блеснули. — Мне бы не хотелось обрекать мадемуазель Каролину на вегетарианскую диету два дня подряд!
«Ничто не ускользает от Эркюля Пуаро», — подумал я.
Глава 21Заметка в газете
Каролина, конечно, видела мисс Рассэл у дверей приемной, и я подготовил длинное объяснение о больном колене экономки, но оказалось, что она не была расположена задавать вопросы, ибо считала, что ей известны истинные мотивы появления мисс Рассэл, а мне — нет.
— Ей надо было самым бессовестным образом выведать у тебя все, что можно, Джеймс! — сказала Каролина. — И не прерывай меня, я верю, что ты этого не заметил — мужчины так наивны! Ей известно, что ты пользуешься доверием мосье Пуаро, и она хочет разнюхать. Знаешь, что я думаю, Джеймс?
— Представления не имею. Ты додумываешься до самых невероятных вещей.
— Твой сарказм неуместен. Мисс Рассэл знает о смерти мистера Экройда больше, чем ей угодно в этом признаться.
И Каролина с торжеством откинулась в кресле.
— Ты в самом деле так думаешь? — спросил я рассеянно.
— Как ты туп сегодня, Джеймс. Как неживой. Опять печень?
И наш разговор перешел на сугубо интимные темы.
Заметка Пуаро появилась в газетах на следующий день. Преследуемые ею цели мне не были известны, но Каролина была потрясена.