Мне показалось, что Блент покраснел под своим загаром. Когда он заговорил, голос его звучал необычно смиренно:
— Никогда не умел разговаривать. Даже в молодости.
— Наверное, это было очень давно, — сказала Флора серьезно, но я уловил смешок в ее голосе.
Блент, впрочем, мне кажется, не уловил.
— Да, — подтвердил он, — давно.
— И каково чувствовать себя Мафусаилом?[182] — осведомилась она.
Ирония стала явной, но Блент следовал ходу своих мыслей.
— Помните того типа, который продал душу дьяволу? Чтобы стать молодым? Об этом есть опера[183].
— Вы имеете в виду Фауста?
— Да. Чудная история. Кое-кто поступил бы так же, если б мог.
— Послушать вас — подумаешь, что вы уже дряхлый старик, — вскричала Флора полусмеясь, полусердито.
Блент промолчал, затем, не глядя на Флору, сообщил ближайшему дереву, что ему пора возвращаться в Африку.
— Еще экспедиция? Стрелять дичь?
— Полагаю — да. Как обычно, знаете ли… Пострелять то есть.
— А эта оленья голова в холле — ваша добыла?
Блент кивнул и, покраснев, пробормотал:
— Вы хорошие шкуры любите? Если да, я всегда… для вас…
— Пожалуйста! — вскрикнула Флора. — Вы серьезно? Не забудете?
— Не забуду, — сказал Гектор Блент. И прибавил в неожиданном порыве общительности: — Мне пора ехать. Я для такой жизни не гожусь. Я неотесан и никогда не знаю, что надо говорить в обществе. Да, пора мне.
— Но вы же не уедете так сразу? — вскричала Флора. — Пока у нас такое несчастье. Ах, если вы уедете… — Она отвернулась.
— Вы хотите, чтобы я остался? — просто и многозначительно спросил Блент.
— Мы все…
— Я говорю только о вас, — напрямик спросил он.
Флора медленно обернулась и посмотрела ему в глаза.
— Да, я хочу, чтобы вы остались, — сказала она. — Если… если от этого что-то зависит.
— Только от этого и зависит, — сказал Блент.
Они замолчали и молча присели на каменную скамью у пруда. Казалось, оба не знают, что сказать.
— Такое… такое прелестное утро, — вымолвила наконец Флора. — Я так счастлива, несмотря на… на все. Это, верно, очень дурно?
— Только естественно, — сказал Блент. — Ведь вы познакомились со своим дядей всего два года назад? Конечно, ваше горе не может быть глубоким. И так лучше, чем лицемерить.
— В вас есть что-то ужасно приятное, успокоительное, — сказала Флора. — С вами все выглядит так просто.
— Обычно все и бывает просто, — сказал Блент.
— Не всегда. — Голос Флоры упал.
Я увидел, что Блент отвел свой взгляд от побережья Африки и взглянул на нее. Вероятно, он по-своему объяснил перемену ее тона, так как произнес довольно резко:
— Не волнуйтесь же так. Из-за этого молодого человека, я хотел сказать. Инспектор — осел. Все знают, что подозревать Ральфа нелепо. Посторонний. Грабитель. Единственно возможное объяснение.
— Это ваше искреннее мнение? — Она повернулась к нему.
— А вы разве не так думаете?
— Я… О, конечно! — Снова молчание. Затем Флора торопливо заговорила: — Я объясню вам, почему я так счастлива сегодня. Вы сочтете меня бессердечной, но все же я хочу сказать вам. Сегодня был поверенный дяди — Хэммонд. Он сообщил условия завещания. Дядя оставил мне двадцать тысяч фунтов. Только подумайте, двадцать тысяч!
— Это имеет для вас такое значение? — Блент удивленно посмотрел на девушку.
— Такое значение? В этом — все! Свобода… Жизнь… Не надо будет терзаться из-за грошей, лгать…
— Лгать? — резко перебил Блент.
Флора смутилась.
— Ну-у, — произнесла она неуверенно. — Притворяться благодарной за поношенные вещи, которыми стремятся облагодетельствовать вас богатые родственники. За прошлогодние пальто, юбки и шляпки.
— Я не знаток дамских туалетов. Всегда считал, что вы одеваетесь очень элегантно.
— Но мне это немалого стоит. Впрочем, не будем говорить о неприятном. Я так счастлива. Я свободна. Могу делать что хочу. Могу не… — Она не договорила.
— Не делать чего? — быстро спросил Блент.
— Забыла, пустяки.
В руке Блента была палка. Он начал шарить ею в пруду.
— Что вы делаете, майор Блент?
— Там что-то блестит. Вроде золотой броши. Я замутил воду, теперь не видно.
— Может быть, это корона? — предположила Флора. — Вроде той, которую видела в воде Мелисанда[184].
— Мелисанда, — задумчиво пробормотал Блент. — Это, кажется, из оперы?[185]
— Да. Вы, по-видимому, хорошо знакомы с операми.
— Меня туда иногда водят, — печально ответил Блент. — Странное представление об удовольствии — хуже туземных барабанов.
Флора рассмеялась.
— Я припоминаю про эту Мелисанду, — продолжал Блент, — ее муж ей в отцы годился. — Он бросил в пруд камешек и резко повернулся к Флоре. — Мисс Экройд, могу я чем-нибудь помочь, в смысле Пейтена. Я понимаю, как это должно вас тревожить.
— Благодарю вас, ничем, — холодно сказала Флора. — С Ральфом все кончится хорошо. Я наняла лучшего сыщика в мире. Он займется этим.
Я все время чувствовал неловкость нашего положения. Строго говоря, мы не подслушивали — им стоило только взглянуть вверх, чтобы увидеть нас. Все же я бы уже давно привлек их внимание, если бы мой спутник не помешал мне — он явно хотел, чтобы мы остались незамеченными. Теперь, однако, он встал и откашлялся.
— Прошу прощения, — громко сказал он, — я не могу скрывать свое присутствие здесь и позволять мадемуазель столь незаслуженно расхваливать меня. Я должен принести вам свои извинения.
Он быстро спустился к пруду, я — за ним.
— Это — мосье Эркюль Пуаро, — сказала Флора, — вы, несомненно, слышали о нем.
Пуаро поклонился.
— Я слышал о майоре Бленте и рад познакомиться с вами, мосье. Мне хотелось бы кое-что узнать от вас.
Блент вопросительно посмотрел на него.
— Когда в последний раз вы видели мосье Экройда живым?
— За обедом.
— И после этого не видели и не разговаривали с ним?
— Не видел. Слышал его голос.
— Каким образом?
— Я вышел на террасу…
— Простите, в котором часу?
— Около половины десятого. Ходил взад-вперед и курил. Под окном гостиной. Голос Экройда доносился из кабинета…
Пуаро нагнулся и поднял с дорожки крошечную водоросль.
— Но ведь в эту часть террасы — под окном гостиной — голоса из кабинета доноситься не могут, — пробормотал Пуаро. Он не глядел на Блента, но, к моему удивлению, тот покраснел.
— Я доходил до утла, — нехотя объяснил майор.
— А, вот как?.. — сказал Пуаро, деликатно давая понять, что это требует дальнейших объяснений.
— Мне показалось, что в кустах мелькнула женская фигура. Что-то белое. Вероятно, ошибся. Вот тут, стоя на углу террасы, я услышал, как Экройд разговаривает с этим своим секретарем.
— С мистером Джеффри Реймондом?
— Да. Так мне тогда показалось. Наверно, ошибся.
— Мистер Экройд называл его по имени?
— Нет.
— Так почему же вы подумали?
— Я думал, что это Реймонд, — покорно объяснил Блент, — так как он сказал, что собирается отнести Экройду какие-то бумаги. Просто не пришло в голову, что это мог быть кто-то еще.
— Вы не помните, что именно вы слышали?
— Боюсь, нет. Что-то обыкновенное, совсем неважное. Всего несколько слов. Я тогда думал о другом.
— Это не имеет значения, — пробормотал Пуаро. — А вы не придвигали кресло к стене, когда вошли в кабинет, после того как было найдено тело?
— Кресло? Нет. С какой стати?
Пуаро пожал плечами, но не ответил. Он повернулся к Флоре:
— Я хотел бы узнать кое-что и у вас, мадемуазель. Когда вы рассматривали содержимое витрины с доктором Шеппардом, кинжал лежал на своем месте или нет?
Флора вскинула голову.
— Инспектор Рэглан меня об этом уже спрашивал, — раздраженно сказала она. — Я сказала ему и повторяю вам — я абсолютно уверена: кинжала там не было. Инспектор же думает, что кинжал был там и Ральф тайком выкрал его позднее, и он не верит мне. Думает, что я утверждаю это, чтобы выгородить Ральфа.
— А разве не так? — спросил я серьезно.
— И вы, доктор Шеппард! — Флора даже ногой топнула. — Это невыносимо.
— Вы были правы, майор, в пруду что-то блестит, — тактично перевел разговор на другую тему Пуаро. — Попробуем достать.
Он опустился на колени и, обнажив руку по локоть, осторожно опустил ее в воду. Но, несмотря на все его предосторожности, вода замутилась, и он, ничего не вытащив, огорченно поглядел на свою испачканную илом руку. Я предложил ему носовой платок. Он принял его, рассыпаясь в благодарностях. Блент поглядел на часы.
— Скоро подадут второй завтрак, — сказал он. — Пора возвращаться.
— Вы позавтракаете с нами, мосье Пуаро? — спросила Флора. — Я хочу познакомить вас с мамой. Она… она очень привязана к Ральфу.
Пуаро поклонился.
— С величайшим удовольствием, мадемуазель.
— И вы тоже, доктор Шеппард?
Я замялся.
— Ах, пожалуйста!
Мне хотелось остаться, и я перестал отнекиваться.
Мы направились к дому. Флора и Блент шли впереди.
— Какие волосы! — тихо сказал Пуаро, глядя на Флору. — Настоящее золото. Какая будет пара — она и темноволосый капитан Пейтен. Не правда ли?
Я вопросительно посмотрел на него, но он старательно стряхивал микроскопические капельки воды с рукава. Он чем-то напомнил мне кота — зеленые глаза и эта привычка постоянно приводить себя в порядок.
— Перепачкались, и все даром, — заметил я сочувственно. — Что же все-таки там, в пруду?
— Хотите посмотреть? — спросил Пуаро и кивнул в ответ на мой удивленный взгляд. — Мой дорогой друг, — продолжал он с мягким укором. — Эркюль Пуаро не станет рисковать своим костюмом, если не может достигнуть цели. Это было бы нелепо и смешно. Я не бываю смешон.