— Продолжайте, герр Вегенер, — попросил генерал.
— Мы рекомендуем внимательно изучить ситуацию, сложившуюся в Рейхе, — сказал тот и сразу поправился: — То есть я рекомендую. В высших эшелонах власти есть сторонники операции «Одуванчик», но есть и противники. Была надежда, что со смертью рейхсканцлера Бормана последние придут к власти.
— Но пока вы здесь находились, герр Борман умер, и проблема решилась сама собой, — заметил генерал. — Выбор сделан. Рейхсканцлером стал доктор Геббельс.
— Доктор Геббельс — ярый сторонник «Одуванчика», — предупредил Бэйнс.
Ни он, ни генерал не заметили, что Тагоми закрыл глаза.
— А кто ему противостоит? — спросил Тедеки.
Тагоми смутно расслышал ответ:
— Рейхсфюрер СС Гейдрих.
— Весьма удивлен, — признался Тедеки. — Это точная информация или мнение ваших коллег?
— Административное управление территориями, ныне находящимися под контролем Японии, будет передано Министерству иностранных дел. Точнее — людям Розенберга, связанным с Канцелярией напрямую. В течение минувшего года об этом постоянно спорили на совещаниях руководства. В подтверждение своих слов я могу представить фотокопии стенограмм. Вторым претендентом на власть была полиция, но она не добилась успеха. Ей отдан на откуп космос — Марс, Луна, Венера. Полиция ведает колонизацией планет. Как только утрясли вопрос о власти, полиция стала противодействовать плану «Одуванчик» и добиваться передачи всех средств для осуществления космических программ.
— Соперничество, — произнес генерал Тедеки. — Одна команда играет против другой. Но обе — против сильного лидера. Значит, Геббельс ничем не рискует.
— Вы правы, — кивнул Бэйнс. — И поэтому я здесь, и прошу вас о вмешательстве. Возможность пока есть — ситуация еще зыбкая. Пройдет не один месяц, пока доктор Геббельс окончательно утвердится в должности. Ему придется сломать хребет полиции, к тому же, возможно, устранить Гейдриха и высших офицеров СС и СД. Как только это случится…
— Следовательно, мы должны поддерживать Sicherheitsdienst? — перебил его Тедеки. — Самую зловещую касту в Германии?
— Совершенно верно.
— Император не одобрит такую политику, — заявил Тедеки. — Мертвые головы, черные мундиры, «система за́мков» — все это он считает воплощением зла.
«Зло, — подумал Тагоми. — Да, именно так. Имеем ли мы право, даже ради спасения собственной жизни, поддерживать зло? Не в этом ли главный парадокс нашего суетного мира? Мне этой проблемы не решить. Человек не может существовать в вечной неопределенности. А в этом мире все пути ведут в тупик. Все смешалось: свет и тьма, иллюзия и реальность.
— Вермахт — единственный в Рейхе обладатель водородной бомбы, — продолжал Бэйнс. — Случается, ее используют чернорубашечники, но только под надзором армии. Когда у власти стоял Борман, полицейских к ядерным заводам и складам и близко не подпускали. Операцию «Одуванчик» будет осуществлять Главное командование Вермахта.
— Это мне ясно, — кивнул Тедеки.
— Чернорубашечники всегда превосходили Вермахт жестокостью. Но власти у них меньше. Наши решения должны основываться на реальности, а не на исповедуемых нами этических нормах.
— Да, надо быть реалистами, — вслух согласился Тагоми. Бэйнс и генерал оглянулись.
— Конкретно, что вы предлагаете? — спросил генерал у Бэйнса. Установить контакт с местной резидентурой СД? Напрямую связаться с… ее шефом? Не знаю его имени, но уверен — это отталкивающий тип.
— В здешнем отделении СД ничего не знают, — сказал Бэйнс. — Шеф местной полиции Бруно Кройц фон Меере — партиец старой закваски. Ein Altparteigenosse.[65] Имбецил. В Берлине никому и в голову не могло прийти раскрыть перед ним карты.
— Тогда с кем нам связываться? — В голосе генерала зазвучало раздражение. — Со здешним консулом или с рейхсконсулом в Токио?
«Разговор ни к чему не приведет, — уныло подумал Тагоми. — Какой бы огромной ни была ставка, мы не должны лезть в чудовищную, шизофреническую трясину нацистской междоусобицы. Наш разум просто не выдержит».
— Надо действовать очень осторожно, — ответил Бэйнс. — Через ряд промежуточных лиц вам следует выйти на кого-нибудь из приближенных Гейдриха, находящихся за пределами Рейха, в нейтральной стране. Или на человека, которому часто приходится летать из Берлина в Токио.
— У вас есть кто-нибудь на примете?
— Итальянский министр иностранных дел граф Чиано. Интеллигентный, надежный и очень смелый человек. К тому же он прекрасно разбирается в международной обстановке. Правда, у него нет прямых контактов с аппаратом СД, но в случае необходимости он может действовать по другим каналам. Через заинтересованных промышленников вроде Круппа или через генерала Шпейделя, даже через руководство Ваффен-СС. В Ваффен-СС не такие фанатики, им близки интересы немецкого народа.
— А разве нельзя обратиться к Гейдриху через вашу организацию, я имею в виду абвер?
— Чернорубашечники нас на дух не переносят. Вот уже двадцать лет как они добиваются у Партай нашего роспуска.
— А лично вам не грозит опасность с их стороны? — спросил генерал Тедеки. — Насколько мне известно, здесь, на Тихоокеанском побережье, они очень деятельны.
— Деятельны, но неумелы, — возразил Бэйнс. — Правда, Рейсс, представитель МИДа, способный малый, но не в ладах с СД.
— Мне бы хотелось получить от вас фотокопии стенограмм, — сказал генерал Тедеки, — чтобы передать их моему правительству. И вообще, для нас будут не лишними любые материалы, касающиеся этого вопроса. И… — он помедлил, — доказательства. Объективные.
— Ну, конечно. — Бэйнс извлек из кармана плоский серебряный портсигар и протянул Тедеки. — В каждой сигарете контейнер с микрофильмом.
— А сам портсигар? — спросил генерал, повертев его в руках. — Похоже, он весьма недешев. — Он стал доставать сигареты.
— Портсигар — тоже, — Бэйнс улыбнулся.
— Благодарю вас. — Улыбнувшись в ответ, генерал убрал портсигар в карман пальто.
Загудел селектор. Тагоми нажал кнопку.
— Сэр, в нижнем вестибюле люди СД, — послышался взволнованный голос Рамсея. — Они пытаются захватить здание. Сейчас дерутся с охраной «Таймс». — Под окнами кабинета заревела сирена. — К нам едет подмога из Эм-Пэ[66] и кэмпетай.
— Спасибо, мистер Рамсей, — поблагодарил Тагоми. — Вы поступаете благородно, не поддаваясь панике. — Бэйнс и Тедеки напряженно прислушивались к разговору. — Не беспокойтесь, господа, — сказал им Тагоми. Уверен, головорезам из СД не добраться до нашего этажа. Их просто перебьют по пути. — И — в селектор: — Мистер Рамсей, отключите, пожалуйста, лифты.
— Хорошо, мистер Тагоми.
— Будем ждать, — сказал Тагоми. Он выдвинул ящик стола и достал шкатулку тикового дерева. Открыв крышку, извлек прекрасно сохранившийся револьвер времен Гражданской войны — кольт сорок четвертого калибра выпуска тысяча восемьсот шестидесятого года, предмет гордости коллекционера. Затем достал жестянку с порохом, пули, капсюли и стал заряжать револьвер на глазах у опешивших Бэйнса и генерала. — Это из моей коллекции, — пояснил он. — У меня мальчишеская страсть — стрельба по-ковбойски. Я долго учился палить с бедра — на досуге, конечно, — и, если судить по результатам состязаний с другими энтузиастами, добился некоторого успеха. Но всерьез этим пользоваться мне еще не приходилось.
Сидя за верстаком, Фрэнк Фринк шлифовал серебряную сережку в виде раковины улитки. Мельчайшие крошки окалины летели ему в очки, оставляли черные пятнышки на ногтях. От трения серьга жгла пальцы, но Фрэнк все сильнее прижимал ее к поверхности круга.
— Смотри не перестарайся, — предупредил Мак-Карти. — Выступы сними, а впадины пусть остаются как есть.
Фрэнк Фринк пробормотал что-то неразборчивое.
— Серебро с чернью легче сбыть, — пояснил Мак-Карти. — Оно выглядит старше.
«Сбыть», — с горечью подумал Фрэнк.
Они еще ничего не продали. Кроме Чилдэна, взявшего кое-что на комиссию, никто ничего не купил. А ведь они побывали в пяти магазинах.
«Мы еще ничего не заработали, — думал Фрэнк. — Все делаем и делаем новые вещи, а они остаются в мастерской».
Сережка зацепилась ушком за ткань, выскользнула из пальцев и полетела на пол. Он выключил мотор.
— Ты ими не разбрасывайся, — укорил Мак-Карти, возившийся с паяльной лампой.
— Господи, да она с горошину! Как ее удержишь?
— Все равно отыщи.
«Черт бы ее побрал», — мысленно выругался Фрэнк.
— В чем дело? — спросил Мак-Карти, видя, что Фрэнк не трогается с места.
— Ничего нам с тобой не продать, — угрюмо сказал Фрэнк. — Что бы мы ни сделали.
— Это верно, чего не сделали — не продать.
— Вообще ничего не продадим!
— Пять магазинов — это капля в море, — возразил Мак-Карти.
— Хватит, чтобы поднять спрос.
— Не падай духом.
— А я и не падаю, — буркнул Фрэнк.
— Ты к чему ведешь? — спросил Мак-Карти.
— К тому, что пора сбывать лом.
— Ну ладно, остынь.
— Уже остыл.
— Раз так — буду продолжать в одиночку, — проворчал Мак-Карти, зажигая паяльную лампу.
— А как поделим барахло?
— Не знаю. Придумаем.
— Выплати мне мою долю, — потребовал Фрэнк.
— Черта с два.
— Отдай шестьсот долларов, — настаивал Фрэнк.
— Нет. Можешь взять половину оборудования.
— Полмотора?
Наступила тишина.
— Еще три магазина, — сказал наконец Мак-Карти. — А потом вернемся к этому разговору.
Он опустил на глаза щиток и стал припаивать медное звено к браслету.
Фрэнк встал из-за верстака, нашарил на полу сережку и положил ее в коробку с заготовками.
— Пойду покурю, — буркнул он и направился к лестнице.
«Все кончено», — сказал он себе.
Он стоял под козырьком дома, часто затягиваясь марихуаной и провожая рассеянным взглядом снующие машины. К нему приблизился белый средних лет заурядной наружности.