Целый час провозился Николай с двигателем. Он не видел печального конца "Тиёды". Собственно, китайский офицер, поднявшийся в рубку, тоже ничего не видел из-за дыма. Крейсер неожиданно запылал, корма "Тиёды" погрузилась, показалась подводная часть, на крейсере раздалась серия ужасных взрывов, и "Тиёда" пошел ко дну раньше "Хасидатэ" и "Ицукусимы".
Наконец, двигатель катера заурчал. Три из четырех торпедных аппаратов были серьезно пробиты, и Николай не решался еще на одну атаку.
- Что скажешь, офицер? Можем догнать изувеченный "Мацусима", он еле плетется, вижу его дым на горизонте. Что посоветуешь? - обратился Николай к китайскому офицеру.
- "Мацусима" на год встанет в сухой док для ремонта, "Хиэй" тоже сильно поврежден, "Фусо" предпочтительней, - почти по-дружески ответил китаец.
- Ему уже почти двадцать лет. Посмотри в прейскурант. Твоё начальство оценило "Фусо" всего в двести тысяч юаней, а деревянный "Хиэй" - в сто. Приз за деревяшку - десять тысяч, за "Фусо" - двадцать. Даже не смешно! Остановимся на "Фусо". Если я не попаду с одного захода, потребуется второй, даже, возможно, третий. Это огромный риск за паршивые двадцать тысяч юаней, - с наигранной жадностью ответил Николай.
- Ты уже, считай, стал миллионером. Ты заработал два миллиона долларов, - удивился китаец.
- На ваши юани всего лишь пятьсот тысяч, - хмыкнул Николай, - пожалел бы японских матросов, офицер. Если мы подобьем "Фусо", то кто их спасет?
"Комсомолец" обогнул по широкой дуге японца, наводя ужас, и двинулся вдогонку за китайскими броненосцами, идущими в Порт-Артур. Нужно было высадить китайского офицера, бумаги, свидетельствующие о потоплении японских крейсеров, тот уже подписал. Ни "Мацусимы", ни "Тиёды", ни "Ицукусимы" на воде уже не было видно. "Фусо" принимал на борт сотни матросов с затонувших судов.
* * *
Японская Летучая эскадра действовала более удачно, чем Главная эскадра. Уже через час боя ей удалось сначала зажечь, а потом утопить "Кинг Иена", произвести пожар на "Пинг Иене". Японцы быстро прошли вдоль китайского фронта, и напали на канонерки "Ян-Вей" и "Чао-Юань". Через несколько минут "Чаю-Юань" загорелся и сильно накренился на правый борт, "Ян-Вей" был тоже подбит.
"Тси-Юань" и "Гуан-Кай" обратились в бегство, и при этом первый из них столкнулся со злополучным "Ян-Веем", сильно повредив его. "Лай-Юань" горел. Его и "Дин-Юань" выбрал летучий отряд для своей атаки. В 17 часов "Дин-Юань" накренился на левый борт, запылал, показалась подводная часть, корма погрузилась, и со страшным взрывом он пошел ко дну.
* * *
Возвращение в Корею растянулось до следующего утра. В конце боя катер оказался на сто пятьдесят километров западнее устья реки Ялу. К вечеру катер не достиг суши, а ночью сильный восточный ветер снес его далеко к китайскому берегу. Даже матросы начали проявлять признаки морской болезни; Китина давно рвало желчью. Николаю казалось, что легче умереть, чем мучиться дальше. Крошечный залив казался ему огромным морем, бесконечным и страшным. Этот хищный зверь пытается схарчить очередную мелкую лодочку, их катер. Стихия мстила Китину за души умерших японских моряков.
У Николая не было сил радоваться, когда он увидел корейский берег. Все его замыслы стали казаться глупыми, он ко всему стал безразличен.
Русский отряд уже погрузился на корабли, и ждали только Николая, чтобы отправиться в море.
* * *
Шхуна "Стрела" совсем не соответствовала своему названию. Она была короче сорока метров, шире десяти, и при осадке почти пять метров, имела водоизмещение 800 тонн. Каркас, охваченный стальными скрепами, был невероятно прочен. Обшивка шхуны была выполнена из дуба, а палуба - из сосны. Подводная часть корпуса, обитая медными листами, никогда не обрастала ракушками.
Носовая каюта для экипажа на дюжину моряков, площадью свыше пятидесяти квадратных метров, была оборудована спальными койками, удобными шкафчиками и кладовками. Ближе к корме, находились два туалета, ванная комната и камбуз. В прекрасно оборудованной кают-компании имелось еще десять спальных мест. Рядом с кокпитом по правому борту была устроена роскошная ванная, а на противоположной стороне находился большой гардероб. За кокпитом размещалась кладовая для парусов и кормовая каюта, отделанная с большим вкусом. Стены остальных десяти кают были облицованы ореховым деревом. Обивка сидений и драпировка из желтого шелка была, на вкус Николая, несколько вульгарна. И эта шхуна обошлась ему в десять с небольшим тысяч рублей. Неудачная конструкция судна не позволяла развить скорость больше десяти узлов, даже с двумя двигателями М-50. Зато условия жизни на шхуне Николаю нравились, и качку он совсем не чувствовал.
Марш-бросок по плохой дороге на дистанцию пятьдесят километров вымотал даже закаленных бойцов. Но капитан Ан сделал невозможное - всего двенадцать часов потребовалось, чтобы отряд вышел к условленной бухте. У боцмана неожиданно поднялась температура, слишком усердно командовал погрузкой двух тысяч русских на суда. Погрузка на транспорты заняла полдня, и уже вечером корабли были готовы к выходу в Желтое море.
Ждали только Китина.
* * *
В большой каюте на корме шхуны офицеры праздновали успешное завершение рискованных операций. Кроме капитана Ана, капитана Рыбина и поручика Рыжевского, Китин пригласил боцмана Жиглова, хотя офицеров, старше его в звании, у Ана было предостаточно. Три укола антибиотика полностью сбили температуру, и Жиглов чувствовал себя совершенно здоровым.
После горячей ванны и десяти рюмок водки поручика разморило, он был слишком худ и не привычен к выпивке. Рыбин перенес его на кушетку, подвигал бровями в недовольстве и присоединился к компании.
- Господин инженер, можно мне тоже водочки, - жалостливо попросил боцман, - сил нет пить эту кислятину.
- Эта "кислятина" стоит пять рублей бутылка, а не двадцать копеек, как "водочка", - непонимающе ответил Николай, - водка тебе противопоказана.
- Пей, боцман, "кислятину". Это лекарство, - отрезал Ан.
- Кстати о лекарствах. Желательно, чтобы ваши, Павел Ильич, двенадцать раненых были переведены на шхуну, - не попросил, а приказал Николай.
- Будет исполнено, господин инженер.
- Зачем Вы так, Павел Ильич? Это была просьба, - извинился Китин, - утром выйдем из Желтого моря и разойдемся: вы на юг, а мы на север. Вам месяц идти, зачем на борту раненые?
- Николай Николаевич, не хотите с нами?
- Недели через две во Владивосток должны привезти два катера из Петербурга. Кроме того на верфи строится деревянный корпус, аналог Комсомольца. Днище катера будет трехслойным, толщиной сорок миллиметров, а борт и палуба - двухслойными. На наружный слой я заказал лиственницу, а на внутренний - сосну. Обшивку закрепят медными гвоздями по пять штук на квадратный дециметр.
Капитан Ан понимающе посмотрел на Рыбина. Тот усмехнулся и развел руками. Только боцман слушал Николая заинтересовано.
- Капитан, мы уже обсуждали достоинства трехлинейки с оптическим прицелом. Но мне хотелось бы услышать более подробную оценку, - обратился к Рыбину Павел Ильич.
- А до этого была краткая? Вы битый час перебирали все эпизоды боя! - возмутился Китин.
- Вот я и предупредил Вас, Николай Николаевич, от повторения нашей ошибки. А то Вы боцману начнете чертежи свои показывать.
- А я что? Я с превеликим удовольствием! - откликнулся Жиглов.
Глава 3.
Осенняя стрижка овец.
Никто не торопился выполнять свои обязательства перед Китиным, оставалось ждать. Ждать катеров из Петербурга, ждать окончания строительства во Владивостоке, ждать пушку Барановского для катера, ждать торпеды. Ждать, ждать, ждать. Начало неприятностей положило распоряжение из Петербурга, Китину было предписано оплатить первые тридцать торпед, полученные им еще в начале сентября. Без этого поставки следующей партии запретили. Отпускная цена "самоходной мины" составила почти пять тысяч рублей. Призовые деньги за крейсеры китайцы пока не отдали, нашли несколько формальных причин потянуть время. Призовые за пароход и канонерку составили двадцать пять тысяч рублей, еще за сорок Николай продал подбитый "Сайкио". Десять тысяч было потрачено в Вейхайвей, в результате на руках Китина осталось всего пятьдесят пять тысяч рублей. Если бы пароход не отбуксировали в порт, то первая атака на японцев была бы убыточна. Израсходованные шесть торпед стоили тридцать тысяч, а призовой фонд составил на пять тысяч меньше!
Связавшись с отцом, Николай уладил этот неприятный денежный вопрос. Отец уже закончил свою спекуляцию на бирже, и свободных денег у него было достаточно. Но надежды на надежное сотрудничество с российскими властями у Николая рухнули. Организовать производство торпед во Владивостоке было сложно и долго, проще было заплатить. Главный недостаток торпед, невысокий процент попаданий, увеличивал расходы практически вдвое. Пропорционально возрастал и риск. Если бы при каждой атаке катера все четыре торпеды попадали в цель, то крейсер тонул, буквально, в считанные минуты. Имея такую уверенность, можно было бы атаковать пару судов одновременно, тратя по две торпеды на судно. Гидростат следовало усовершенствовать, это было очевидно для Китина. Гироскопический прибор Николай дополнил специальной турбинкой, приводимой во вращение сжатым воздухом, что гарантировало повышение точности стрельбы в несколько раз. Если бы у Китина было больше времени, хотя бы полгода, он успел бы модернизировать и энергетическую установку. Переход на подогревательные аппараты с системой впрыска воды позволил бы максимально обезопасить охоту на крейсеры, можно было бы атаковать с дистанции пять-шесть километров, находясь вне зоны действия корабельных пушек.
Матросы со шхуны и выздоравливающие солдаты проводили все время в городе, а Николаю там делать было нечего. Отца Насти перевели в другой гарнизон, и она уехала, не повидав Николая. Утренние наслаждение чашечкой кофе в кондитерской проходили в компании сестер Рыбиных. Старшая, в присущей ей властной манере, "клянчила" дагерротипы для своего салона мод, в котором работало уже целых две портнихи. Заодно она разоряла Николая, съедая самые дорогие кондитерские изыски. Фекла никак не могла простить ему "милой" шутки, когда ей пришлось оплатить один рубль и двадцать копеек из своих карманных денег. Лиза, ставшая моделью для новинок швейного бизнеса своей старшей сестры, исполняла роль ходячей рекламы. В городе, лишенном развлечений, дамы постоянно приходили поглазеть на таинственного американца. Николай больше не рисковал, распечатывал на принтере только "исторические" модели женской одежды конца века, благо материала у него было предостаточно, готовился он к первым поездкам очень серьезно.