Мистер Тагоми кивнул.
— Да, я читал Юнга. И я понимаю вас.
Они пожали друг другу руки.
— Завтра утром я позвоню, — сказал мистер Бейнес. — Спокойной ночи, сэр.
Он поклонился, мистер Тагоми тоже поклонился в ответ.
Молодой улыбающийся японец вышел первым и что-то сказал мистеру Бейнесу, но он не разобрал, что.
— Да? — переспросил Бейнес.
Он снял с вешалки пальто и вышел на крыльцо.
— Он обратился к вам по-шведски, сэр, — объяснил Тагоми. — Он прослушал курс истории Тридцатилетней войны в Токийском университете и был очарован вашим великим героем Густавом II Адольфом.
Мистер Тагоми сочувственно улыбнулся.
— Однако совершенно ясно, что его попытки овладеть столь чуждым лингвистическим — языком безнадежны. Без сомнения, он пользовался одним из курсов, записанных на пластинки; он студент, а такие курсы обучения очень популярны среди студентов вследствие своей дешевизны.
Молодой японец, очевидно, не понял ничего по-английски, поклонился и улыбнулся.
— Понимаю. — пробормотал Бейнес. — Что ж, я желаю ему удачи.
«У меня собственные лингвистические проблемы, — подумал он. — Совершенно очевидно».
Боже мой, студент-японец по пути в гостиницу, конечно же, попытается заговорить с ним по-шведски. Бейнес едва понимал этот язык, и то только тогда, когда на нем говорили совершенно правильно, а не так, как будет пытаться говорить молодой японец, проходивший курс обучения с помощью грампластинки.
«Но от меня он так никогда и не сможет ничего добиться, — подумал он.:— Хотя все время будет пытаться, так как это его единственный шанс: вероятно, он больше никогда не встретится со шведом».
Мистер Бейнес тяжко вздохнул. Какие же муки предстоят для них обоих!
Глава 6
Ранним утром, наслаждаясь прохладой и ярким солнечным светом, Юлиана ходила по продовольственным магазинам. Она не спеша прогуливалась по тротуару с двумя бумажными коричневыми пакетами, останавливаясь возле каждой витрины и изучая ее содержимое. Торопиться ей было некуда.
А в аптеке ей что-нибудь нужно? Она задумалась. Ее смена в зале дзю-до начнется после полудня, утром у нее масса свободного времени. Устроившись на высоком стуле перед прилавком, она поставила сумку и принялась листать журналы.
В свежем «Лайфе» была статья, называвшаяся «Телевидение в Европе: взгляд в будущее». Она с интересом пробежала ее и увидела фотографию немецкой семьи, смотревшей у себя дома телепередачу. В статье говорилось, что теперь изображение из Берлина передается уже в течение четырех часов ежедневно, а когда-нибудь телевизионные станции будут во всех крупных городах Европы. К 1970 году одна такая станция будет построена и в Нью-Йорке.
На другом снимке были изображены инженеры по электронной технике из Рейха в одной из лабораторий Нью-Йорка, Они помогали местному персоналу разрешить возникающие перед ними проблемы. Очень легко было отличить немцев от остальных. У них был присущий только им здоровый, чистый, уверенный, энергичный вид. Американцы же выглядели как обыкновенные люди. Эти могли быть кем угодно.
Было видно, как один из немецких специалистов на что-то указывает, а американцы сосредоточенно пытаются вникнуть, что же именно он имеет в виду. «Похоже, что и зрение у них получше, чем у нас, — решила она, — да и питание получше, чем у нас за последние двадцать лет. Нам когда-то говорили, что они могут видеть такие вещи, которые никто другой видеть не может. Может, витамин «А»? Интересно все же — сидеть дома и видеть весь мир на экране маленькой серой трубки. Если эти наци могут летать туда-сюда между Землей и Марсом, почему бы им не завести у себя телевидение? Думаю, что мне бы больше нравилось смотреть на эти смешные представления, видеть, как на самом деле выглядит Боб Хоуп и Дюран, чем бродить по безжизненному Марсу. Может быть, в этом и вся загвоздка».
Она положила журнал обратно на стеллаж.
У наци совершенно отсутствует чувство юмора, так зачем же им обзаводиться телевидением? Как-никак, а они поубивали почти всех знаменитых комиков. Правда, все они были евреями. По сути они, как она себе представляла, уничтожили почти всю индустрию развлечений. Интересно, как это еще Хоупу сходит с рук то, что он говорит. Разумеется, он работает в Канаде, а там чуть посвободнее. Но ведь Хоуп действительно говорит слишком смело о некоторых вещах. Вроде этой шутки о Геринге, в которой тот покупает Рим и велит перевезти его в свою берлогу в горах и выстроить там заново, или же о том, что он возрождает христианство, чтобы его любимцы — львы — имели что-нибудь на…
— Вы хотите купить этот журнал, мисс?
Маленький высохший старичок, держащий аптеку, подозрительно обратился и к ней.
Она виновато положила на место номер «Ридерз дайджест», который начала перелистывать.
И снова Юлиана, прогуливаясь по тротуару со своими сумками, размышляла о том, что, возможно, Геринг будет новым фюрером, когда умрет Борман. Он чем-то отличался от остальных. Единственным, благодаря чему Борман выдвинулся на первый план, было раболепие, перед которым не устоял Гитлер, когда стало ясно, что он вот-вот начнет разлагаться, и только те, кто был в его непосредственном окружении, понимали, когда именно это начнется. Старый Геринг в это время был, как всегда, в своем дворце в горах.
Геринг должен был занять место Гитлера, потому что именно его Люфтваффе уничтожили сначала английские локационные станции, а затем покончили с Королевскими военно-воздушными силами. Гитлер вместо этого, скорее всего, приказал бы разбомбить Лондон, так же, как он разбомбил Роттердам.
Но место, скорее всего, достанется Геббельсу. Об этом говорят все. Так же, как и о том, что оно не должно достаться этому жуткому Гейдриху. «Он бы перебил всех нас. Это же настоящий мясник. Кто мне нравится, — подумала она, — так это Бальдур фон Ширах. Он единственный выглядит в какой-то степени нормальным. Но у него нет ни малейшего шанса».
Свернув к старому деревянному дому, где жила, она поднялась по ступенькам на крыльцо.
Когда она отперла дверь квартиры, то увидела Джо Чинаделла там, где оставила, — лежащим на животе посередине кровати, свесив руки. Он все еще спал.
«Нет, — подумала она. — Он же не может оставаться здесь вечно. Его грузовик ушел. Он отпустил его? Очевидно».
Войдя в кухню, она свалила сумки с едой на стол рядом с тарелками от завтрака.
«Но хотел ли он отпустить его?»— спросила она себя. Вот это ее интересовало.
Что за странный человек. Он тратил на нее столько энергии, не отпуская всю ночь, и все же это происходило так, будто его здесь и не было, будто он не осознавал, что делает. Мысли его были заняты чем-то другим.
Она принялась привычно перекладывать продукты в старый холодильник фирмы «Дженерал электрик» с дверцей наверху, потом взялась за стряпню.
«Может быть, он так часто этим занимается, что уже привык, — решила она, — это стало его второй натурой. Тело совершает движения так же автоматически, как мое, когда я сейчас кладу тарелки в раковину. Он мог бы делать это, даже если удалить три пятых его мозга, как лягушка— на уровне биологии, на уровне голых рефлексов».
— Эй, — позвала она, — просыпайся.
Джо пошевелился на кровати и засопел.
— Ты слышал, что отмочил Боб Хоуп по радио позапрошлым вечером? Он рассказал одну смешную историю о том, как немецкий майор допрашивает каких-то марсиан. Марсиане не могут предъявить документы, удостоверяющие, что их предки были арийцами. Слышал? Поэтому немецкий майор шлет донесение в Берлин, что Марс населен евреями.
Войдя в комнату, где лежал на кровати Джо, она добавила:
— И что они ростом полметра и имеют две головы. Ты знаешь, как это может подать Боб Хоуп.
Джо открыл глаза и молча, не мигая, смотрел на нее. Подбородок его почернел от щетины, темные глаза наполнились болью.
Она тоже притихла.
— Что с тобой? — наконец вымолвила она. — Ты боишься?
«Нет, — подумала она, — то Френк боится, а этот — не знаю».
— Старый плут уехал, — сказал Джо, приподнявшись.
— Что же ты собираешься делать?
Она присела на край кровати, вытирая руки посудным полотенцем.
— Я перехвачу его на обратном пути. Он ничего никому не скажет. Он знает, что я сделал бы для него то же самое.
— С тобой уже было так раньше? — спросила она.
Джо не ответил. «Значит, ты знал, что грузовик уходит, — сказала себе Юлиана. — Теперь я знаю это точно».
— А если он выберет другой маршрут?
— Он всегда ездит по шоссе номер пятьдесят и никогда по сороковому. Там у него как-то вышла авария. Несколь-к0 лошадей вышли на дорогу, и он в них врезался. В Скалистых горах.
Подобрав со стула одежду, он начал одеваться.
— Сколько тебе лет, Джо? — спросила она, когда он задумался, обнаженный.
— Тридцать четыре.
«Тогда, — подумала она, — ты должен был участвовать в войне». Она не видела явных физических дефектов: тело было стройным, ладным, длинноногим. Джо, заметив, как она внимательно изучает его, нахмурился и отвернулся.
— Я что, не могу посмотреть? — спросила она.
Она в самом деле удивилась. Ну почему бы и не посмотреть? Всю ночь она была с ним, а теперь такая стеснительность.
— Мы что — тараканы? — спросила она. — Мы не можем выдержать зрелище друг друга на свету и потому должны забираться в щели?
Раздраженно засопев, он прямо в трусах и носках направился в ванную, потирая подбородок.
«Ведь это мой дом, — размышляла Юлиана. — Я его сюда пустила, а он даже не разрешает посмотреть на себя. Зачем же он тогда хотел остаться?» Она последовала за ним в ванную. Он уже начал набирать горячую воду в чашку для бритья.
На руке она увидела татуировку, синюю букву «К».
— Что это? — спросила она. — Твоя жена? Конни? Корина?
Умываясь, Джо выговорил:
— Каир.
«Что это за экзотическое имя?»— подумала она с завистью, а потом почувствовала, что краснеет.
— Я действительно глупая.