– Я нисколько не раздражен, но вы же догадываетесь, как мне все это надоело! И это чистая правда! Вы должны понимать: мне крайне неприятно слышать, каким смехотворным образом к ее безумным историям приплетают Андре!
– Увы, дорогой мой, он в них замешан гораздо больше, чем вы думаете, – ответила Фанни, поджимая губы, и всем своим внезапно изменившимся видом показывая, насколько она обижена тоном Жака.
– Так объясните же!
– Боюсь, вы разнервничаетесь еще больше, darling!
– Я уже на взводе, говорите скорее! Что там еще выдумала эта чокнутая?
– То, что я вам расскажу, ни капли не выдумано. Это всего лишь подлинная история отъезда Андре. Хотите ее узнать?
– Я вас слушаю.
– Все очень просто. Вот что произошло. Сен-Фирмен перехватил несколько страничек из писем, которыми обменивались его жена и ваш брат. В этих письмах речь шла о любви, любви исключительно высоконравственной и платонической, но так как в них также говорилось о счастье, которое наступит лишь после смерти старого скупердяя, этот скупердяй не поверил, что его жена, мечтавшая о подобном, сохранила свою честь.
Убежденный, что стал посмешищем среди мужей, нотариус стал озлобленнным и однажды вечером, вернувшись домой к обеду раньше обычного, увидел Андре, нежно сжимавшего в ладонях руки Марты, и он поклялся, что убьет жену, как шелудивую собаку, если этим же вечером Андре не исчезнет навсегда из страны. У Сен-Фирмена были их письма, поэтому пришлось подчиниться. Чтобы спасти жизнь Марты, Андре тут же пообещал уехать. А дальше оскорбленный муж, быстро вспомнив, что он еще и нотариус, сопроводил Андре к себе в кабинет и составил вместе с ним все бумаги, необходимые для управления имуществом и заводом в отсутствие хозяина. Вот что произошло на самом деле. Остальное – мне хочется в это верить – лишь выдумка, зародившаяся в больной головке бедной Марты. Впрочем, похоже, с тех пор она жутко страдает!.. Не проходит и дня, чтобы муж с ухмылкой не бросал ей в лицо пугающую фразу: «Он больше не вернется! Никогда! Никогда!» «Он больше не вернется, потому что он его убил!» – так думает Марта… Но вы-то, дорогуша, вы же так не считаете? Вы же уверены, что ваш дорогой брат по-прежнему жив?
– Да, Фанни, уверен. По крайней мере, я на это надеюсь. – И, нахмурившись, он встал.
– Как?! Вы уходите, даже не поцеловав меня?
Он поцеловал жену, а она, закинув свои изящные ручки на могучие плечи мужа и глядя ему прямо в глаза, произнесла:
– Жак, расскажите же вашей любимой женушке, почему вчера, когда эта сумасшедшая поведала нам, что Андре убит в автомобиле, вы разбили стакан?
– Потому что, – очень спокойно начал Жак, – я был крайне взволнован: вдруг безумная сказала это специально для меня!.. Она знала, что в то самое утро, когда брат исчез, я на машине отвозил его в Париж, и она вполне могла заподозрить меня.
– Тогда вы, должно быть, обрадовались, когда доктор сказал, что она винит своего мужа!
– Ну а мне-то что с того?.. Именно в тот момент, услышав ее слова, я не на шутку распереживался. Сумасшедшая она и есть сумасшедшая… Будь я на месте Сен-Фирмена, давно бы посадил ее под замок… Если он не примет меры, она в конце концов отправит его на гильотину… До свидания, Фанни!..
– Good bye, dear!..[28]
Едва он удалился, как Фанни пригласила горничную и приказала подать машину.
– Я скоро вернусь, – сказала она Катрин. – Я еду в Париж… в примерочную, что на улице Мира… Передайте это месье, если он начнет волноваться из-за моего отсутствия.
В самом деле, прибыв в Париж, мадам де Лабосьер тотчас велела шоферу везти ее к своему портному, но, в отличие от обычного визита, пробыла у него не более минуты. От портного она направилась в магазин «Колпачки Эрон», что на углу площади Лувр и улицы Риволи – где она почти не бывала. Витрины магазина и впрямь смотрелись роскошно, вечером и вовсе сияли! Настоящий сверкающий дворец!
Иногда, когда Жак вместе с женой днем оказывались в Париже, Фанни заезжала сюда за мужем; тогда она и познакомилась с некоторыми старшими служащими.
Сейчас она приехала сюда ближе к вечеру и сразу столкнулась с главным бухгалтером, одним из старейших работников фирмы.
– Месье Горда, – обратилась она к нему, – я бы хотела кое о чем вас попросить.
– Я в вашем распоряжении, мадам.
– Сегодня вечером с улицы Мира вам доставят мой пакет. Проследите, пожалуйста, чтобы водитель грузовика, прежде чем отправиться в Эрон, забрал его.
– Все будет сделано, мадам.
– И пусть с этим пакетом обращаются аккуратнее, это, знаете ли, хрупкая вещь!
– Можете на меня рассчитывать.
И перед уходом она поинтересовалась, будто и раньше всегда это делала:
– Колпачки Эрон по-прежнему пользуются спросом?
– Мадам, как вы можете сомневаться?!
– И вы, полагаю, довольны работой и не слишком устаете?
– Мадам, работы нам хватает, трудимся с раннего утра, – ответил несколько удивленный служащий.
– А во сколько вы обычно приходите по утрам?
– В девять часов.
– Девять часов! Подходящее время для открытия! Магазины же не открываются раньше девяти!..
– Никогда, мадам!
– Никогда?.. Но если, к примеру, мой муж захотел бы прийти в магазин раньше девяти?..
– Он бы не смог это сделать, мадам, нет, не смог бы… Железные ставни поднимают ровно в девять часов… До девяти здесь нет никого, кто бы их поднял. Но если ваш муж, мадам…
– Нет-нет, месье Горда, успокойтесь!.. Вас никто не заставит вставать раньше… Наш с вами разговор ничего не значит!.. Собственно, я думала, что вы открываетесь раньше, не более того… До свидания, месье Горда, и не забудьте о моем маленьком поручении, хорошо?..
– Что вы, мадам!..
XIМрачные размышления Фанни
Она стремительно удалилась. Ей хотелось задать еще и другие вопросы, хотя бы еще один, но Фанни прекрасно понимала, что делать этого не следует… Она даже пожалела, что отправилась в магазин… Отругала себя за неосторожность… Ее сердце глухо билось в груди… Ей не хватало воздуха… В лимузине, что мчал на полной скорости в Ла Розрэ, она опустила стекла обоих окон. Ей показалось, что Горда удивился ее расспросу. И она упрекала себя за то, что вела себя недостаточно естественно…
Впрочем, что может быть естественнее, чем зайти в магазин и попросить служащего принять пакет?.. Что может быть зауряднее равнодушно брошенной реплики: «Магазины же не открываются раньше девяти!»? Она же ни на чем не настаивала.
Непростительно было бы спросить: «Простите, месье Горда, не помните ли вы, как пять лет назад, в то утро, когда уехал месье Андре, мой муж явился сюда на машине и увез целую корзину колпачков, которые по причине производственного брака отказалась приобретать крупная парижская фирма?..»
Да, это было бы ужасно непростительно, ведь теперь мадам де Лабосьер знает, во сколько открывается магазин, и она вспомнила, что в то утро Жак на своем автомобиле в девять часов уже вернулся в Эрон!.. На своем авто и с корзиной колпачков Эрон… или… или… или… с… сундуком…
Ох!.. Вот флакон с нюхательной солью…
«Уверенности, дорогая, милая мадам, побольше уверенности…»
Почему в тот день Жак ей солгал?.. Она только что узнала, что он ей солгал… Больше нет сомнений… Хотя она никогда и не подозревала, что он может ей лгать… Вплоть до… О боже!.. До вчерашнего дня… до той самой минуты, когда, услышав слова мадам Сен-Фирмен: «Андре был убит в автомобиле!», Жак уронил стакан.
Еще немного английской соли, по щепотке к каждой бледной, очень бледной ноздре прекрасной рыжеволосой Фанни…
Странно, что звук разбившегося о паркет стекла пробудил в ней воспоминания пятилетней давности, напомнил ей звук разбившегося пять лет назад блюдца… Это случилось во время их последней трапезы в Эроне, после отъезда Андре… Она вспомнила: утром, когда Жак, проводив брата, вернулся на машине, Фанни заметила брезент, которым при отъезде из-за моросящего дождя прикрыли сундук Андре, и без всяких задних мыслей спросила мужа:
– Скажи на милость, разве Андре не забрал свой сундук?
После этих слов Жак, вставший из-за стола и допивавший кофе, уронил блюдце.
– Почему ты меня об этом спрашиваешь? – враждебным тоном произнес он, собирая осколки.
В ее голове снова раздавался неожиданно хриплый голос Жака, но тогда она решила, что виной тому была неудобная поза: муж склонился над полом… Когда она все же задала вопрос, он уже разогнулся и, вернув свое обычное спокойствие, ответил:
– То, что ты увидела под брезентом, – всего лишь корзина с колпачками… Да, я забрал их, заехав на улицу Риволи. Это колпачки, от которых отказались по причине заводского брака, и я сам хочу как можно скорее выяснить, что с ними не так.
Ответ прозвучал столь просто, столь обыденно, что она не стала спорить, хотя… хотя готова была поклясться, да, именно поклясться… поклясться, что она точно видела сундук… По форме это явно был сундук… К тому же ей показалось, что под брезентом она заметила обитый медными гвоздями уголок этого сундука… Но ведь ее Жак только что ответил… Разве она могла усомниться в его словах?.. Но теперь!.. Теперь она точно знала, что Жак ей солгал!
«Андре убит в автомобиле!» – фраза, пламенеющая огненными буквами, при свете которых она сразу увидела мужа, склонившегося над осколками разбитого им блюдца и над осколками стакана, что выскользнул у него из рук пять лет спустя!..
Но ведь Жака никак нельзя назвать неуклюжим! За пять лет он разбил только это блюдце и этот стакан…
В автомобиле, он наверняка убил его в автомобиле!
Неужели она и в самом деле так думает?.. Неужели она может так думать?
Разве в ходе расследования не установили, что обоих братьев видели на перроне вокзала Орсэ, а потом Жак один сел к себе в машину и уехал?..
Но несмотря ни на что, она постоянно думала об этом… И чтобы больше не думать, отправилась в Париж за доказательством, что в то утро Жак действительно забрал корзину с колпачками, о которых он ей говорил. Но единственное доказательство, которое она заполучила, это т