— Это я вам сказал, — произнес мистер Тагоми.
Она улыбнулась.
— Прокрути-ка то, что я сказал.
Завертелись бобины, затем он услышал свой голос, тонкий, металлический, исходящий из громкоговорителя диаметром в два дюйма.
— …совершенных… по спасению…
Как будто какое-то насекомое скреблось и билось внутри аппарата, подумал он.
— А вот и заключительная фраза, — сказал он, когда лента остановилась. — Решимости бороться и принести себя в жертву, а тем самым обеспечить такое место в истории, з которого никакая форма жизни не сможет их изгнать, что бы не случилось с миром.
Он замолчал.
— Все мы насекомые, — затем сказал он мисс Эфрикян. — Слепо рвемся к чему-то ужасному и божественному. Вы согласны?
Он поклонился. Мисс Эфрикян, не отрываясь от диктофона, слегка поклонилась в ответ.
— Отправьте это. Подпишите и тому подобное. Подработайте предложения по своему усмотрению, так, чтобы они приобрели хоть какой-нибудь смысл.
Когда она выходила из кабинета, он добавил:
— Или так, чтобы они ничего не значили вообще. Любой вариант, какой вы сами сочтете предпочтительным.
Открывая дверь кабинета, она с любопытством взглянула на него.
Когда она ушла, он принялся за обычные повседневные дела. Но почти тут же мистер Рамсей предупредил его по интеркому:
— Сэр, звонит мистер Бейнес.
«Хорошо, — подумал мистер Тагоми. — Теперь мы сможем начать важный разговор».
— Соедините меня с ним, — сказал он, поднимая трубку.
— Мистер Тагоми, — послышался голос мистера Бейнеса.
— Добрый день. Из-за смерти канцлера Бормана я был вынужден неожиданно покинуть свой кабинет утром. Тем не менее…
— Мистер Ятаба еще не связался с вами?
— Пока еще нет, — ответил мистер Тагоми.
— Вы предупредили свой персонал, чтобы они его не упустили? — спросил мистер Бейнес.
Он казался взволнованным.
— Да, — сказал мистер Тагоми. — Мои люди сейчас же проводят его прямо ко мне, как только он прибудет.
Он тут же сделал пометку на календаре, сказать об этом мистеру Рамсею. До сих пор у него не дошли до этого руки. Похоже, переговоры не начнутся, пока не прибудет пожилой джентльмен.
Это повергло его в уныние.
— Сэр, мне не терпится начать. Вы представите свои приспособления для прессования пластмасс? Хотя у нас такая неразбериха…
— Ситуация изменилась, — сказал мистер Бейнес. — Мы подождем мистера Ятабе. вы уверены в том, что он еще не прибыл? Я хочу, чтобы вы обещали мне, что известите о его прибытии немедленно, после того, как он созвонится с вами. Пожалуйста, постарайтесь, мистер Тагоми.
Голос мистера Бейнеса звучал напряженно и отрывисто.
— Я даю вам слово.
Теперь и он ощутил беспокойство.
Смерь Бормана — вот что обусловило изменение обстановки.
— А тем временем, — быстро проговорил он, — я бы с удовольствием отобедал в вашем обществе, ну хотя бы сегодня. Мне еще не удалось перекусить.
Импровизируя, он решил вернуться к делам.
— Хотя мы и подождем конкретных переговоров, возможно, мы могли бы поговорить об общих условиях, в частности о…
— Нет, — сказал мистер Бейнес.
Нет? — Мистер Тагоми недоумевал и еще сильнее сжал свою трубку.
— Я не совсем здоров сегодня, сэр, — сказал он. — Со мной случилось одно прискорбное происшествие. Я так надеялся поделиться с вами своими заботами.
— Извините, — сказал мистер Бейнес, — я позвоню вам позже.
Раздался сигнал отбоя. Мистер Тагоми быстро положил трубку.
«Я обидел его, — подумал мистер Тагоми. — Он, должно быть, догадался, что я забыл предупредить персонал об этом пожилом джентльмене. Но ведь это такая мелочь».
Он нахал кнопку и сказал:
— Мистер Рамсей, пожалуйста, зайдите ко мне.
«Я могу немедленно это поправить. Тут дело в чем-то более крупном, — решил он. — Его потрясла смерть Бормана. Пустяк — и тем не менее проявление моего небрежного, даже, можно сказать, наплевательского отношения», — мистер Тагоми почувствовал себя виноватым. — «Сегодня плохой день. Мне следовало бы проконсультироваться у оракула, выяснить, какой сейчас момент. Я слишком далеко отошел от Тао, по-видимому. Под действием какой из шестидесяти четырех гексаграмм, — поинтересовался он, — нахожусь я сейчас?» — Он открыл ящик стола, вытащил оттуда оба тома «Книги перемен» и положил их на стола, вытащил оттуда оба тома «Книги перемен» и положил их на стол. — «С какого же вопроса начать? Во мне столько вопросов, что не знаю, как же правильно построить их».
Когда мистер Рамсей вошел в кабинет, он уже получил гексаграмму.
— Смотрите, мистер Рамсей.
Он показал ему на открытую книгу.
Гексаграмма была сорок семь. Подавленность, изнеможение.
— В общем-то предзнаменование плохое, — сказал мистер Рамсей. — Какой был ваш вопрос, сэр? Если только я не обижаю вас, спрашивая об этом.
— Я справился относительно текущего момента, — ответил мистер Тагоми.
— Момента для всех нас. Переходящих строк нет. Статическая гексаграмма.
Он захлопнул книгу.
В три часа дня Фрэнк Фринк все еще дожидался со своим деловым партнером решения Уиндема-Матсона о деньгах и поэтому решил посоветоваться с Оракулом. "Как все это обернется? — спросил он и стал кидать монеты.
Выпала гексаграмма сорок семь с одной скользящей строкой. Девятой на пятнадцатом месте.
«У него отрезали нос и ноги. Он раздавлен человеком с красной повязкой на колене. Радость приходит легко. Она побуждает делать подношения и возлияния».
Довольно долго — не меньше получаса он изучал эти строчки и связанные с ними комментарии, пытаясь определить, что же это могло значить.
Гексаграмма и особенно скользящая строка очень беспокоили его. Наконец он с неохотой пришел к выводу, что особых денег ждать не приходится.
— Ты слишком полагаешься на эту штуковину, — заметил Мак-Карти.
В четыре часа появился рассыльный от Уиндема-Матсона и вручил Фринку и Мак-Карти конверт. Когда они вскрыли его, то внутри обнаружили подписанный чек на две тысячи долларов.
— Вот ты и оказался не прав, — сказал Мак-Карти.
«Оракул, должно быть, — подумал Фринк, — ссылается на какие-то дальнейшие последствия. В этом все дело. Позже, когда это случится, можно будет оглянуться назад, точно сказать, что имел в виду Оракул. А сейчас…»
— Мы можем открыть мастерскую, — сказал Мак-Карти.
— Сегодня? «Прямо сейчас…»
Он почувствовал, что теряет терпение.
— А почему бы и нет? Мы уже подготовили все необходимые письма с заказами. Все, что мы должны сделать, это отправить их по почте. И чем скорее, тем лучше. А оборудование, которое можно достать здесь, в Сан-Франциско, мы выберем сами.
Надев пиджак, Эд двинулся к двери комнаты Фринка.
Они уговорили домовладельца сдать им подвал под домом. Сейчас он использовался под склад. Вынеся картонные коробки, они смогут соорудить верстаки, подвести к ним электричество, установить светильники, начать монтаж электродвигателей и приводных ремней. У них уже были нарисованы эскизы, заполнены спецификации, перечни деталей, так что фактически они уже начали.
«Наше предприятие уже заработало», — понял Фрэнк Фринк. Затем они договорились о его названии.
«Ювелирные изделия фирмы ЭдФрэнк».
— Самое большое, что я смогу сегодня сделать, — сказал Фрэнк, — это купить доски для верстаков и, возможно, электрооборудование. Ну, конечно же, не сырье для изделий.
Затем они отправились на склад леса на южной окраине Сан-Франциско и через час уже запаслись нужными пиломатериалами.
— Что тебя тревожит? — спросил Мак-Карти, когда они вошли в магазин оборудования, продававший товары оптом.
— Деньги. У меня падает настроение. Когда мы оплатим все?
— Старый Уиндем-Матсон тоже не лыком шит, — сказал Мак-Карти.
"Мне это известно, — подумал Фринк. — Именно поэтому я и места себе не нахожу. Мы влезли в его владения. Мы уподобились ему. И что же? Приятна ли нам эта мысль?
— Не оглядывайся назад, — сказал Мак-Карти. — Смотри вперед. Думай о будущем деле.
"Я и смотрю вперед, — подумал Фринк. — Об этом говорит и гексаграмма.
Какие же подношения и возлияния я могу сделать?
И кому? С кем?
Глава 7
Красивая молодая японская чета, посетившая магазин Роберта Чилдана и носившая фамилию Казуора, связалась с ним по телефону к концу недели и пригласила его на обед.
Он очень ждал этого звонка, и поэтому приглашение посетить их квартиру вызвало у него восторг.
Он закрыл «Американские Художественные Промыслы» чуть раньше обычного и нанял педикэб, чтобы поехать в привилегированный район, где жили Казуора. Он хорошо знал этот район, белые там не жили.
Глядя из педикэба, катившего по извилистым улицам с разбитыми там и сям газонами и декоративными ивами, на современные многоквартирные дома, Чилдан восхищался изяществом архитектуры. Чугунные литые решетки балконов, высокие и в то же время современные колонны, мягкие пастельные тона, использование всевозможных орнаментов — все это представляло из себя произведение искусства. Он помнил те послевоенные годы, когда здесь не было ничего, кроме руин.
Игравшие на улицах японские дети наблюдали за ним безо всякого интереса и сразу же возвращались к своему футболу или бейсболу. Но реакция взрослых была иная.
Хорошо одетые молодые японцы, выходя из своих автомобилей и входят в парадные жилых домов, не без удивления следили за ним. Он живет здесь? Им было просто интересно. Это были молодые японцы бизнесмены, приехавшие домой из своих контор, даже Главы торговых представительств жили здесь. Он заметил на стоянке «кадиллаки». По мере того, как педикэб все ближе продвигался к месту назначения, он нервничал все больше и больше. поднимаясь по лестнице к квартире Казуора, он подумал: "Вот он я.
Приглашен, и не просто по делу, а гостем к обеду".
Он, конечно, особенно мучился с костюмом, но теперь, по крайней мере, он мог быть уверен, что его внешность соответствует обстоятельствам. «Да, соответствует, — подумал он. — Как я выгляжу? Никого это не введет в заблуждение. Я не принадлежу к ним, я здесь чужеродное тело, на этой самой земле, которую белые расчистили и где построили один из самых прекрасных городов. А теперь я посторонний в своей собственной стране».