— И закажите столик на шестерых в салоне, — продолжал я. — Мы пригласим капитана, девицу с красивыми ножками, миссис Блейр…
— Миссис Блейр не пойдет без полковника Рейса, — вставил Пейджет. — Он просил ее отобедать с ним.
Пейджету всегда все известно. Я ощутил законную досаду.
— Кто такой Рейс? — спросил я раздраженно.
Как я уже говорил, Пейджет всегда все знает или думает, что знает. Он снова выглядел таинственным.
— Говорят, будто он из Интеллидженс сервис[50], сэр Юстес. Кроме того, он до некоторой степени большая «шишка», хотя я, конечно, не уверен.
— Ну разве это не похоже на наше правительство?! — воскликнул я. — Здесь на борту находится человек, чья профессия — перевозить секретные документы, а они вручают их мирному профану, который просит только о том, чтобы его оставили в покое.
Пейджет напустил на себя еще больше туману. Он подошел ко мне поближе и понизил голос:
— Если вы спросите меня, сэр Юстес, я скажу, что все очень странно. Взять хотя бы мою болезнь перед отъездом…
— Дорогой мой, — безжалостно прервал его я, — это были печеночные колики. Вы часто ими страдаете.
Пейджет слегка поморщился.
— Это не был обычный приступ. На сей раз…
— Ради Бога, не входите в подробности вашего состояния, Пейджет. Я не хочу о них слышать.
— Очень хорошо, сэр Юстес. Однако я считаю, что я был умышленно отравлен!
— А! — сказал я. — Вы говорили с Рейберном.
Пейджет не отрицал.
— По крайней мере, сэр Юстес, он так думает, а он должен знать, о чем говорит.
— Между прочим, где этот парень? — спросил я. — Он не попадался мне на глаза с тех пор, как мы оказались на борту.
— Он сказывается больным и пребывает в своей каюте, сэр Юстес. — Пейджет снова понизил голос. — Но это камуфляж, я уверен. Так ему удобнее охранять.
— Охранять?
— Вашу безопасность, сэр Юстес. На случай, если на вас будет совершено нападение.
— Вы такой весельчак, Пейджет, — сказал я. — Полагаю, что воображение заводит вас слишком далеко. На вашем месте я пошел бы на бал в костюме смерти или палача. Это будет соответствовать вашей мрачной, леденящей душу красоте.
Мои слова заставили его замолчать на время. Я вышел на палубу. Девица Беддингфелд беседовала с миссионером-проповедником Чичестером. Женщины всегда увиваются вокруг проповедников.
Человеку моей комплекции неудобно нагибаться, тем не менее я оказал Чичестеру любезность, подняв клочок бумаги, который порхал у его ног.
Ни слова благодарности за свои труды я не дождался. Между прочим, я невольно посмотрел, что было написано на листке. Там было всего одно предложение:
— «Не пытайтесь действовать в одиночку, не то будет хуже».
Миленькое обращение к проповеднику. Интересно, кто такой этот Чичестер? На вид он кроткий как ягненок. Но внешность обманчива. Спрошу о нем Пейджета. Тот всегда все знает.
Я изящно опустился в шезлонг рядом с миссис Блейр, прервав тем самым ее tete-a-tete с Рейсом, и пригласил ее отобедать со мной в вечер костюмированного бала. А Рейсу удалось напроситься на приглашение.
После ленча пришла девица Беддингфелд и села с нами пить кофе. Я был прав относительно ее ножек.
Они действительно самые красивые на судне. Я, конечно, приглашу к обеду и ее.
Я бы очень хотел знать, что приключилось с Пейджетом во Флоренции. Как только упоминается Италия, он меняется в лице. Если бы я не знал, сколь он порядочен, я заподозрил бы его в какой-нибудь сомнительной интрижке…
Интересно! Даже самые порядочные люди… Для меня было бы большим утешением узнать, что я оказался прав.
Пейджет — и тайный грех! Великолепно!
Глава 13
Это был любопытный вечер.
У парикмахера мне впору пришелся единственный костюм — медвежонка. Я не прочь сыграть медведя в обществе каких-нибудь миленьких молоденьких девиц зимним вечером в Англии, но для экватора — это едва ли идеальный костюм. Тем не менее я вызвал много веселья и получил первый приз в конкурсе «Что вы привезли с собой» — нелепое название для костюма, взятого напрокат на один вечер. Однако это было, в общем, несущественно, поскольку никто, кажется, не имел ни малейшего представления, что было привезено, а что получено здесь.
Миссис Блейр отказалась участвовать в маскараде. Очевидно, тут она солидарна с Пейджетом. Полковник Рейс последовал ее примеру. Энн Беддингфелд придумала для себя костюм цыганки и была чудо как хороша. Пейджет сослался на головную боль и не пришел. Вместо него я пригласил странного маленького человечка по фамилии Ривс. Он — видный член Южно-Африканской рабочей партии. Ужасный человечишка, но я буду поддерживать с ним отношения, поскольку он снабжает меня необходимой информацией. Мне нужно иметь представление об этой истории на Ранде в интерпретации обеих сторон.
Во время танцев было жарко. Дважды я танцевал с Энн Беддингфелд, и ей пришлось сделать вид, что она в восторге. Один раз я танцевал с миссис Блейр, которая не дала себе труда притворяться, и еще помучил несколько других девиц, чья внешность произвела на меня благоприятное впечатление.
Затем мы спустились к ужину. Я заказал шампанского, стюард предложил «Клико»[51] 1911 года — лучшее, что у них есть на борту, и я согласился. Похоже, вино развязало язык полковнику. Он неожиданно разговорился, стал даже чересчур болтлив. Какое-то время я забавлялся, но потом мне в голову пришло, что душой общества у нас становится полковник, а вовсе не я. Он вышучивал мою привычку вести дневник.
— Когда-нибудь он выдаст все ваши неблагоразумные поступки, Педлер.
— Мой дорогой Рейс, — ответил я, — осмелюсь сказать, что я совсем не такой дурак, как вы думаете. Я могу совершать неблагоразумные поступки, но я не пишу о них в дневнике черным по белому. После моей смерти мои душеприказчики узнают мое мнение об очень многих людях, но сомневаюсь, что они обнаружат что-нибудь, что обогатит или умалит их мнение обо мне. Дневник полезен для увековечивания особенностей других людей, но не своих собственных.
— Однако существует такая штука, как бессознательное саморазоблачение.
— Психоаналитики считают, что подлостью мотивируются любые поступки, — глубокомысленно изрек я.
— У вас, должно быть, была очень интересная жизнь, полковник? — спросила мисс Беддингфелд, внимательно глядя на него широко открытыми лучистыми глазами.
Вот как они действуют, эти девицы! Отелло очаровал Дездемону[52], рассказывая ей сказки, но разве Дездемона не очаровала Отелло тем, как она слушала?
Так или иначе девица разговорила Рейса. Он начал рассказывать сказки о львах. Мужчина, застреливший изрядное число львов, имеет несправедливое преимущество перед другими мужчинами. Мне показалось, что пора и мне рассказать сказку о льве. Только более веселую.
— Между прочим, — заметил я, — это напоминает мне одну довольно увлекательную историю, которую я когда-то слышал. Мой приятель охотился где-то в Восточной Африке. Однажды ночью он зачем-то вышел из своей палатки и был напуган негромким рычанием. Он резко обернулся и увидел льва, припавшего к земле перед прыжком. Ружье он забыл в палатке. Тогда он мгновенно присел, и лев перепрыгнул как раз через его голову. Разозлившись из-за своего промаха, животное зарычало и приготовилось к повторному прыжку. Мой приятель снова присел, и лев опять перепрыгнул через него. То же случилось и в третий раз, но теперь охотник оказался у входа в палатку, заскочил внутрь и схватил свое ружье. Когда он вышел из палатки, держа в руке ружье, лев исчез. Это очень озадачило моего приятеля. Он прокрался за палатку на небольшую поляну. И там, — конечно, нашел льва, который усиленно упражнялся в прыжках.
Рассказ был встречен бурей аплодисментов. Я выпил немного шампанского.
— В другой раз — продолжил я, — с этим моим приятелем произошел еще один курьез. Ему надо было пересечь страну, и, стремясь достичь места назначения до дневной жары, он приказывает своим людям запрягать еще затемно. Им пришлось потрудиться, так как мулы были чем-то обеспокоены, но наконец они справились и поехали. Мулы летели как ветер, а когда рассвело, стало ясно, что было тому причиной. В темноте ребята в качестве левого коренника запрягли льва.
Этот рассказ был также хорошо принят, за столом прокатилась волна веселья, но, пожалуй, наибольшее впечатление история произвела на моего приятеля из Рабочей партии, остававшегося бледным и серьезным.
— Боже мой! — взволнованно воскликнул он. — Кто же их распряг?
— Я должна поехать в Родезию, — сказала миссис Блейр. — После того, что вы нам рассказали, полковник Рейс, я просто обязана туда поехать. Хотя это и ужасное путешествие, целых пять дней в поезде.
— Вы должны присоединиться ко мне в моем личном вагоне, — галантно заявил я.
— О, сэр Юстес, как мило с вашей стороны! Вы это серьезно?
— Серьезно ли я! — воскликнул я укоризненно и выпил еще один бокал шампанского.
— Еще примерно неделя, и мы будем в Южной Африке, — со вздохом заметила миссис Блейр.
— Ах, Южная Африка! — сентиментально промолвил я и начал цитировать свою недавнюю речь, произнесенную в Колониальном институте. — Что Южная Африка являет миру? В самом деле, что? Свои фрукты и свои фермы, свою шерсть и свой китовый ус, свои стада и свои шкуры, свое золото и свои алмазы…
Я торопился, ибо знал, что, как только сделаю паузу, вмешается Ривс и сообщит мне, что шкуры ничего не стоят, так как животные попортили их о колючую проволоку, окружающую прииски, или что-нибудь в этом роде, он раскритикует и все остальное и закончит описанием лишений, испытываемых рабочими на Ранде. А мне не хотелось, чтобы меня поносили, как капиталиста. Но меня прервали другие, услышав волшебное слово «алмазы».
— Алмазы! — восторженно воскликнула миссис Блейр.