Чтобы покончить с бесполезными нарративами, первое, что мне нужно было сделать, – это понять свои триггеры и реакции. В психологии «триггер» определяется как стимул, который вызывает всплеск болезненных воспоминаний о травмирующем событии{28}. Эти триггеры могут проявляться в самых разных ситуациях, начиная от конкретных мест, которые напоминают нам о травмирующих событиях, и заканчивая звуками, образами, запахами, временем дня или года. И да, даже таксист может быть триггером. Распространенным примером является грохот фейерверка для ветеранов войны с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР){29}. Определенная порода собак может быть триггером для человека, которого такая собака укусила в детстве, а звук школьного звонка – для того, кто пережил травму в школе.
Что я поняла со временем, так это то, что мой триггер коренился в тех ситуациях, когда я была чужой. Моя неизбывная идентичность проявлялась, когда меня не видели, не слышали и не ценили. Поскольку это происходило постоянно, мое тело работало в состоянии постоянного стресса. Вот почему я почти все время чувствовала себя измученной. Это буквально истощало меня. Я чувствовала себя больной и страдала от тошноты и усталости. Чтобы исправить это и осознать свои собственные триггеры, мне нужно было пройти через путешествие к принадлежности, чтобы увидеть свою врожденную идентичность и заявить о своей усвоенной идентичности. Применяя на деле свои путеводные принципы, я более отчетливо понимала, что происходило в те моменты, которые давали возможность подправить мою неизбывную идентичность.
Когда мы чувствуем себя чужими или сталкиваемся с ситуацией, которая травмировала нас в прошлом, тело может увидеть и почувствовать это раньше, чем мозг. Наше дыхание меняется. Пульс резко учащается. Ладони потеют, а желудок судорожно сжимается. Момент, когда мы осознаем, что происходит, предоставляет нам возможность обратиться к нашим путеводным принципам, чтобы сделать выбор в пользу обдуманного реагирования, а не спонтанной реакции. Слова «удочеренная» и «сирота» являются для меня триггером. Они заставляют оживать прошлый травмирующий опыт и воспоминания. Мое тело посылает укол боли, в то время как мой мозг пытается осмыслить происходящее, одновременно переходя в режим защиты.
Мы все в той или иной степени испытывали это чувство в какой-то момент своей жизни. Переживали ситуации, когда ваше тело кричит: «Беги!», а мозг следует за ним. Задавая себе вопрос: «Какие у меня триггеры?», вы делаете важный шаг к пониманию того, как включиться в путешествие к принадлежности, потому что он позволяет вам начать переписывать истории, которые вам не подходят. Когда мы чувствуем себя чужими или испытываем стресс, наши негативные мысли усугубляют это состояние. Сталкиваясь с подобными ситуациями, обратите внимание, когда и где они чаще всего возникают, чтобы определить, какие конкретные события и окружение вас провоцируют. Чем больше у нас ясности относительно источника, тем эффективнее мы можем разработать собственный ответ.
Одним из инструментов, который сослужил мне хорошую службу при реагировании на мои триггеры, стал набор из трех вопросов, которые я задавала себе, чтобы утвердиться в чувстве принадлежности.
В безопасности ли я? Именно здесь мы осознаем, что нас провоцируют, и это является важным первым шагом на пути к восстановлению контроля над собой. Пока наше тело переживает состояние «бей или беги», мы берем паузу, во время которой сможем понаблюдать за обстоятельствами, которые заставили нас почувствовать себя чужими, а также за связанными с ними эмоциями. Задаваясь вопросом, надвигается ли реальная опасность, мы отступаем в безопасное место, чтобы лучше осмыслить происходящее.
Реально ли это? Отступая назад, мы позволяем себе заявить о том, что властны над своим выбором. Важно не подавлять свои эмоции, а, скорее, извлекать из них уроки, поскольку они содержат жизненно важные подсказки и информацию о том, почему мы испытываем определенные чувства. Эта пауза дает нам возможность задаться вопросом: является ли происходящее реальным или субъективным.
Реагирую ли я с должной гуманностью? Мы не можем контролировать действия других, но нам подвластно то, как мы на них реагируем. Как только мы столкнемся с триггером, мы сможем отреагировать так, чтобы это соответствовало нашим путеводным принципам. Речь идет не о том, чтобы быть «милыми», а о том, чтобы быть честными и уважать человечность других. Именно так вы строите мост к пониманию.
Полученные ответы прольют свет на то, как вам действовать в данный момент. Думайте об этом как о ритуале, который позволяет вам сделать паузу, чтобы откорректировать свою неизбывную идентичность и вернуть себе свободу воли и право выбора. Возможно, вы не всегда будете делать это правильно, поскольку выйти из цикла, сформированного опытом прошлого, и перестроить свои реакции непросто. Но, увидев триггеры и выполнив эти шаги, вы сможете выработать такую реакцию, благодаря которой вас увидят, услышат и оценят так, как вы хотите.
ПЕРЕПИШИТЕ СВОЮ НЕИЗБЫВНУЮ ИДЕНТИЧНОСТЬ
Миф «я чересчур…» трудно разрушить. Чтобы переписать этот нарратив, вы должны знать, где эти истории снова и снова появляются в вашей жизни.
● Какие истории о «я чересчур…» вы рассказываете себе?
● Когда они всплывают?
● Какие ситуации или триггеры предшествуют тому моменту, когда ваш внутренний голос говорит, что «я чересчур…»?
В моменты, когда проявляется моя неизбывная идентичность, я обращаюсь к трем вопросам, которые сформулировала для себя. Теперь придумайте три своих вопроса, искренне ответив на которые вы сможете вернуть себе свободу воли.
Нажмите кнопку перезагрузки
У всех нас есть истории, которые мы рассказываем самим себе и которые основаны на укоренившихся убеждениях и нарративах, созданных для нас другими. Многие из нас рассказывают историю о том, кем мы не являемся, а не о том, кто мы есть. Для некоторых соответствующий нарратив отдается в голове барабанной дробью: «Я недостаточно профессиональна». Для других истории, которые всплывают снова и снова, – это «Я недостаточно жизнерадостная» или «Я чересчур тихая». Возможно, ваши «я чересчур…» чем-то схожи между собой, потому что вы чувствуете, что недостойны или недостаточно хороши такими, какие вы есть. Или, может быть, они состоят из длинного списка того, что вы говорите или делаете, даже не догадываясь об этом.
Вместо того чтобы просто пережить боль отчуждения, мы реагируем, меняя самих себя, чтобы адаптироваться к окружению. Мы меняем наш язык, нашу одежду или другие культурные признаки, которые являются частью как нашей врожденной так и усвоенной идентичности, пока не достигаем точки, когда эти реакции становятся автоматическими, как механизм выживания. Иногда, по мере того как эти истории усложняются и наши реакции становятся рефлекторными, а не обдуманными, мы, сами того не осознавая, можем утратить свою идентичность. Истории «я чересчур…» и «я не…», которые мы рассказываем сами себе, переписать непросто. Однако, идентифицируя конкретные триггеры и выполняя работу по перезагрузке нашей неизбывной идентичности, мы можем отказаться от тех нарративов, которые нам вредят, и перейти к тем, которые нам помогают.
9. Старые истории, с которыми пора расстаться
Ти Чанг всю свою жизнь чувствовала себя изгоем. Когда ей было шесть лет, ее семья переехала с Тайваня в Джорджию, штат на юге США, в городок, населенный преимущественно белыми представителями среднего класса, исповедующими христианство. С первого дня Ти было ясно, что люди относились к ней как к чужой. Куда бы она ни пошла, везде ей самыми разными способами, будь то откровенные расистские оскорбления или скрытые социальные сигналы, давали понять, что у нее меньше прав, чем у других. И это исходило не только от незнакомцев. Родители Ти приучили ее играть по чужим правилам, помалкивать и не выделяться. Ти была вынуждена быстро повзрослеть. На протяжении всей учебы в средней школе, в то время как ее одноклассники играли в детской лиге и ходили на уроки танцев, она заботилась о трех своих младших братьях и сестрах, пока ее родители работали. А по выходным вместо вечеринок Ти работала в мебельном магазине своих родителей в бедном районе города, который был центром притяжения для семей иммигрантов.
Однако она нашла отдушину в искусстве. Это был единственный способ, которым она могла по-настоящему выразить себя, а художественная студия стала одним из немногих безопасных мест в школе. Чтобы избежать мучительной необходимости обедать в одиночестве в кафетерии, поскольку ее одноклассники не хотели с ней сидеть, Ти проводила время в студии. Учитель рисования распахнул перед ней дверь и позволил Ти обрести убежище – воспоминания об этом даже спустя три десятилетия все еще вдохновляют ее. Но, несмотря на очевидную страсть и талант Ти, в глазах ее родителей изобразительное искусство не было профессией, способной прокормить. Ей сказали, что жертвы, на которые они пошли, были вовсе не ради того, чтобы она стала «голодающей художницей».
Но Ти обнаружила лазейку. Получив стипендию в Технологическом институте Джорджии, она стала изучать промышленный дизайн, чтобы пойти навстречу пожеланиям своих родителей и в то же время творчески проявить себя. К сожалению, лазейки для преодоления отчужденности не было. Когда она начинала свою карьеру, где бы Ти ни работала, она испытывала чувство изоляции. «Многие компании твердо намерены загнать людей в жесткие рамки, но, в конечном счете, когда организациям не хватает разнообразия, этого просто не происходит, – сказала она мне. – Я была первой женщиной, нанятой в Goodie, а также первым промышленным дизайнером, а в Trek я была первой женщиной среди 13 нанятых дизайнеров»