Он наклоняется, достает небольшой холстинковый сверток и церемонно вручает его инспектору Баттлу. Тот, в свою очередь, передает сверток Джорджу Ломаксу. Таким образом все протокольные формальности соблюдены.
Джордж Ломакс разворачивает холстинку, потом промасленную бумагу, потом клеенку, потом еще что-то. Наконец вышелушивает из ваты нечто, кладет на ладонь и тут же снова поспешно заворачивает в вату.
Он приосанивается, откашливается и ясно, четко, с уверенностью опытного оратора, начинает:
— Джентльмены, в этот торжественный миг…
Лорд Кейтерэм, воспользовавшись случаем, незаметно исчезает. На террасе он встречает свою дочь.
— Бандл, твоя машина на ходу?
— Да. А что?
— Немедленно отвези меня в Лондон. Я уезжаю за границу, сейчас же… сегодня.
— Но, папа…
— Не спорь со мной, Бандл. Джордж Ломакс утром сказал, что ему непременно нужно поговорить со мной по строго конфиденциальному делу. Он намекнул, что скоро в Лондон прибывает с визитом король Тимбукту. Мне еще раз этого не вынести, слышишь, Бандл? Не хочу. Будь тут хоть сто Ломаксов! Если уж Чимниз имеет такое значение для государства, пусть тогда государство купит его. Иначе я продам поместье какому-нибудь синдикату, пусть делают из него гостиницу.
— А где сейчас Индюк? — быстро оценив ситуацию, спросила Бандл.
— Говорит речь. — Лорд Кейтерэм посмотрел на часы. — В нашем распоряжении четверть часа, пока он доберется до «великой Британской империи».
Сцена вторая. Мистер Эверсли, не удостоившийся чести быть приглашенным на похоронные торжества, разговаривает по телефону:
— Да нет же, ну что вы… Ну не обижайтесь. Может, поужинаем сегодня? Нет, я не мог. Работал вчера допоздна не покладая рук. Вы себе не представляете, что такое Индюк… Послушайте, Долли, вы же прекрасно знаете, как я вас… Вы же знаете, что мне никто не нужен, кроме вас… Хорошо, сначала в театр. Как это в песенке? «Лишь ваши глазки и ваши ласки…»
Дикие звуки. Это мистер Эверсли пытается воспроизвести припев.
К тому времени Джордж доходит до упомянутой лордом Кейтерэмом завершающей фразы:
— …во имя мира и процветания Британской империи!
— Что ни говори, — произнес мистер Хайрэм Фиш sotto voce[163], обращаясь к окружающим и к себе самому, — славная выдалась неделька.
УБИЙСТВО РОДЖЕРА ЭКРОЙДАThe Murder of Roger Ackroyd 1926 © Перевод Гурова И., Озерская Т., 1993
Посвящается Панки[164] любительнице традиционного детектива, где расследуется убийство, а подозрение падает на всех по очереди!
Глава 1Доктор Шеппард завтракает
Миссис Феррар умерла в ночь на четверг. За мной прислали в пятницу, семнадцатого сентября, в 8 часов утра. Помощь опоздала — она умерла за несколько часов до моего прихода.
Я вернулся домой в начале десятого и, открыв дверь своим ключом, нарочно замешкался в прихожей, вешая шляпу и плащ, которые я предусмотрительно надел, ибо в это раннее осеннее утро было прохладно. Откровенно говоря, я был порядком взволнован и расстроен, и хотя вовсе не предвидел событий последующих недель, однако тревожное предчувствие надвигающейся беды охватило меня. Слева из столовой донесся звон чайной посуды, сухое покашливание и голос моей сестры Каролины:
— Джеймс, это ты?
Вопрос был явно неуместен: кто бы это мог быть, если не я? Откровенно говоря, в прихожей я замешкался именно из-за моей сестры Каролины. Согласно мистеру Киплингу[165], девиз семейства мангуст гласит: «Пойди и узнай». Если Каролина решит завести себе герб, я посоветую ей заимствовать девиз у мангуст. Первое слово можно будет и опустить: Каролина умеет узнавать все, не выходя из дома. Не знаю, как ей это удается. Подозреваю, что ее разведка вербуется из наших слуг и поставщиков. Если же она выходит из дома, то не с целью получения информации, а с целью ее распространения. В этом она тоже крупный специалист.
Поэтому я и задержался в прихожей: что бы я ни сказал Каролине о кончине миссис Феррар, это неизбежно станет известно всей деревне в ближайшие полчаса. Как врач, я обязан соблюдать тайну и давно уже приобрел привычку скрывать от сестры, что бы ни случилось, если только это в моих силах. Однако это не мешает ей быть в курсе всего, но моя совесть чиста — я тут ни при чем.
Муж миссис Феррар умер ровно год назад, и Каролина упорно утверждает — без малейших к тому оснований, — что он был отравлен женой. Она презрительно пропускает мимо ушей мое неизменное возражение, что умер он от острого гастрита, чему способствовало неумеренное употребление алкоголя. Между симптомами гастрита и отравлением мышьяком есть некоторое сходство, и я готов это признать, но Каролина обосновывает свое обвинение совсем иначе. «Вы только на нее посмотрите!» — говорит она.
Миссис Феррар была женщина весьма привлекательная, хотя и не первой молодости, а ее платья, даже и совсем простые, превосходно сидели на ней. Но ведь сотни женщин покупают свои туалеты в Париже и необязательно при этом должны приканчивать своих мужей.
Пока я стоял так и размышлял, в прихожую снова донесся голос Каролины. Теперь в нем слышались резкие ноты:
— Что ты там делаешь, Джеймс? Почему не идешь завтракать?
— Иду, дорогая, — поспешно отвечал я. — Вешаю пальто.
— За это время ты мог бы повесить их десяток.
Что верно, то верно, она была совершенно права.
Войдя в столовую, я чмокнул Каролину в щеку, сел к столу и принялся за заметно остывшую яичницу с грудинкой.
— У тебя был ранний вызов, — заметила Каролина.
— Да, — сказал я. — «Королевская лужайка». Миссис Феррар.
— Я знаю, — сказала моя сестра.
— Откуда?
— Мне сказала Энни.
Энни — наша горничная. Милая девушка, но неизлечимая болтунья.
Мы замолчали. Я ел яичницу. Каролина слегка наморщила свой длинный нос, кончик его задергался: так бывает у нее всегда, если что-нибудь взволнует или заинтересует ее.
— Ну? — не выдержала она.
— Скверно. Меня поздно позвали. Вероятно, она умерла во сне.
— Знаю, — снова сказала сестра.
Тут уж я рассердился:
— Ты не можешь этого знать. Я узнал об этом только там и ни с кем еще не говорил. Может быть, твоя Энни — ясновидящая?
— Я узнала это не от Энни, а от молочника. А он — от кухарки миссис Феррар.
Как я уже сказал, Каролине не требуется выходить из дома, чтобы быть в курсе всех событий. Она может не двигаться с места — новости сами прилетят к ней.
— Так отчего же она умерла? Разрыв сердца?
— Разве молочник тебе не сообщил? — саркастически осведомился я. Но Каролина не понимает сарказма.
— Он не знает, — серьезно объяснила она.
Я решил, что поскольку Каролина так или иначе все равно скоро узнает, то почему бы не сказать ей?
— Она умерла от слишком большой дозы веронала[166]. Последнее время у нее была бессонница. Видимо, она была неосторожна.
— Чушь, — сказала Каролина. — Она сделала это сознательно. И не спорь!
Странно, что когда вы втайне что-то подозреваете, то стоит кому-нибудь высказать подобное же предположение вслух, как вам непременно захочется его опровергнуть. Я негодующе возразил:
— Вот опять ты не даешь себе труда поразмыслить! С какой стати миссис Феррар кончать жизнь самоубийством? Вдова, еще молодая, богатая, превосходное здоровье. Нелепость! Ей бы жить да жить!
— Вовсе нет. Даже ты должен был заметить, как она изменилась за последние полгода. Комок нервов. И ты сам только что признал, что у нее была бессонница.
— Каков же твой диагноз? — холодно спросил я. — Несчастная любовь, я полагаю?
Моя сестра покачала головой.
— Угрызения совести! — изрекла она со смаком. — Ты же не верил мне, что она отравила своего мужа. А я теперь совершенно в этом убеждена.
— По-моему, ты нелогична. Уж если женщина пойдет на убийство, у нее хватит хладнокровия воспользоваться его плодами, не впадая в такую сентиментальность, как раскаяние.
— Может, и есть такие женщины, — покачала головой Каролина, — но не миссис Феррар. Это были сплошные нервы. Она не умела страдать и захотела освободиться. Любой ценой. Мучилась оттого, что сотворила. Мне очень жаль ее.
Не думаю, чтобы Каролина испытывала сострадание к миссис Феррар, пока та была жива. Но теперь, когда та уже не могла больше носить парижские платья, Каролина была готова пожалеть ее. Я твердо заявил Каролине, что она несет вздор. Я был тем более тверд, что в душе отчасти соглашался с нею. Однако не годится, чтобы Каролина узнавала истину по какому-то наитию свыше. Ведь она не замедлит поделиться своим открытием со всей деревней, и все подумают, что оно основано на моем медицинском заключении. Жизнь порой бывает очень нелегка.
— Вздор, — ответила Каролина на мои возражения. — Вот увидишь, она оставила письмо, в котором признается во всем.
— Она не оставляла никаких писем, — ответил я резко, не сознавая, к чему приведут мои слова.
— А, — сказала Каролина, — значит, ты об этом справлялся? В глубине души, Джеймс, ты со мной согласен! Ах ты, мой милый старый притворщик!
— В подобных случаях необходимо рассмотреть и возможность самоубийства, — возразил я.
— Будет следствие?
— Может быть. Но если я смогу с полной ответственностью заявить, что это — несчастный случай, вероятно, следствия не будет.
— А ты можешь? — спросила Каролина проницательно.
Вместо ответа я встал из-за стола.
Глава 2Кингз-Эббот и его обитатели
Прежде чем рассказать дальше, следует, пожалуй, дать представление о нашей, так сказать, местной географии. Наша деревня Кингз-Эббот — самая обыкновенная деревня. Наш город — Кранчестер — расположен в девяти милях. У нас большая железнодорожная станция, маленькая почта и два конкурирующих универсальных магазина. Молодые люди покидают деревню при первой возможности, но зато у нас изобилие старых дев и офицеров в отставке. Наши увлечения и развлечения можно охарактеризовать одним словом — сплетни.