[105] Ах да, как же это мне сразу в голову не пришло? Конечно же! Моя кузина Вирджиния.
— Миссис Ревел? — оживился лорд Кейтерэм. Похоже, эта званая охота может оказаться не такой уж и скучной. — Прекрасная мысль, Ломакс! Вирджиния — самая очаровательная женщина в Лондоне.
— К тому же она в курсе герцословацких дел. Ее покойный муж, если вы помните, работал в нашем посольстве в Экаресте. И, как вы справедливо заметили, она безмерно обаятельна.
— Прелестное создание, — прошептал лорд Кейтерэм.
— Итак, все решено.
Мистер Ломакс немного ослабил хватку, и лорд Кейтерэм, не замедлив воспользоваться предоставленной возможностью, высвободил лацканы пальто.
— Пока, Ломакс. Надеюсь, вы все организуете как надо, — бросил он через плечо и нырнул в такси.
Лорд Кейтерэм ненавидел члена палаты лордов, достопочтенного Джорджа Ломакса, насколько это возможно для христианина и джентльмена в отношении к другому христианину и джентльмену. Ему было противно это полное красное лицо, это тяжелое сиплое дыхание, эти пустые, навыкате, голубые глаза. Он подумал о предстоящей званой охоте и тяжело вздохнул. Сколько мороки, Господи, сколько мороки! Потом вспомнил о Вирджинии Ревел и немножко повеселел.
— Прелестное создание, — пробормотал он себе под нос. — Господи, какое прелестное создание!
Глава 4Очаровательная леди
Джордж Ломакс отправился прямиком на Уайтхолл[106]. Отворяя дверь роскошного кабинета, в котором он вершил государственные дела, Ломакс услышал торопливые шаги. Когда он вошел, мистер Билл Эверсли уже сидел за столом и сосредоточенно разбирал почту, однако большое кресло у окна еще не успело остыть и, казалось, сохраняло форму только что выпорхнувшего из него человеческого тела. Билл Эверсли был приятным молодым человеком лет двадцати пяти, большим и неуклюжим, с некрасивым, но располагающим лицом, белозубой улыбкой и честными карими глазами.
— Ричардсон отослал доклад?
— Нет, сэр. Напомнить ему?
— Не надо. Кто звонил?
— В основном на звонки отвечала мисс Оскар. Мистер Айзекстайн спрашивал, не могли бы вы пообедать с ним завтра в «Савойе»[107].
— Скажите мисс Оскар, пусть посмотрит, что у меня на завтра. Если вечер не занят, пусть позвонит Айзекстайну и скажет, что смогу.
— Хорошо, сэр.
— Кстати, Эверсли, не наберете ли вы один номер. Посмотрите в справочнике: миссис Ревел, Понт-стрит, четыреста восемьдесят семь.
— Хорошо, сэр.
Билл взял телефонный справочник, для виду пробежал глазами колонку «Миссис», с шумом захлопнул его и подошел к телефону. Взяв трубку, он помедлил и, как бы вдруг что-то вспомнив, обратился к шефу:
— Сэр, я совсем забыл. У нее какие-то неполадки на линии. Я имею в виду миссис Ревел. Полчаса назад я безуспешно пытался туда дозвониться.
Джордж Ломакс нахмурился.
— Скверно. Очень скверно. — Он в нерешительности забарабанил пальцами по столу.
— Если что-то срочное, сэр, я мог бы съездить на такси. В это время она наверняка дома.
Джордж Ломакс задумался. Билл терпеливо ждал, готовый в случае положительного решения пулей лететь по поручению шефа.
— Похоже, это самое разумное, что можно сделать, — наконец сказал Ломакс. — Хорошо. Поезжайте и узнайте, сможет ли миссис Ревел встретиться со мной сегодня в четыре. Скажите — по очень важному делу.
— Хорошо, сэр.
Билл схватил шляпу и вышел. Через десять минут он стоял у дома номер 487 на Понт-стрит. Позвонив, он принялся громко стучать дверным кольцом. Дверь отворил степенный слуга. Билл привычно кивнул:
— Привет, Чилверс. Миссис Ревел дома?
— По-моему, сэр, она собирается уходить.
— Билл, это вы? — донеслось сверху. — Я узнала ваш мужественный стук. Поднимайтесь сюда и рассказывайте, в чем дело.
Билл поднял голову и, увидев смеющееся лицо женщины, которая стояла наверху, опершись о перила, впал в бессловесное замешательство. Что, впрочем, в подобной ситуации случалось не с ним одним. Перепрыгивая через две ступеньки, он взбежал по лестнице и с жаром стиснул протянутую ему руку.
— Здравствуйте, Вирджиния!
— Здравствуйте, Билл!
Очарование — таинственное свойство. Сотни молодых женщин, может быть даже и красивее Вирджинии Ревел, могли бы сказать «Здравствуйте, Билл» даже и с похожей интонацией — и ничего бы при этом не произошло. А сказанные Вирджинией эти два простых слова произвели на Билла ошеломляющее впечатление.
Вирджинии Ревел недавно исполнилось двадцать семь лет. Она была высока и восхитительно стройна — право, стройность ее вполне заслуживала быть воспетой в стихах. В блестящих бронзовых волосах ее, казалось, угадывается благородная зеленоватая патина[108]. Маленький волевой подбородок, правильный нос, чуть раскосые голубые глаза, как васильки мерцающие из-под полуприкрытых век, и утонченные, не передаваемые словами очертания губ с тем изящным изгибом в уголках, который называют «печатью Венеры». Необычайно выразительное и притягательное лицо. Эта женщина словно излучала живое сияние, властно к себе манящее. Вирджинию Ревел нельзя не заметить. И устоять перед ней нельзя.
Она провела Билла в маленькую гостиную, выдержанную в бледно-лиловых и желтовато-зеленых тонах, напоминающих весенний луг с первыми крокусами.
— Билл, милый, как же вы оставили Форин-офис?[109]Как там без вас управятся?
— Я с поручением от Индюка. — Так непочтительно Билл называл шефа. — Кстати, Вирджиния, если он вдруг спросит, не забудьте — сегодня утром у вас не работал телефон.
— Но я только что звонила.
— Возможно. Это я ему так сказал.
— Зачем? Объясните мне, пожалуйста, эти ваши дипломатические тонкости.
Билл укоризненно посмотрел на нее.
— Чтобы приехать и увидеть вас.
— Милый Билл, простите за тупость. Я очень рада вас видеть.
— Чилверс сказал, вы уходите.
— Да. Собираюсь на Слоун-стрит. Так что за поручение от Джорджа?
— Он хотел бы заехать к вам сегодня в четыре.
— Меня не будет дома. Хочу съездить в «Рэниле»[110]. А с чего такая официальность? Он что, собирается предложить мне руку и сердце? Как вы думаете?
— Я бы не удивился.
— Если так, то передайте Джорджу, что я предпочитаю мужчин, которые делают предложение, повинуясь порыву.
— Как я?
— В вашем случае, Билл, не порыв. Скорее привычка.
— Вирджиния, если когда-нибудь…
— Нет-нет-нет. Утром, до ленча, я этого не люблю. Постарайтесь думать обо мне как о старшем друге, как о человеке средних лет, который по-матерински заботится о вас.
— Вирджиния, я так вас люблю…
— Знаю, Билл, знаю. Я люблю, когда меня любят. Эгоистично и низко, не так ли? Мне вообще хотелось бы, чтобы все симпатичные мужчины на свете были влюблены в меня.
— Все не все, а большинство — точно, — мрачно заметил Билл.
— А вот Джордж ни капли не влюблен. Он, по-моему, вообще на это не способен. Слишком занят своей карьерой. А что еще он просил передать?
— Что это очень важно.
— О, это уже интересно. Джорджу очень мало что кажется важным. Бог с ним, с «Рэниле». В конце концов, я могу съездить туда в любое время. Передайте Джорджу, я жду его в четыре.
Билл посмотрел на часы.
— Возвращаться нет смысла — скоро ленч. Вирджиния, пойдемте выпьем кофе.
— Я уже собралась тут в одно место.
— Да Бог с ним! Давайте сегодня махнем на все рукой и устроим праздник.
— Чудесно! Давайте!
— Вирджиния, вы просто прелесть. Ну хоть немного я вам нравлюсь? Ну хоть немножко больше других?
— Билл, я вас обожаю. Если бы мне пришлось выйти замуж — ну, скажем, приказал бы султан: выбирай — или замуж, или смерть на медленном огне, то я не раздумывая выбрала бы вас, Билл. Клянусь.
— Ну тогда почему же…
— Дело в том, что я не собираюсь замуж. Мне нравится быть грешной вдовушкой.
— Но вы бы делали все что вздумается. Я был бы тише воды ниже травы.
— Вы ничего не понимаете, Билл. Я из тех, кто выходит замуж только в порыве страсти.
Билл тяжело вздохнул.
— Когда-нибудь я пущу себе пулю в лоб, — мрачно предрек он.
— Не пустите, Билл. А пойдете ужинать с очередной красивой девушкой, как, скажем, позавчера.
Мистер Эверсли смутился.
— Если вы имеете в виду Дороти Киркпатрик, танцовщицу из «Голубой Подвязки», то я… черт, она, конечно, хорошенькая, как им там и положено. Но это совсем не то.
— Да конечно же, Билл, милый. Развлекайтесь, пожалуйста, мне это очень приятно. Просто не надо говорить о смерти из-за несчастной любви. Только и всего.
— Вы не понимаете, Вирджиния, — серьезно начал мистер Эверсли, справившись со смущением, — дело в том, что мужчины…
— Полигамны[111], знаю! А мне, по-моему, свойственна полиандрия[112]. Но, Билл, если вы меня действительно любите — скорее везите меня завтракать.
Глава 5Первая ночь в Лондоне
И в самых продуманных комбинациях случаются изъяны. Джордж Ломакс совершил ошибку — в его плане очень скоро выявилось одно слабое звено. Этим звеном оказался Билл.
Билл Эверсли был очень приятный молодой человек. Он прекрасно играл в гольф[113] и крикет[114], обладал изящными манерами и добрым нравом, но место свое в Министерстве иностранных дел получил не благодаря личным своим достоинствам, а личным связям. Однако для своих обязанностей он, надо сказать, подходил как нельзя лучше. По сути дела, он был у Джорджа мальчиком на побегушках. Серьезной интеллектуальной работы ему никогда не поручали. Его дело — всегда быть у Джорджа под рукой: поговорить с важным человеком, с которым сам Ломакс не хотел встречаться; сбегать, передать, отослать — и вообще, быть полезным. Все это Билл ис