Где он его слышал? Ну конечно же, когда сова ухала ночью за яблонями…
– Это Анжела.
Эмили прижалась губами к его уху:
– Это наш совиный сигнал. Она наверху у лаза. Сейчас спустится. Мы всегда так делаем: У-ух – и вниз.
Джон вскочил.
Эмили тоже вскочила.
– Куда ты идешь?
– Снова в лес.
– Но они еще здесь. Ты не можешь туда идти. И Анжела все равно заметит, как ты выходишь…
Он пошел к лазу в скале, но Эмили вцепилась ему в рукав.
– Нет, Джон, нет, оставайся. Я придумала. Все будет отлично. Мы ее обдурим, Анжелу.
Джон остановился в нерешительности.
– Луиза, – прошептала Эмили, – поговори с Луизой.
Она снова зажгла свечу. В ее неровном свете он увидел куклу на ящике из-под апельсинов, прислоненную к стене пещеры.
– Садись рядом с Луизой, когда Анжела придет, скажешь, что тебя пригласила к себе Луиза.
– Но она мне не поверит.
– Притворится, что поверила. Ей приходится все время притворяться из-за Луизы. А я скажу, что пришла позднее. Буду говорить, что не верю тебе, потому что Луиза всего лишь игрушка, которая не может никого пригласить…
Эмили отбежала в дальний угол пещеры. Джон растерянно подумал: кого же я больше опасаюсь, семилетней девочки или же всех этих разъяренных людей в лесу?
Потом он уселся на пол перёд куклой, но его глаза были прикованы к входу. Тусклый свет туда не попадал, поэтому он лишь смутно различал происходящее. Что-то протиснулось в входное отверстие. Бумажный мешок? Потом появилась черноволосая головка, а за нею коротенькое толстое тельце. Анжелика поднялась с четверенек и принялась отряхивать свои голубые джинсы. Потом, она подняла кулак, прижала его к животу и повернулась к свету. Она увидела Джона, и ее черные глаза на круглой физиономии с пухлыми щеками сверкнули, как угольки.
– Хэлло, Анжела! – сказал Джон. – Я проходил мимо и Луиза пригласила меня в гости. Думаю, ты не возражаешь? Эмили себя не помнит от злости, она говорит…
– Конечно же. Луиза его не приглашала!
Эмили выскочила из своего темного угла.
– Я его здесь нашла, он вошел сюда без спросу. А теперь уверяет, будто бы твоя Луиза… Как будто Луиза может кого-то пригласить! Глупая тряпичная кукла!
Анжела стояла, сжимая руками бумажный кулек, и растерянно моргала глазами. Потом сказала:
– В лесу полно народа. Я слышала, как они кричат.
Одни мужчины. Они пришли из деревни. Они ищут Джона?
– Ну и что тут такого! – закричала Эмили. – Какое-мне до этого дело? Важна наша тайна! А он говорит…
– Он был плохим, он очень дурно поступил с миссис Гамильтон, – гнула свое Анжела, – поэтому они его ищут.
– Но это же неверно, Анжела, – возразил Джон. – Это ошибка. Если ты мне не веришь, спроси у Луизы.
– Откуда ей-то знать? – насмешливо перебила его Эмили. – Откуда старой тряпичной кукле знать такие вещи?
Очень медленно Анжела наклонилась и опустила бумажный пакет на пол, потом повернулась к ним обоим спиной и замерла в почтительной позе перед куклой.
– Доброе утро, Луиза! Ты хорошо спала? Луиза, скажи, ведь правда, что Эмили просто злая и сварливая дура?
После небольшой паузы она повернулась с торжествующим видом к сестре, на ее физиономии было написано злое торжество.
– Она говорит, да. Ты сварливая дура. – И снова к кукле: – Ты пригласила сюда Джона, Луиза, да? Ты поняла, что в лесу искали его и решила его спрятать у себя, потому что ты знаешь, что они неправы, миссис Гамильтон– мерзкая, хитрая врунья, да к тому же и воровка. Она бессовестно лгала, когда говорила:
«Милая Анжела, это наша дайна, не правда ли, и я подарю тебе точно такой же…»
Выдержав положенное время, девочка обернулась к Эмили и высунула язык:
– Дура, остолопина! Ты же ничего не знаешь! Луиза его пригласила. Она говорит…
Эмили искоса взглянула на Джона и побежала к выходу:
– Я сейчас же позову этих людей. Скажу им, что Джон здесь и что он…
– Не смей!
Анжела набросилась на сестру, схватила ее за косу и принялась молотить, что было сил кулаками:
– Не смей! Луиза говорит нет! Луиза этого не хочет!
Снаружи донесся громкий сердитый голос:
– Здесь никого нет,/Фред. Может быть, он повернул назад к дороге?
Джон замер, впившись ногтями в ладонь правой руки. Он ясно слышал, как ломались ветки под ногами этого человека. Ему даже удалось различить его тяжелое частое дыхание.
С притворным плачем Эмили упала на пол. Анжела встала над ней в позе повелительницы.
– Значит, Джон должен остаться? – спросила Эмили.
– Да. Да. Да!
– Навсегда? Насколько он пожелает?
– Да.
– И нам придется ему помогать? Что бы он у нас не просил, мы должны будем это выполнять, потому что так приказывает твоя Луиза?
– Да.
Снаружи громко хрустнула ветка. Джон затаил дыхание, прислушался, как шуршат сухие листья орешника, что кто-то проходил мимо их пещеры. Анжела снисходительно ему улыбнулась:
– Здесь можно кричать сколько хочешь, снаружи все равно ничего не слышно. – Она открыла рот и завопила настолько пронзительной, что у Джона зазвенело в ушах. Отразившись от стен, этот крик прозвучал дикой какофонией. Но человек, ходивший около них, снова крикнул:
– Сколько можно здесь ходить? Он, наверно, уже давно вышел на дорогу, а мы только теряем время, разыскивая его здесь.
Другой голос ответил:
– Да, давайте двинемся к дороге, и попробуем там отыскать его следы.
Голоса стихли, удаляясь от пещеры.
То, что услышал Джон, натолкнуло его на мысль. Надо дать им его след и увести их как можно дальше от пещеры, да и вообще из этой местности…
– Эмили, ты знаешь грунтовую дорогу к дому Фишеров? Это недалеко. Садись на свой велосипед и поезжай но этой дороге, по направлению к шоссе, там ты слезешь и оставишь машину где-то на обочине. Только смотри, тебя никто не должен видеть! Сама пешком вернешься сюда. Позднее, уже в деревне, скажешь, что ты ехала на велосипеде, я выскочил из леса и попросил у тебя велосипед. Они найдут твой велосипед на шоссе и вообразят, что я в том месте сел на проходящую мимо машину и уехал.
Анжела смотрела на него во все глаза:
– Значит, ты притворишься, будто уехал, а сам останешься здесь?
Джон продолжал смотреть на Эмили:
– Как думаешь, ты сумеешь это сделать?
Девочка весело улыбнулась:
– Конечно, я сейчас поеду.
Она подбежала к лазу в стене, легла на живот и ловко вылезла наружу. Анжела даже не повернула головы. С минуту она смотрела в нерешительности то на бутерброды, то на инжир. Последний ей показался более заманчивым, и она принялась его уничтожать.
Этот номер должен получиться, подумал Джон. Уж если на кого он мог полностью положиться, так это на Эмили. Если только ей удастся незаметно добраться на своем велосипеде до шоссе, то па некоторое время он будет в безопасности под «неусыпной» опекой Луизы. Ох, если бы только он мог здесь остаться. Даже если прибегнуть к защите Викки, ему в конечном итоге придется сдаться на милость полиции, а вот здесь он не утратил бы свободы и, следовательно, смог бы попытаться выяснить, кто из обитателей Стоунвилла убил Линду, а теперь так изобретательно старается сфабриковать дело против него…
Анжела требовательно спросила:
– Ведь Эмили рабыня, правда? И ею можно распоряжаться, как вещью?
Она противно захихикала, довольная своими словами.
– Ведь я нарочно все время повторяю, что ты жестоко обращался с миссис Гамильтон. Эмили просто бесится, когда слышит такое. Вот почему я это говорю. Чтобы ее позлить, ясно?
Стараясь не давать особенно расцвести надежде, которая, как он ясно понимал, практически ни на чем не основана, Джон спросил:
– Но ведь ты утверждаешь, что и Линда тоже плохая?
Анжела облизала пальцы и вздохнула, посмотрела на бутерброд и стала отщипывать от него маленькие кусочки.
– Миссис Гамильтон и правда плохая… Врунья, обманщица и воровка…
– Воровка? Почему воровка?
Он увидел в неясном свете свечи, как девочка презрительно сморщила нос.
– Она тайком, крадучись, пробиралась в дом Фишеров, когда они уезжали. Так делают только бесчестные воровки, верно? Это очень-очень плохо. Когда люди уехали, нельзя забираться к ним в дом. Все про это знают.
– Откуда ты знаешь, что она забиралась к Фишерам?
– Я сама видела, как она от них выходила. Она и еще какой-то дяденька. Я шла по дороге и все видела. Он первым вышел, сел в машину и укатил, а потом вышла миссис Гамильтон. Она сразу заметила меня и понадеялась, что я ее не вижу, н-у и попыталась снова спрятаться за дверью дома. Вот тогда я и сообразила, что она сделала что-то дурное. Иначе, чего бы ей прятаться, верно? Я подошла к ней и громко, поздоровалась. Тут уж ей некуда было деваться, она пошла мне навстречу и стала улыбаться во весь рот и говорить разные ласковые слова; только глаза у нее были злые-презлые. Ох, она очень хитрая воровка!
Анжела отправила в рот остаток белой булки с вареньем и прижала к губам бутылку с колой.
Джон смотрел на нее, чувствуя, как у него пульсирует кровь. Линда с мужчиной, в пустом доме Фишеров? Можно ли этому поверить, или же это очередное злое измышление Анжелы?
– Когда это было, Анжела?
Она метнула на него хитроватый взгляд своих черных бусинок-глаз.
– Две недели и два дня назад. Я считала каждый прошедший день, думая «завтра она мне ее непременно принесет», – но она мне так ничего не подарила, хотя тогда и пообещала.
– Что пообещала?
– Браслетку.
Анжела подняла кверху руку, кокетливо любуясь– воображаемым украшением.
– Золотую браслетку с маленькими висюльками с моим именем: «Анжела». Такие шарики или яички, с золотыми буквами на золотеньких цепочках. Они так красиво звенят. А и Н, Ж и Е, Л и снова А. Всего, понимаете, шесть подвесок. А у Линды их было только пять. Красота!
– Почему она обещала подарить тебе такой браслет?
– Потому что у нее у самой был точно такой же, и он мне страшно понравился. Она стояла на пороге и все мне улыбалась, – улыбалась. А я сказала: «Очень плохо ходить в чужой дом в отсутствии хозяев!» – она согласилась: «Да, это нехорошо. Но только, Анжела, я не была там без спросу. Фишеры сами попросили меня следить за порядком в их доме. Вот я и приходила проверить, как тут дела».