— В общем, почти культ предков?
— Что-то вроде.
— И вы действительно в этом уверены? Что женщины поклоняются силе, я хочу сказать?
— Наверное, это правда — если быть честной. Сначала воображаешь, что восхищаешься моральными качествами, но, когда полюбишь, возвращаешься к первобытному, где ценится только физическая сила. Но я не думаю, что все тем и кончается. Если жить в первобытных условиях, тогда конечно, но время уже не то, и, в конце концов, побеждает иное. Всегда побеждает нечто, казалось бы, слабое, гонимое. Побеждает то единственное, что имеет значение. Как в Библии, где сказано о том, что вы потеряете жизнь и обретете ее.
— В конечном счете, — задумчиво сказал полковник Рейс, — вы влюбляетесь, а потом разочаровываетесь, если я вас правильно понял?
— Не совсем, но можно и так сказать, если хотите.
— Но я не думаю, что вам довелось уже кого-то разлюбить, мисс Энн?
— Вы угадали, — охотно согласилась я.
— А влюблялись?
Я не ответила.
Мы приехали на место, и разговор оборвался.
Выйдя из машины, мы начали медленное восхождение к обзорной площадке. Уже не впервые я ощущала некоторую неловкость в обществе полковника Рейса. Он так надежно скрывал свои мысли за непроницаемым взглядом черных глаз. Он даже немного пугал меня. Я никогда не знала, как себя с ним вести.
Мы молча взбирались на гору, пока не достигли могилы, где лежит Родс, охраняемый гигантскими валунами. Странное, мрачное место, удаленное от людей, — вечный гимн суровой красоте.
Некоторое время мы посидели молча, а затем стали спускаться вниз, слегка, однако, отклонившись от тропинки. Временами нам приходилось нелегко, и вот мы подошли к крутому склону или скале, которая была почти отвесной.
Полковник Рейс прошел первым, потом повернулся, чтобы помочь мне.
— Лучше я вас перенесу, — неожиданно сказал он и быстрым движением поднял меня.
Я почувствовала, какой он сильный, когда он поставил меня на землю и убрал руку. Железный человек с мускулами, как упругая сталь. И вновь я испугалась, особенно оттого, что он не посторонился, а стал прямо передо мной, пристально глядя на меня.
— Зачем вы здесь на самом деле, Энн Беддингфелд? — спросил он отрывисто.
— Я цыганка, желающая посмотреть мир.
— Да, но это не вся правда. Работа в газете — только предлог. Вы не похожи на журналистку. Вы действуете самостоятельно, в вас есть жадность к жизни. Но и это еще не все.
Чего он хотел от меня? Мне было очень страшно. Я смотрела ему прямо в лицо. Мои глаза не умеют хранить тайны, как его глаза, но могут ответить ударом на удар.
— А зачем вы здесь на самом деле, полковник Рейс? — спросила я в упор.
На мгновение мне показалось, что он не собирался отвечать. Однако он был явно ошеломлен. Наконец он заговорил, и его слова, по-видимому, доставили ему мрачное удовлетворение.
— Тешу честолюбие, — сказал он. — Всего лишь тешу честолюбие. Ведь вы помните, мисс Беддингфелд, что в этот грех впадают даже ангелы.
— Говорят, — медленно произнесла я, — что вы сотрудник Секретной службы и связаны с правительством. Это правда?
Почудилось ли мне, или он действительно поколебался долю секунды, прежде чем ответить?
— Могу заверить вас, мисс Беддингфелд, что я здесь исключительно как частное лицо, путешествующее ради собственного удовольствия.
Размышляя потом над его ответом, я нашла его несколько расплывчатым. Но, вероятно, полковник не случайно ответил так.
Мы молча вернулись к машине. На полпути обратно в Булавайо мы остановились выпить чаю в какой-то развалюхе у дороги. Хозяин копался в саду и, казалось, был раздосадован тем, что ему помешали. Но тем не менее любезно обещал посмотреть, что можно сделать. После бесконечного ожидания нам принесли черствые кексы, тепловатый чай и молоко. Затем хозяин снова исчез в своем саду.
Как только он ушел, нас окружили кошки» целых шесть штук, все они разом жалобно замяукала. Вымогательство было оглушительным. Я раздала им кусочки кекса. Они жадно сожрали их. Тогда я вылила все наше молоко в блюдце, и у кошек завязалась целая баталия.
— О, — вскричала я с негодованием, — их морят голодом! Это низко. Пожалуйста, пожалуйста, закажите еще молока и кексов.
Полковник Рейс без слов пошел выполнять мою просьбу. Кошки снова принялись мяукать. Полковник вернулся с целым кувшином молока, и кошки вылакали все.
Я решительно встала.
— Я собираюсь взять кошек с собой, я не оставлю их здесь.
— Не выдумывайте, деточка. Вы не можете таскать с собой шесть кошек, как пятьдесят деревянных зверей.
— Не беспокойтесь о деревянных зверях. Эти кошки живые. Я возьму их с собой.
— Вы ничего подобного не сделаете. — Я возмущенно посмотрела на него, но он продолжал: — Вы считаете меня жестоким, но нельзя сентиментальничать по такому поводу. Не настаивайте — я не позволю вам взять их. Это примитивная страна, как вы знаете, и я сильнее вас.
Я всегда сознаю, когда терплю поражение. Я пошла к машине со слезами на глазах.
— Может быть, они голодны только сегодня, — попытался утешить меня полковник. — Жена хозяина поехала в Булавайо за покупками. Завтра все будет в порядке. Но так или иначе, вам известно, что в мире полно голодных кошек.
— Не надо, не надо, — яростно сказала я.
— Я учу вас воспринимать жизнь такой, как она есть. Я учу вас быть суровой и безжалостной — как я. В этом секрет силы — и секрет успеха.
— Я скорее умру, чем буду суровой, — воскликнула я страстно.
Мы сели в машину и поехали. Постепенно я пришла в себя. Вдруг, к моему изумлению, он взял меня за руку.
— Энн, — нежно сказал он, — вы нужны мне. Выходите за меня замуж.
Я была совершенно ошеломлена.
— О нет, — запинаясь произнесла я. — Не могу.
— Почему нет?
— Я не люблю вас. И никогда не представляла вас своим мужем.
— Понимаю. Это единственная причина?
Я вынуждена была быть честной, просто обязана — перед ним.
— Нет, — сказала я, — не единственная. Видите ли… я… люблю другого.
— Понимаю, — повторил он. — А вы уже любили его, когда я впервые увидел вас на «Килмордене»?
— Нет, — прошептала я. — Это случилось потом.
— Я понимаю, — повторил он в третий раз, но сейчас его слова были полны значения, побудившего меня повернуться и взглянуть на него. Его лицо было мрачнее, чем когда-либо прежде.
— Что… что вы хотите сказать? — спросила я дрогнувшим голосом.
Он посмотрел на меня загадочно и властно.
— Только то, что теперь я знаю, что делать.
Его слова заставили меня затрепетать. В них была непонятная решимость, и она испугала меня.
До возвращения в гостиницу мы не сказали больше ни слова. Я сразу побежала наверх к Сьюзен. Она читала, лежа в постели, и у нее не было никаких признаков мигрени.
— Надо прибить к кровати табличку, — усмехнулась Сьюзен. — «Здесь покоится третий лишний», а иначе говоря, тактичная старая дуэнья. По, Энн, дорогая, что случилось?
Ибо я буквально разразилась потоком слез.
Я рассказала ей о кошках — я чувствовала, что было бы неправильно рассказывать ей о полковнике Рейсе. Но Сьюзен очень проницательна. Полагаю, она поняла, что мое состояние объяснялось еще чем-то.
— Надеюсь, вы не простудились, Энн? В такую жару подобные предположения звучат абсолютно нелепо, но вы вся дрожите.
— Ничего страшного, — отозвалась я. — Нервы, и к тому же меня дрожь пробирает. Я все время чувствую, что должно произойти нечто ужасное.
— Не будьте глупышкой, — решительно сказала Сьюзен. — Давайте поговорим о чем-нибудь интересном. Например, о тех алмазах…
— Что с ними?
— Я не уверена, что они у меня в безопасности. Раньше все было нормально, никто не мог вообразить, что они находятся среди моих вещей. Но теперь, когда все знают, что мы подруги, я тоже под подозрением.
— Однако никому не известно, что они в коробочке из-под пленки, — доказывала я. — Это великолепный тайник, и я не думаю, что мы могли бы найти лучшее место.
Поколебавшись, она согласилась со мной, но сказала, что мы вернемся к этому вопросу, когда приедем на водопад.
Наш поезд отошел в девять часов. Сэр Юстес был все еще не в лучшем настроении, и мисс Петтигрю выглядела подавленной. Полковник Рейс был совершенно невозмутим. Уж не приснился ли мне наш с ним разговор?
Я плохо спала в ту ночь на жестком ложе, меня одолевали сумбурные сны, предвещавшие дурное. Проснулась я с головной болью и вышла на обзорную площадку вагона. День был свежий и чудесный, и кругом, насколько хватало глаз, высились холмы, поросшие лесом. Как они мне понравились — больше, чем все, что я видела раньше. Мне так захотелось остаться тут навсегда — в какой-нибудь маленькой хижине, построенной в густых зарослях…
Около половины третьего полковник Рейс вызвал меня из офиса и указал на причудливый сгусток белого тумана, клубившийся над частью леса.
— Брызги водопада, — сказал он. — Мы почти приехали.
После беспокойной ночи меня все еще охватывало странное мечтательное чувство. Все время казалось, что я приехала домой… Домой! Но ведь я не была здесь раньше — или, может быть, во сне?
От станции мы пошли пешком к гостинице, большому белому зданию, хорошо защищенному сетками от москитов. Кругом не было ни дорог, ни домов. Мы вышли на веранду, и я онемела от изумления. Прямо перед нами в полумиле виднелся водопад. Я никогда не видела ничего столь грандиозного и прекрасного — и никогда не увижу.
— Энн, вы сегодня странная, — сказала Сьюзен, когда мы уселись за ленч. — Я прежде вас такой не видела.
Она с любопытством уставилась на меня.
— Разве? — Я рассмеялась, но почувствовала, что смех мой неестественный. — Просто мне тут все очень нравится.
— Тут что-то не то. — Она понимающе подняла бровь.
Да, я была счастлива, но меня не оставляло ощущение, что скоро что-то должно случиться. От волнения я не находила себе места.
После чая мы вышли прогуляться, сели на дрезину и, подталкиваемые улыбающимися чернокожими, двинулись по небольшому рельсовому пути к мосту.