— С удовольствием, Сьюзен.
— Молодец! Теперь займемся делом. Вы говорите, что в секретаре сэра Юстеса — не в этом с мрачной физиономией, а в другом — вы узнали человека, которого ударили ножом и который искал убежища в вашей каюте?
Я кивнула.
— Это дает нам две нити, связывающие сэра Юстеса со всем клубком. Женщину убили вето доме и именно его секретаря ударили ножом в мистический час ночи. Я не подозреваю самого сэра Юстеса, но все вместе не может быть просто совпадением. Где-то есть связь, даже если он сам ничего не знает. Потом этот странный случай с горничной, — задумчиво продолжала она. — Как она выглядела?
— Я ее почти не рассмотрела. Я была так взволнована, а горничная, по-видимому, помогла мне разрядиться. Однако… пожалуй… действительно, мне кажется, что у нее было знакомое лицо. Ничего удивительного, если я раньше видела ее на судне.
— Ее лицо показалось вам знакомым? — спросила Сьюзен. — Вы уверены, что это не был мужчина?
— Она была очень высокая, — согласилась я.
— Гм. Вряд ли сэр Юстес… Полагаю, что и не мистер Пейджет… Подождите-ка!
Она схватила клочок бумаги и начала лихорадочно что-то рисовать. Склонив голову набок, она внимательно рассмотрела, что у нее получилось.
— Очень похоже на преподобного Эдварда Чичестера. Теперь добавим несколько штрихов. — Она передала рисунок мне. — Это ваша горничная?
— Ну конечно! — вскрикнула я. — Какая вы умница, Сьюзен!
Легким жестом она отклонила комплимент.
— Я всегда подозревала этого Чичестера. Вы помните, как он уронил чашку с кофе и позеленел, когда мы на днях говорили о Криппене?
— И он пытался получить каюту номер семнадцать!
— Да, пока все сходится. Но что все это значит? Что на самом деле должно было произойти в час ночи в семнадцатой каюте? Нападение на секретаря исключается. Не было никакого смысла приурочивать его к определенному часу в определенный день и определенном месте. Нет, там заранее была назначена встреча, на нее он и шел, когда его ударили ножом. Но с кем была назначена встреча? Безусловно, не с вами. Может быть, с Чичестером. Или с Пейджетом.
— Последнее кажется маловероятным, — возразила я, — они могут видеться в любое время.
Минуту-другую мы посидели молча, а затем Сьюзен попробовала зайти с другой стороны.
— Могло ли что-то быть спрятано в вашей каюте?
— Это представляется более вероятным, — согласилась я, — и объясняет, зачем они рылись в моих вещах на следующее утро. Но там ничего не было спрятано, я уверена.
— А молодой человек не мог что-нибудь незаметно положить в выдвижной ящик накануне ночью?
Я покачала головой.
— Я бы увидела.
— Могли ли они искать ваш драгоценный клочок бумаги?
— Возможно, но это бессмысленно. Там были указаны только время и дата, и они к тому моменту уже прошли.
Сьюзен кивнула.
— Конечно, вы правы. Нет, они искали не бумажку. Между прочим, она у вас с собой? Я бы хотела взглянуть на нее.
Я принесла бумажку как главное вещественное доказательство и теперь вручила ее Сьюзен. Она тщательно изучала ее, нахмурившись.
— После семнадцати стоит точка. Почему не поставили точку и после единицы?
— Там оставлен промежуток, — указала я.
— Да, здесь промежуток, однако…
Вдруг она поднялась и стала разглядывать бумажку, поднеся ее к самому свету. В ее действиях было заметно сдерживаемое волнение.
— Энн, это вовсе не точка! Это пятнышко на бумаге! Вы видите? Так что на него не следует обращать внимания, а надо учитывать только промежутки, одни промежутки!
Я встала рядом с ней и прочла цифры так, как теперь их видела: «1 71 22».
— Видите! — воскликнула Сьюзен. — Цифры те же, но не совсем. По-прежнему один час и двадцать второе число, но каюта номер семьдесят один! Моя каюта, Энн!
Мы стояли, изумленно глядя друг на друга, столь довольные нашим новым открытием и так глубоко взволнованные, что можно было подумать, что мы разгадали всю тайну. Я первая спустилась на землю.
— Но, Сьюзен, здесь двадцать второго в один час ночи ничего не произошло?
Ее лицо тоже вытянулось.
— Нет, ничего.
Мне в голову пришла другая мысль.
— Ведь это не ваша каюта, не так ли, Сьюзен? Я хочу сказать, не та, которую вы первоначально заказали?
— Нет, меня сюда переселил эконом.
— Интересно, была ли она перед отплытием забронирована за кем-то, кто в конце концов не прибыл на борт. Полагаю, мы сможем выяснить.
— Нам нет нужды выяснять, цыганка, — вскричала Сьюзен. — Я знаю! Мне сказал эконом. Каюта была заказана на имя миссис Грей, но, по-видимому, это всего лишь псевдоним знаменитой мадам Надины. Она, вы знаете, известная русская танцовщица. В Лондоне она никогда не выступала, но Париж от нее совершенно без ума. Она пользовалась там оглушительным успехом во время войны. Порядочная дрянь, я полагаю, но очень привлекательная. Когда эконом передавал мне ее каюту, он весьма сокрушался по поводу ее отсутствия, а потом полковник Рейс порассказал мне о ней. В Париже, кажется, ходили очень странные слухи. Ее заподозрили в шпионаже, но не смогли ничего доказать. Полагаю, что полковник Рейс был там и занимался непосредственно этим делом. Он рассказал мне кое-что очень интересное. Там действовала настоящая организованная шайка, но вовсе не немцы. Считали, что ее предводитель, к которому всегда обращались «полковник», был англичанин, но они так и не сумели установить его личность. Одно несомненно: он руководил большой организацией мошенников международного масштаба. Кражи, шпионаж, разбойные нападения — он ничем не брезговал и обычно ухитрялся найти для наказания козла отпущения. Он, должно быть, дьявольски умен! Предполагали, что эта женщина была одним из его агентов, но никак не могли ни за что зацепиться. Да, Энн, мы на верном пути. Надина — как раз такая женщина, которая могла быть замешана в нашем деле. Встреча в этой каюте утром двадцать второго была назначена именно с ней. Но где же она? Почему она не села на пароход?
Тут меня осенило.
— Она намеревалась сесть на пароход, — медленно произнесла я.
— Тогда почему она не сделала этого?
— Потому что она мертва. Сьюзен, Надина — женщина, убитая в Марлоу!
Мое воображение перенесло меня обратно в комнату с голыми стенами в пустом доме, и меня снова охватило неясное ощущение опасности и зла. Я вспомнила, как уронила карандаш и нашла катушку с пленкой. Катушка напомнила мне что-то совсем недавнее. Где я слышала о катушке с пленкой? И почему у меня это связано с миссис Блейр?
Тут я подскочила к ней и в запальчивости стала трясти за плечи.
— Ваша пленка! Та, что вам вернули через вентиляционное отверстие? Разве это было не двадцать второго?
— Та, которую я потеряла?
— Откуда вы знаете, что она была та самая? Зачем кому-то возвращать вам ее таким путем — посреди ночи? Сумасбродная идея. Нет, там было сообщение, пленку вынули из желтой жестяной коробочки, а вместо нее положили что-то другое. Она все еще у вас?
— Я могла использовать ее. Нет, вот она. Я помню, что бросила ее на полку возле койки.
Она вручила мне пленку.
Это был обычный круглый жестяной цилиндрик, в какой упаковывают пленку для тропиков. Я взяла его дрожащей рукой, и в тот же момент мое сердце сильно забилось. Он был заметно тяжелее, чем полагалось.
Трясущимися пальцами отклеила полоску липкой ленты, плотно закрывавшей цилиндрик, сняла крышку, и на постель выкатилась струйка тусклых прозрачных стекляшек.
— Стекляшки, — сказала я разочарованно.
— Стекляшки?! — вскрикнула Сьюзен.
Интонация ее голоса насторожила меня.
— Стекляшки? Нет, Энн, не стекляшки! Алмазы!
Глава 15
Алмазы!
Я глазела на них как зачарованная. Я взяла один алмаз, который, если бы не его вес, вполне можно было бы принять за осколок разбитой бутылки.
— Вы уверены, Сьюзен?
— О да, моя дорогая. Я слишком часто видела неотшлифованные алмазы, чтобы ошибиться. Эти тоже очень красивые, Энн, а некоторые из них, полагаю, просто уникальны. С ними наверняка связана целая история.
— История, которую мы услышали сегодня вечером, — вскрикнула я.
— Вы имеете в виду?..
— Историю полковника Рейса. Это не может быть совпадением. Он рассказал ее преднамеренно.
— Чтобы посмотреть, какое она произведет впечатление?
Я кивнула.
— На сэра Юстеса?
— Да.
Однако сказав «да», я засомневалась. Действительно ли сэр Юстес подвергался испытанию, или же история была рассказана ради меня? Я вспомнила, как предыдущей ночью меня явно «проверяли». Так или иначе полковник Рейс подозрителен. Но какое все это имеет к нему отношение? Каким образом он может быть связан с нашим делом?
— Кто такой полковник Рейс? — спросила я.
— Пожалуй, это вопрос, — сказала Сьюзен. — Он хорошо известен как охотник на крупного зверя и, как вы слышали от него сегодня вечером, является дальним родственником сэра Лоренса Ирдсли. До этой поездки я его никогда не встречала. Он часто ездит в Африку. Все считают, что он работает на Секретную службу. Не знаю, правда ли это. Он, безусловно, таинственная личность.
— Полагаю, ему досталась уйма денег как наследнику сэра Лоренса Ирдсли?
— Моя дорогая Энн, он, должно быть, купается в них. А знаете, он был бы для вас великолепной партией.
— Где уж мне с вами тягаться, — сказала я, смеясь. — Ох, уж эти замужние женщины!
— У нас действительно есть преимущество, — промурлыкала Сьюзен. — И все знают, что я абсолютно предана Кларенсу, моему мужу. Это так спокойно и приятно — ухаживать за преданной женой.
— Кларенс, должно быть, доволен такой женой.
— Что вы, жить со мной очень утомительно! Но он всегда может сбежать в свое Министерство иностранных дел, где он вставляет в глаз монокль и засыпает в большом кресле. Мы могли бы телеграфировать ему, чтобы он сообщил нам все, что знает о Рейсе. Я обожаю посылать телеграммы. А Кларенса они так раздражают. Он всегда говорит, что можно обойтись письмом. Едва ли он нам что-нибудь расскажет. Он ужасно сдержан. Именно поэтому с ним так трудно находиться вместе долгое время. Однако вернемся к нашему сватовству. Я убеждена, что полковник Рейс совершенно пленен вами, Энн. Пара взглядов ваших озорных глаз — и дело сделано. Все обручаются на борту. От нечего делать.