Ф. ТретьяковЧеловек в шинели
ВСТРЕЧА НА СТАНЦИИ
Герой — это тот, кто творит жизнь вопреки смерти, кто побеждает смерть…
Прошлое со временем забывается, но иной раз, спустя много лет, мимолетная встреча, короткий разговор или нежданное письмо напомнят о давно прошедших днях, и тогда в памяти оживают люди, события, участником которых довелось быть. Так случилось однажды и со мной.
Несколько лет тому назад я возвращался из Ленинграда в Симферополь. Ранним летним утром поезд остановился на станции Полоцк. Я вышел из вагона: передо мной — красивое здание вокзала, залитое яркими лучами солнца, кругом — веселый говор, смех.
Полоцк!..
Это слово напомнило многое, воскресило пережитое. В памяти всплыло такое же солнечное июльское утро военной поры. Я решил пройтись по перрону; мысли неотступно возвращались к этому слову — «Полоцк»…
— Разрешите обратиться? — прервал мои воспоминания глуховатый голос.
Около меня, вытянувшись по-солдатски, стоял невысокий, подтянутый мужчина средних лет. На нем не раз стиранная, выцветшая, но свежевыглаженная гимнастерка, на груди — новенькая орденская планка. Безукоризненно белый подворотничок резко выделялся на загорелой, в морщинках шее. Обветренное лицо с обвисшими поседевшими усами и удивительно ясными голубыми глазами казалось добрым и в то же время слегка насмешливым; на нем играла усмешка бывалого, видавшего виды солдата.
— Вы служили в политотделе 47-й Невельской дивизии? — осторожно спросил он.
Лицо его вдруг показалось мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где мы встречались.
— Вы, товарищ полковник, мне партийный билет вручали… Под станцией Оболь! — продолжал он. — В июне 1944 года… Разве такое забудется… Наумов моя фамилия. Егор Наумов, может быть, помните?
Наумов… — повторил я, и сразу на память пришла первая встреча с ним.
Однажды перед боем, прямо в землянке на переднем крае, я вручал нескольким бойцам полка партийные документы; выдал и ему партбилет. Он тогда горячо и взволнованно говорил о долге коммуниста; голос его и запомнился мне.
— Здравствуйте, товарищ Наумов! — обрадовался я однополчанину.
Мы крепко пожали друг другу руки. Наумов спросил, где я работаю, назвал имена офицеров и солдат, с кем встречался за эти годы. Затем стал рассказывать о себе, о своей работе. Он — мастер цеха, живет и работает в Полоцке… Слушая его рассказ, я заметил, что он то и дело оглядывался по сторонам и, прищурившись, внимательно присматривался к людям. «Кого-то ищет!» — подумалось мне. Поглядывая на бывалого воина, на колодки орденов Красной Звезды и Славы, на ровные складки заправленной за ремень гимнастерки, я невольно залюбовался им. Это не укрылось от него.
— На праздники надеваю! — гордо промолвил он, словно угадав мои мысли.
— А какой сегодня праздник?
— Особенный! — улыбнулся он. — Дочку жду. Институт закончила — доктор! К нам погостить едет. Телеграмму получили… — И вновь с беспокойством окинул взглядом перрон. — Только вот не видно что-то ее, — развел он руками. — Уж не случилось ли что? — И с теплотой в голосе добавил: — Одна ведь у нас Света…
— Поезд номер двадцать четыре Ленинград — Симферополь отправляется с первого пути! — послышался из репродуктора звонкий женский голос.
— Рад, товарищ Наумов, что повидался с вами! — сказал я, пожимая руку однополчанину. Но в этот момент лицо его озарилось счастливой улыбкой.
— Светка-а-а! — крикнул Наумов. — Светка!.. — И, помахав мне на прощание, быстро пошел к дочери.
Уже стоя на площадке вагона, я смотрел вслед старому солдату. Навстречу ему с небольшим чемоданчиком в руках торопилась миловидная девушка в голубой косынке.
…Поезд набирал скорость. За окнами вагона мелькала густая поросль сосняка. Неожиданно лесок оборвался, и на смену ему заколыхался зеленый разлив хлебов. Далеко, у самого горизонта, поля терялись в серовато-голубой дымке.
Я стоял у окна, продолжая находиться под впечатлением встречи с Наумовым. Она как бы перенесла меня в лето 1944 года…
И вспомнилось все. То лето было на редкость сухим. Ни облачка на небе, ни ветерка. Зной да горячая, пропахшая порохом пыль. Нашей дивизии предстояло наступать на полоцком направлении в составе 6-й гвардейской армии.
После длительного марша по белорусским лесам полки сосредоточились на исходном рубеже. Впереди — широкая, километра на полтора, луговина, пестревшая островками кустарников. За ней — большой лес, то опушке которого проходил передний край вражеской обороны.
Полоцку противник придавал особое значение. Город расположен на важнейших коммуникациях: здесь сходятся несколько железных, шоссейных и грунтовых дорог. Гитлеровцы опоясали Полоцк оборонительными укреплениями, намереваясь, видно, упорно защищать его.
…Тихое, ясное июньское утро. Леса Витебщины в безмолвии: не шелохнется лист на кудрявой березе, не качнет своей пахучей кроной сосна, не осыпаются с кустарников и цветов сверкающие бусинки утренней росы. Тихо.
Цветов в лесу много. Они словно горят: красные, похожие на тюльпаны, белые на высоком стебле, синие, стелющиеся по траве, и розовато-сиреневые колокольчики. Порхают яркокрылые бабочки, летают стрекозы, ползают жуки.
Но всей этой красоты не замечал командир полка Максим Хромозин. В то утро я находился на его командном пункте и помню, как через узкую амбразуру блиндажа подполковник, осматривая луговину, досадовал:
— Пекло, а не денек сегодня будет опять. Изнурительный зной, дым да пыль…
Хромозин то внимательно разглядывал в бинокль впереди лежащую местность, то посматривал на разложенную на снарядном ящике карту. Хотя командиру полка не впервые было начинать бой и он знал, что и на этот раз все готово — все притаилось и ждало сигнала, — но подполковник все же волновался. Полк наступал в голове дивизии, и от него зависел успех соединения…
На нашей стороне где-то ухнуло. В белорусских лесах заиграли «катюши», ударили сотни стволов разнокалиберных орудий. В небе появились краснозвездные самолеты. В сплошной гул слились пулеметные и автоматные очереди. Дым и гарь повисли над зеленью трав и кустарников, высоко к небу вздымались фонтаны земли.
Бомбы, снаряды, мины и пули пробивали брешь во вражеской обороне — словно огромный таран бил в одно место. Первый Прибалтийский фронт перешел в наступление. И оборона противника не выдержала: дала трещину. В прорыв вошли танки…
47-я стрелковая дивизия успешно наступала. К вечеру полки продвинулись на несколько километров. Но прорыв первой полосы не решил задачи. Оборона была глубоко эшелонирована. На подступах к Полоцку противник создал ряд укрепленных рубежей: селения и высоты превратил в опорные пункты, насытив их огневыми средствами. Здесь у врага было много артиллерии и минометов, танков и пулеметных рот.
Продвижение вперед было трудным. Гитлеровцы цеплялись за каждый рубеж. В районе села Дедуны наш головной полк натолкнулся на сильный опорный пункт врага.
Завязался ожесточенный бой. Врагу удалось остановить и второй, наступающий справа, стрелковый полк Ковнерова. Сначала передовые подразделения ворвались было в немецкие траншеи, но противник быстро подбросил несколько свежих батальонов пехоты, которые при поддержке танков перешли в контратаку. Удар пришелся по батальону капитана Дергачева, наступавшему на левом фланге полка.
Напряженность боя росла. Батальон Дергачева попал в трудное положение. Впереди были вражеские дзоты. Оба стрелковых полка противник прижал огнем к земле. Командир дивизии Павел Васильевич Черноус под вечер ввел в бой батальон 3-го стрелкового полка. Но и это не улучшило обстановку…
Вражеские дзоты и вкопанные в землю танки встречали наступавшую пехоту сильным огнем. Отдельные храбрецы пытались забросать огневые точки гранатами, но падали, сраженные пулеметными очередями. По подразделениям били фашистские минометы и артиллерия, ни на минуту не прекращался огонь пулеметов. Ливень осколков и пуль обрушивался на каждый клочок земли. Порой казалось: ничто живое не в силах противостоять огню и металлу. Но это только казалось…
Старшего лейтенанта Евгения Горшкова ночью вызвали в землянку командира полка. Вскоре его рота, усиленная взводом автоматчиков, поползла вперед. Ей предстояло выполнить трудную задачу: просочиться через боевые порядки гитлеровцев и, зайдя в тыл, неожиданно ударить по врагу. Одновременно с фронта должны были атаковать стрелковые подразделения.
Тишина пришла на передний край. Ночь была темная. Только изредка немецкий пулемет выпустит очередь трассирующих пуль да шальная ракета своим длинным светящимся хвостом выхватит из темноты то окопы, то кусочек «ничейной» земли. Тихо на переднем крае, но тревожно…
В полночь за линией фронта в небо взмыла зеленая ракета. За ней — красная. И сразу стали рваться гранаты, затрещали автоматы. Рота Горшкова действовала.
И тогда с фронта ударили два батальона полка Хромозина. Он сам первым устремился вперед.
М. И. Хромозин
Немцы не ожидали удара с двух сторон.
В их боевых порядках поднялась беспорядочная стрельба. Не выдержав этого дерзкого натиска, враг поспешно оставил окопы на участке полка и откатился почти на километр.
Сокрушая очаги сопротивления, части дивизии все глубже вгрызались во вражескую оборону. На третий день был освобожден ряд селений; на пятый — дивизия продвинулась еще на несколько километров. Бои велись уже в третьей полосе обороны. Отходя, враг сопротивлялся; цепляясь за выгодные рубежи, пытался остановить наступавших. Но боевой порыв пехотинцев был высок, стремление к победе и ненависть к врагу влекли неудержимо вперед.
«Выйдем к Западной Двине!», «Даешь Полоцк!» — эти слова солдаты писали на бортах автомашин, на бронещитах орудий, с ними поднимались роты в атаку.
…Поезд уходил на юг. А в памяти всплывали новые яркие картины.