— Да, — кивнул Поль. — Полагаю, их можно убедить.
Что-то в его тоне показалось Чилдэну странным. Странное ударение на слове «убедить». И тут Чилдэна осенило. Пропали сомнения, исчезла двусмысленность.
Здесь происходило не что иное, как целенаправленное и намеренное унижение Америки. Грубо и цинично, а он — ничего не замечал. Заглотил и червяка, и крючок, и грузило. Японец не торопился, двигался маленькими шажками и привел стороны к полному согласию: все, на что способны американские мастера, — это производить шаблоны для потешных амулетиков. Они, японцы, и управляют так: в белых перчатках. С бесконечным терпением, коварством, искушенностью.
«Боже! Мы по сравнению с ними — варвары! — осознал Чилдэн. — Какие бомбы можно противопоставить этому? Он не стал утверждать, что наше искусство ничего не стоит. Нет, он сделал так, что бы я сам ему это сказал. А теперь, оказывается, ему еще и досадно, что я согласился… Глубокая печаль культурного человека, узнавшего обо мне правду».
«Он меня сломал, — почти вслух сказал Чилдэн, едва сумев удержать эту мысль в своем мозгу. Там она и осталась, одинокая, предназначенная лишь для него. — Он унизил мою расу. И я ничего не могу поделать. Как ему отомстишь? Мы побеждены, разбиты. И все наши поражения похожи на это — нас побеждали так тонко, так искусно, что мы едва это замечали. По правде, чтобы осознать это полностью, нам необходимо совершить скачок в эволюции».
Какие еще доказательства нужны? Японцы управляют Америкой по праву. Чилдэн почувствовал, что сейчас вот-вот расхохочется, так подействовал на него этот вывод. «Да, — подумал он, — как окончание хорошего анекдота услышать. Все сошлось неожиданно и точно. Запомнить бы этот случай в деталях, чтобы потом рассказать. Но кому? Слишком личная история, чтобы ею делиться».
В углу кабинета Поля стояла корзина для бумаг. Туда! Отправить коробочку с брошкой в мусорник, коробочку с куском металла, заключающим в себе какое-то там ву, да и дело с концом.
В самом деле? Выкинуть? Покончить с этой историей на глазах у Поля?
«Даже выкинуть ее не могу, — понял Чилдэн, ощутив, что рука плотно сжала коробочку и не желает с ней расстаться. — Да в общем, и не должен. Иначе никогда уже не встретишься с японским приятелем.
Черт возьми, от этого влияния не освободишься, невозможно создать в себе импульс, необходимый для этого, — мучился Чилдэн. Поль изучал его, не испытывая ни малейшей необходимости что-либо говорить. — Да и зачем ему? Одного присутствия довольно. Он поймал мой разум, заставил его бежать за собой, как на веревочке, словно собачонку.
Кажется, — вздохнул Чилдэн, — я уже слишком долго прожил среди них. Слишком поздно мне их покидать и заново начинать жить как обычный белый человек».
— Поль, — выдавил из себя Роберт Чилдэн. Голос его хрипел, прозвучал почти как шепот.
— Да, Роберт?
— Поль… я… уязвлен.
Комната закачалась перед ним.
— Чем же, Роберт? — сочувственно, но не вполне искренне осведомился Казуора.
— Погодите, Поль… — Чилдэн достал брошку, и та моментально стала влажной в его руках. — Я горжусь этой работой. Между ней и пластмассовыми амулетами не может быть ничего общего. Я отказываюсь.
Японец вновь никак не отреагировал. Лишь слушал. Сама внимательность.
— Тем не менее я благодарю вас, — слегка поклонился Чилдэн.
Тот поклонился в ответ.
— Люди, сделавшие это, — продолжил Чилдэн, — гордые американские мастера. И я — на их стороне. Поэтому предположить, что все мы будем польщены оттого, что наша работа может быть применена для подобных целей, это предположение — оскорбительно для нас. И я требую извинений.
Невероятно затянувшееся молчание.
Поль внимательно глядел на него. Его брови поползли наверх, губы чуть дрогнули. Он что же, улыбается?
— Я требую, — сказал Чилдэн. Ничего больше он сказать не мог. И не надо, хватит. Оставалось только ждать.
Ничего не происходило.
«Ну помоги, пожалуйста, помоги мне! — взмолился он. — Помоги…»
— Простите мне мое неуместное высокомерие, — произнес наконец японец, протягивая руку.
— Все в порядке, — ответил Чилдэн.
Они обменялись рукопожатием.
Спокойствие снизошло в душу Чилдэна. «Я прошел через это, — понял он. — Все позади. Слава Богу, он не оставил меня в нужный момент. В другое время все могло выйти иначе. Смог бы я еще раз рискнуть? Смог бы поступить так, как поступил? Вряд ли».
Ему стало грустно. Ну вот, на одно-единственное мгновение выплыл на поверхность жизни, сумел освободиться от навязанного ему, сумел стать свободным.
«Жизнь коротка, — вздохнул он. — А искусство или все ему подобное на нее не похоже — знай себе уходит в бесконечность, извиваясь, как белое бетонное шоссе. Извилистая дорога, и никак ее не выпрямишь, как ни старайся. Я все еще тут, но больше медлить нельзя. Надо идти дальше».
Он положил в карман пиджака коробочку с брошкой фирмы «Ювелирные изделия ЭДФРЭНК» и вышел на улицу.
ГЛAВA XII
— Мистер Тагоми, — сообщил Рэймси, — к вам мистер Ятабе.
Посторонился и дал дорогу невысокому сухопарому старику.
— Рад познакомиться с вами лично, — произнес Тагоми, вставая навстречу гостю и протягивая ему руку.
Легкая, почти невесомая старческая ладошка сухо легла в его руку. Тагоми лишь слегка пожал ее и тут же отпустил. «Надеюсь, ничего не сломал», — подумал он. Затем оглядел пожилого господина и нашел его весьма приятным. Несомненно, в нем еще сохранился твердый и ясный дух. Ни малейших признаков стариковской расслабленности. Прекрасный образчик сохранившихся древних традиций. Трудно себе представить лучшую манеру держаться для стариков… и тут только он осознал, что перед ним стоит не кто иной, как генерал Тедеки, бывший глава Имперского Штаба.
Мистер Тагоми низко поклонился.
— Генерал… — почти беззвучно прошептали губы.
— Где же третья сторона? — осведомился генерал.
— Сейчас прибудет, — ответил Тагоми. — Я позвонил ему лично, в отель.
В голове у Тагоми словно бомба разорвалась, и он никак не мог прийти в себя или хотя бы окончательно распрямиться после поклона.
Генерал сел на предложенный ему стул, который пододвинул ему Рэймси, не понявший, кто этот старик, и державшийся с ним вежливо, но и только. Мистер Тагоми в нерешительности устроился на стуле напротив генерала.
— Мы теряем время, — сказал тот. — Жаль, но что поделать.
— Да, — кивнул мистер Тагоми.
В молчании прошло минут десять.
— Простите, сэр, — сообразил наконец Рэймси. — Если я вам не нужен, то пойду.
— Чаю? — осведомился Тагоми у генерала.
— Нет, сэр.
— Сэр, — продолжил Тагоми, — признаюсь, мне не по себе. В этой встрече мне мерещится оттенок чего-то зловещего.
Генерал согласно наклонил голову.
— Мистер Бэйнс, которого я встретил и которого принимал у себя, — принялся рассказывать Тагоми, — сообщил о себе, что он швед. Однако же при обнаружении некоторых деталей создалось впечатление, что он скорее некий высокопоставленный немец, занимающийся неизвестным родом деятельности. Заговорил я об этом потому, что…
— Продолжайте.
— Благодарю вас, генерал. Судя по всему, то лихорадочное состояние, в котором пребывал последнее время мистер Бэйнс — о чем я могу судить по его телефонным звонкам, — находится в связи с теми политическими переменами, которые имеют место в Рейхе… — Тагоми не стал говорить о том, что сам генерал не прибыл в установленные сроки.
— Сэр, — легко усмехнулся генерал, — это вы уже гадаете, а не сообщаете факты.
Странно, но замечание не показалось Тагоми обидным: генерал увещевал его скорее по-отечески. Ни злости, ни осуждения в живых глазах гостя не было.
— Сэр, — продолжал Тагоми. — В таком случае мое присутствие на этой встрече является лишь способом отвлечь внимание немецких агентов?
— Разумеется, — кивнул генерал. — Мы стараемся поддерживать определенную легенду. Мистер Бэйнс представляет концерн «Тор-Ам» из Стокгольма, частный бизнесмен. А я — Шиниро Ятабе.
«А я — Тагоми, — вздохнул Тагоми. — Ив этом-то моя роль».
— Трудно предположить себе, что им неизвестны все перемещения и контакты мистера Бэйнса, — сказал генерал, положив ногу на ногу и сцепив ладони на колене. («Он сидит так ровно и настороженно, — подумал Тагоми, — словно бы ощущает какой-то дальний запах из кухни. Запах мясного бульона, например».) — Все это так, но, чтобы доказать тот факт, что Бэйнса на свете не существует, им придется действовать легально. В рамках закона. В этом и состоит смысл маскарада: он предпринят не для того, чтобы совершенно скрьггь происходящее, что, по-видимому, невозможно, но затем, чтобы осложнить задержание. Чтобы схватить мистера Бэйнса, им придется потрудиться… это не просто, как если бы взять и застрелить человека из Рейха. А они бы это сделали, явись он сюда без легенды.
— Понимаю… — сказал Тагоми. «Все это звучит словно игра, — подумал он. — Но они же знают, как устроен ум у немцев, так что, наверное, все это сработает».
Зажужжал интерком. Голос Рэймси:
— Сэр, здесь мистер Бэйнс. Пропустить его?
— Да! — заорал мистер Тагоми.
Дверь открылась, и вошел мистер Бэйнс в безупречном и элегантном костюме, ботинки надраены до блеска.
Генерал Тедеки поднялся ему навстречу. Поднялся со своего места и мистер Тагоми. Все трое церемонно поклонились друг- другу.
— Сэр, — обратился к генералу Бэйнс. — Я — капитан Рудольф Вегенер из контрразведки Военного флота Рейха. Как вы понимаете, представляю здесь лишь самого себя и некоторых частных лиц, имена которых оглашены не будут. И, разумеется, я не представляю здесь какой-либо отдел или подразделение правительства Рейха.
— Я понимаю вас, герр Вегенер, — ответил генерал, — что вы не представляете никаких официальных структур Рейха. Точно так же и я нахожусь здесь как частное лицо, которое, по своим прежним связям с Имперской армией, имеет определенный доступ к некоторым кругам в Токио, которые пожелали выслушать все то, что вы сочтете возможным мне сообщить.