Повернувшись к детям, Фанни спросила: точно ли мадемуазель Эльер никогда не упоминала о ране на виске.
Она сразу поняла всю важность вопроса мужа. Конечно, Жак убеждал себя, что мадемуазель Эльер наверняка слышала признания Марты и затем воспользовалась ими в разговоре с детьми; но Жермена и Франсуа утверждали, что мадемуазель Эльер никогда не упоминала при них о ране на виске.
Жак вышел в коридор, и, шатаясь и держась за стены, поплелся к себе в комнату.
XXЖак умер
Вскоре, когда все разошлись, а Лидия осталась с маленьким Франсуа, которому дали успокоительное, Фанни отправилась к мужу.
Она нашла его в спальне; он сидел в глубоком кресле, упершись локтями в колени, обхватив голову руками и уставившись в пол.
– Не корите себя, darling, – похлопала она его по плечу. – Встряхнитесь, Джек! Забудьте этот дурной сон. Я расспросила маленькую Жермену и теперь знаю всю правду о ране на виске!
– А? Что?.. – встрепенулся Жак, поднимая голову; таким растерянным Фанни его еще никогда не видела.
– Так вот, это Жермена рассказала брату о ране на виске. А она узнала об этом, подслушав под дверью. Вернувшись после прогулки с Лидией, она пошла справиться о здоровье брата и услышала, как мадам Сен-Фирмен рассказывает вам о своих видениях. Вечером она разболтала все Франсуа, потому что разговор, который ей удалось подслушать, ничем не отличался от безумных историй еще одной сумасшедшей, их учительницы. Стало быть мертвец разговаривал и являлся к мадам Сен-Фирмен! И она рассказала, что у покойного была рана на виске!.. Ну, теперь вам все понятно? – И добавила: – Когда видишь, как действуют фантазии мадам Сен-Фирмен на такого человека, как вы, Джек, перестаешь удивляться, что маленький мальчик, среди бела дня чуть не задохнувшийся от газа, ночью видит кошмары, ему чудится призрак и кричит он так, словно его убивают!.. Но, слава богу, все встало на свои места.
– И мы по-прежнему должны завтра уехать, – с видимым облегчением умоляюще произнес Жак; выслушав объяснения Фанни, он ощутил себя человеком, который, едва не задохнувшись, вновь дышит полной грудью.
– Да, мы уедем и возьмем с собой не только Жако, но и Франсуа и Жермену. Дети должны развеяться, забыть эти дурацкие истории!.. Уволим мадемуазель Эльер, увезем детей подальше от чокнутой Сен-Фирмен… они перестанут думать о призраках, и надеюсь, мы тоже. Здесь мы все чуть с ума не сошли! Я и сама готова была поверить во все эти глупые выдумки. Я начинаю походить на вас, Джек: как только я не могу что-то понять, так оно становится сверхъестественным… как эти звуки в коридоре, скрип полов, что мы слышали…
– Слушай! Ради бога, слушай!..
Жак вскочил и вцепился в руку Фанни, чтобы она стояла и слушала; сам он, казалось, пришел в ужас от того, что он слышал, а она не слышала.
Фанни тут же попыталась успокоить его.
– Но я ничего не слышу! Жак, умоляю, успокойся!.. Я ничего не слышу!.. Там никого нет!..
Он снова прислушался, затем его рука разжалась, и Фанни отдернула занывшее запястье. Когда он взглянул на нее, ужас в его глазах напугал ее.
– Разве ты не слышала звон цепей? – прошептал он.
Она покачала головой.
– Звон цепей, – продолжал он, – медленно волочащихся по паркету?
– Где?..
– Где… Хотелось бы это знать!.. Звенят цепями где-то рядом с нами!..
– Где-то – это у тебя в ушах, Жак. Только у тебя в ушах и в твоем воображении!.. О, Жак, будь осторожен!.. Береги себя! Сумасшедшая Марта принесла безумие и сюда, если это продолжится, Жак, береги себя!..
– Ты права, – ответил Жак, проводя рукой по лбу. – Надо себя поберечь… и сохранять здравый рассудок…
Однако он вздрагивал при малейшем шорохе, а когда в будуаре маленькие часы в стиле буль пробили два часа ночи, его охватила нервная дрожь.
– Это не цепи, – сказала Фанни, – а всего лишь пружина, которая всегда за несколько минут до того, как часы начнут бить, приходит в движение.
– Скорее всего, – ответил он, – но тот звук вовсе не походил на звук пружины, это был звон цепи… цепи на ноге… да-да, знаю, ты сейчас скажешь, что это разыгралось воображение!.. Вполне возможно!.. Да, не спорю, возможно! Теперь все возможно… Я не могу избавиться от мысли, что она привела в замок призрака и ушла, оставив его нам!.. Да, мне кажется, что он здесь, нас видит, слышит и забавляется, пугая звоном своей цепи…
– Боже мой! Куда мы катимся?.. Куда мы катимся, если даже ты начал верить в существование призраков, – вздохнула Фанни.
– Я не говорю тебе, что верю в существование призраков… Я еще до этого не дошел… но мысль о призраке, от которого невозможно избавиться, столь же реальна, как и сам призрак… потому что я уже слышу его!.. И я с ужасом смотрю на него!.. Какое мне дело до того, что призраков не существует, если я его вижу? Вижу на самом деле!.. Для меня он и вправду существует! Говорю тебе, Андре меня преследует!.. Я только что слышал звон цепи, волочащейся за ним… слышал так же отчетливо, как слышала его Марта… но уверяю тебя, дорогая, клянусь, если я увижу Андре так же, как видит его она, с раной на виске… я умру!.. Я этого не вынесу!.. Точно не вынесу!
Фанни ему даже не ответила – была в ужасе от того, в каком он состоянии… Воцарилась пугающая тишина, где ощущалось зловещее присутствие мертвеца!
Внезапно вдалеке в ночи раздался истошный собачий вой!.. Настоящий скорбный плач, зловещее завывание, отчаянная жалоба, боль, столь похожая на человеческую, летели из задранных вверх собачьих морд – даже у Фанни от ужаса на лбу выступил пот. Они взяли друг друга за руку, крепко сжав вспотевшие ладошки, и не выпускали, пока вой не прекратился.
Жак заговорил первым.
– Возможно, собаки видели, как призрак Андре прошел через парк или пролетел мимо окон коридора; вряд ли бы они стали выть, чтобы напугать меня, – произнес он. – Как бы я хотел, чтобы эта ночь поскорее закончилась… я больше не могу… Только дневной свет сможет меня исцелить…
– Прекрасно, вот и займи себя чем-нибудь, пока ждешь рассвета! Ты хотел пойти поработать… Если мы собираемся завтра уехать, тебе много чего надо сделать… Пройдемся вместе до завода, согласен? – умоляюще произнесла она.
– Нет, ни за что!.. Ни за что!.. До рассвета я не хочу выходить в коридор! Мне страшно, я же тебе говорил: я боюсь встретить его!.. Слушай!.. Слушай внимательно!.. Слышишь?.. Теперь слышишь?..
На этот раз она вздрогнула и тихо ответила:
– Тише!.. Да, слышу!
Пару минут они стояли не шелохнувшись, словно два изваяния… Но так как было тихо и ни он, ни она больше ничего не услышали, она сказала:
– И правда, словно цепь звенит…
– Ну вот видишь!.. Наконец-то!
– Да, но я ни в чем не уверена… Больше этот звук не повторялся. Вряд ли это что-то необычное шумело… Завтра узнаем, что это было. А когда поймем, в чем дело, может, хорошенько посмеемся. Звук мог доноситься с улицы: дверь скрипнула, ветер подул, и цепь на воротах заскрипела…
– Ветра не было! – возразил он.
Но ветер немедленно подул, словно небо решило возразить ему, и они с удивлением слушали, как жалобно он завывает за окнами и гудит в широких каминных трубах. В ту же минуту собаки снова истошно завыли! Не в силах вынести столь печальный концерт, Жак заткнул уши, но Фанни вдруг резко опустила его руки.
– Я слышала звон цепи! – проговорила она. – Он доносился из комнат… Уверяю, у тебя в комнате кто-то есть…
– Наконец-то и ты слышишь! Видишь, я не сумасшедший!.. Это разгуливает призрак… и он у меня в комнате!
– Где твой револьвер? – свистящим голосом спросила Фанни; казалось, у нее пересохло горло.
– Ах да, мой револьвер… ты права… А знаешь, если я увижу призрака, я выстрелю в него!.. Застрелю как бешеную собаку!..
– Я больше ничего не слышу, – промолвила Фанни в полной уверенности, что им грозит опасность, – но кто-то точно побывал у тебя в комнате…
– Погоди, я схожу за револьвером… он в ящике стола в гардеробной… это револьвер Андре!.. Я выстрелю в призрака, из его же собственного револьвера!.. Что ты на это скажешь?.. Возможно, выстрел его прогонит. – И Жак усмехнулся так, словно разум его уже покинул.
Он распахнул дверь в гардеробную. Было темно, только лунный свет падал в окно. Немного поколебавшись, Жак шагнул во тьму, протянул руку к столу, где, по его словам, лежал револьвер.
Мгновение спустя Фанни слышала, как он нащупывает, открывает ящик… потом… в маленькой комнате раздался оглушительный выстрел, жуткий крик и звук падения тела!..
Молодая женщина ворвалась в гардеробную. Она наткнулась на труп, и это был Жак.
XXIВоскрешение мертвеца
Фанни была уверена, что он покончил с собой. Но доктору Мутье и профессору Жалу она сказала, что это был несчастный случай.
– Жак хотел достать револьвер из ящика стола, – промолвила она, – но тот, видимо, выпал у него из рук и выстрелил.
Действительно, оружие нашли неподалеку от тела.
Пока она растерянно делилась всеми подробностями, прерывая объяснения душераздирающим рыданием, слуги отнесли тело на кровать Фанни, и доктора, разрезав ножницами рубашку Жака, принялись осматривать рану.
Они установили, что рана смертельна и несчастный только что испустил последний вздох.
Пуля угодила прямо в сердце.
Когда Фанни узнала, что надежды больше нет, ее горю не было предела. Упав на еще не остывшее тело мужа, она звала его, называла самыми нежными именами.
Но он не отвечал. Он умер, навсегда умер!..
Но она никак не могла в это поверить. Заламывая руки, она умоляла двух светил науки, которых судьба чудом соединила в эту ночь в ее доме, сделать невозможное и вернуть ей мужа.
Она вспомнила, что в последнее время доктор Мутье часто вспоминал загадочные слова, сказанные доктором Тюфье: «Теперь мы можем вернуть жизнь умершему! Если вовремя примемся за дело!»
Отослав прибежавших с плачем детей и снова выставив за дверь мадемуазель Эльер, которая в столь необычных обстоятельствах хотела оказаться полезной, а также не упустить ни единой подробности происходящих событий, Фанни принялась умолять обоих мужчин провести операцию. Но, похоже, они не понимали, чего она от них хочет; тогда женщина с неистовой яростью набросилась на растерявшегося доктора Мутье, в эту трагическую минуту он никак не ожидал оказаться «припертым к стене».