Но сзади послышались яростные крики. Можно было подумать, что его преследователи совсем рядом, за соснами.
Что, его снова обманывает воображение? Они не могут быть так близко…
И тут он понял: люди из головной машины, увидев, что идущие за ними повернули назад, обо всем догадались и бросились за ним в погоню, отрезая путь к дому Кейри.
В таком случае, вперед, через чащобу, минуя ложбину с черничником, на развесистую березу! Так подсказывал ему все тот же инстинкт.
Правда, это уводило его в сторону от дома Викки, зато за березой начинался глубокий овраг с круто обрывающимися краями, поросший таким густым орешником, что там его никто не смог бы отыскать.
Он бежал через черничник, с ужасом думая, что будет, если они догадались взять с собой собаку. Вот уже впереди на косогоре темнеет орешник, только бы успеть, только бы скрыться в его спасительной гуще!
Он сделал последний отчаянный рывок, и в тот самый момент, когда намеревался прыгнуть в зеленый сумрак, услышал за собой пронзительный вопль:
– Вот он!
Путь через орешник оказался мучительным. Он как-то об этом не подумал. Стволы переплелись, образовав непроходимую живую изгородь, некоторые из них прижимались к самой земле. Джону показалось, что он по собственной глупости попал в клетку из темных гибких ветвей. Но он упорно пробирался вперед, падал, подымался, раздвигал ветви, давно перестав ориентироваться.
Тоненькие ветки, как чьи-то длинные пальцы, цеплялись за него, листья набивались в рот.
Джон пробирался вперед и вперед в состоянии, близком к истерике, ни о чем больше не думая и не обращая ни на что внимания. Совершенно неожиданно он очутился па поляне, на противоположном конце которой возвышалась скала из песчаника.
Рывок из цепкого орешника был настолько сильным, что он не сумел удержаться на ногах.
Свалившись в сухую траву вниз лицом, ом замер на некоторое время, не имея сил подняться, с трудом хватая воздух широко раскрытым ртом и больше всего боясь, что не выдержит и разрыдается.
Крики позади не ослабевали. Даже не позади, а где-то слева и справа.
Он был настолько измучен, что снова почувствовал полную апатию: и не все ли равно, сейчас или позднее?
Это его напугало, он заставил себя подняться, дыша с таким трудом, что каждый вдох причинял ему боль. Без всякой цели он двинулся вдоль огромной скалы, одной рукой касаясь ее холодной поверхности, как будто холод песчаника мог ему помочь восстановить утраченные силы.
Скала круто заворачивала вправо. Джон совершенно машинально тоже, повернул, отходя немного от орешника, уходившего влево.
И тут перед ним возникла человеческая фигура.
В первое мгновение она была для него лишена индивидуальности, не имела ни лица, ни конкретных форм, лишь олицетворяла часть того кошмара, который преследовал его.
Он замер на месте и покачал головой, как будто этим жестом хотел отвергнуть существование этого враждебного для него мира.
А потом эта абстрактная фигура приобрела черты Эмили…
Они стояли в полном молчании, глядя друг на друга, потом она протянула ему руку. Чисто механически он взял ее.
Крики и вопли неслись отовсюду, но они для Джона утратили реальность. Эмили крадучись потянула его вперед, внимательно глядя себе под ноги, по всей вероятности, боясь наступить на сук или ветку.
Автоматически Джон делал то же самое. Они шли к тому месту, где орешник поднимался на самую скалу. Вот они уже достигли кустов.
Эмили опустилась на четвереньки и исчезла среди ветвей. Джон снова послушно вошел в клетку из орешника. В зеленом свете впереди он смутно различал маленькую фигурку. Эмили. Ему показалось, что она растворилась в скале. Когда он добрался до этого места, маленькая смуглая ручка протянулась к нему из полукруглого отверстия едва достигающего двух футов в диаметре. Он с трудом протиснулся через него.
Проход расширялся, и Джон смог выпрямиться. Эмили тащила его за собой все глубже и глубже в пещеру. Его глаза привыкли к полумраку. Подняв голову, он убедился, что в нескольких футах над его головой в скале имеются трещины, через которые сюда проникал свет.
– Здесь отлично, Джон! – громко сообщила Эмили. – Про эту пещеру никто не знает, кроме нас с Анжелой.
Это наша тайна.
Глава 16
Джон стоял рядом с Эмили, как будто спасение было не только в этой пещере, но и в девочке. Он продолжал дрожать, но боль в груди ослабла. Крики и даже шелест листвы возле пещеры были так ясно слышны, будто ее стены были сделаны из папиросной бумаги.
– Ты можешь ничего не бояться, – сказала Эмили. – Нас они ни за что не услышат. Мы с Анжелой проверяли. Эта пещера удивительно смешная. Внутри можно кричать сколько угодно, снаружи ничего не слышно… Джон, все будет хорошо, они скоро уйдут. Слышишь, они уже прошли дальше.
Действительно, вопли и треск сучьев стали постепенно замирать.
– Я уехала от тебя и пришла сюда, чтобы побыть одной, – пояснила Эмили. – Потом я услышала топот и крики и поняла, что случилось. Я выскочила в лес, не знала, что делать. И вдруг увидела тебя.
Напряжение спало, и Джон почувствовал, что его оставляют силы. У него подгибались ноги.
Эмили дотронулась до его руки:
– Ты устал. Тебе надо лечь. Вот сюда на мою кровать. Только не на Анжелину. Она никому не позволяет ложиться на свою.
Джон охотно подчинился ее команде.
– Сюда, Джон. На самом деле это; вовсе не кровать. Мы просто натаскали себе сухой хвои, а сверху положили одеяла. Но называем их кроватями.
Ом сначала сел, а потом и правда растянулся на импровизированной кровати, погрузившись в мягкие объятия сосновых иголок.
Да, все его преследователи ушли направо по дну оврага, миновав его убежище.
– У пас здесь даже есть мебель – хвасталась Эмили, – видишь, ящики из под апельсинов? Есть свечи, спички и все прочее. Это наш дом. Поздно вечером мы приходим сюда спать. Мама ничего не знает. Мы тихонечко вылезаем из окна и возвращаемся, когда светает. Вот так. А Луиза вообще тут живет.
– Луиза?
Эмили скользнула в сторону, чиркнула спичкой и зажгла свечу, воткнутую в бутылку из-под лимонада. Потом она показала Джону большую растрепанную и довольно неказистую куклу в нарядном чепце.
– Это Луизе, она…
– Погаси свечу, Эмили.
– Ничего, Джон, они уже ушли.
– Но они могут вернуться.
Она постояла с минуту, серьезно глядя на него, потом задула свечу.
– Олл райт. Это Луиза. Она королева всех Анжелининых кукол. Я считаю кукол ужасной глупостью, но мне приходится соглашаться. Понимаешь, Джон, на самом деле пещеру нашла Анжела. Так что я тогда солгала. Эту пещеру Анжела подарила Луизе.
Девочка подошла и опустилась возле него на пол:
– Так что это вообще Луизина пещера.
Джон не мог заставить себя внимательно вслушиваться в объяснения Эмили. Шок после того, что он обнаружил в коровнике, давал себя знать, как свежая рана, лишая способности трезво оценить обстановку и построить планы на будущее. Но он был в безопасности, и страшное напряжение понемногу отпускало.
Теперь он более спокойно мог обдумать свое положение. Он убежал. Он понимал, что тем самым как бы признал свою вину. Именно так-они расценят его поступок, потому что им этого хочется. Ну а то, что они найдут в коровнике, окончательно погубит его. Что же делать? Попытаться добраться до Викки? Сыграть на том уважении, которое жители Стоунвилла испытывают к семейству Кейри, чтобы заставить их дождаться – появления полиции? И потом сдаться?
«Я не убегал, я только пытался добраться до дома Кейри, потому что боялся необузданной толпы».
Но тут перед глазами возникло туповатое, надменное лицо Грина.
И все же по трезвому размышлению, это был единственный выход. Но не сейчас, когда идет на него охота, когда с минуты на минуту его преследователи могут вернуться назад…
– Джон!
Он услышал голос Эмили:
– Джон? Это был Стив с его подручными или патрульные?
– Стив и вся деревня.
– Они подошли к твоему дому, и ты убежал?
– Да.
– Что они хотели с тобой сделать?
– Не знаю.
– Я их ненавижу… Ненавижу!
– Да. И теперь все стало еще хуже.
Ему пришлось все рассказать девочке. Почему нет? Она должна знать правду и определить свою позицию.
– Они нашли цемент на синих джинсах, а кто-то позвонил в магазин строительных материалов в Питсфилде от моего имени и заказал цемент. Он велел сбросить его у поворота за домом. Будто бы для починки плотины. Я пошел к этому месту и нашел там следы цемента. Они привели меня к коровнику, а потом и в сам коровник.
Как все это объяснить ребенку?
Джон замолчал.
Эмили спросила:
– Цемент был в коровнике?
– Кто-то сделал из него пол в одном стойле, новый цементный пол…
– Значит, она там, – почти равнодушно сказала Эмили, – миссис Гамильтон там. Ее похоронили под цементом.
– Наверное, да, Эмили.
– Кто это сделал?
– Я не знаю.
– Но ведь кто-то сделал, правда? Кто-то закопал ее там, а теперь старается всех заставить поверить, будто это сделал ты, Джон.
– Да.
– Джон, что ты собираешься делать?
– Не знаю.
– Ты ее не убивал?
– Нет.
– Но кто-то это сделал?
– Да.
– Может быть, мне пойти? Посмотреть, ушли ли они?
– Нет, надо еще немного подождать.
– Джон?
– Да?
– Ты хочешь здесь остаться?
– Не знаю.
– Потому что, если ты собираешься здесь остаться… Анжела должна прийти с минуты на минуту.
– Анжела?
– Да, она сейчас придет. Она так сказала. Мы собирались устроить пикник с Луизой, и я боюсь…
Анжела, кричащая и брыкающаяся в его руках. «Ты не узнаешь моего секрета. Ты бьешь свою жену!»
– Это же тайна, понимаешь? – сказала Эмили. – Она осатанеет, увидев тебя здесь, а потом… Она говорит так же, как моя мать и все остальные. Говорит, что это сделал ты…
Откуда-то сверху до них донеслось еле различимое уханье филина. Эмили вцепилась в руку Джона. Звук повторился.