орю вам… да, говорю… потому что видел их!.. Среди живых мертвых очень-очень много… мертвецы и любят живых, и ненавидят!.. Есть кошмарные мертвецы, от которых живым не спастись!.. Живые совершают ошибку, когда не приглядываются к своей же тени… Они бы увидели то, что видел я!.. И тогда бы побереглись!.. И живые перестали бы идти по жизни с гордо поднятой головой, уверяю вас… Ах, прошу вас… заклинаю вас, господа доктора… изгоните мертвецов!.. Изгоните!.. Прогоните!..
– Уходите! Подите прочь, – велела Фанни докторам, – вы же видите, он бредит… вы преступники… вы вернули его к жизни, чтобы мучить!.. Вы терзаете его несчастную душу! Прочь!
И Фанни вытолкала двух обомлевших докторов-спиритов из комнаты и поносила их до самого коридора…
Она вернулась к Жаку; тот, немного успокоившись, обратился к ней:
– Мне стало легче, я избавился от всего! От всего, чем была забита моя бедная голова!.. Мне стало намного лучше… Думаешь, я все им рассказал? Нет, право, я рассказал им все, что видел, не больше и не меньше… Но я очень старался не проговориться об Андре… Конечно, я же не могу о нем рассказывать! Раскаяние, подобное этому, надо оставить при себе – из-за маленького Жако, он-то ни в чем не виноват, бедный маленький ангелочек, и из-за тебя, дорогая Фанни…
Тем временем у себя в комнате Мутье говорил профессору Жалу:
– Дорогой друг, мы больше не можем здесь оставаться. Возможно, этот несчастный по-прежнему представляет для нас интерес, но еще парочка таких сцен, и нам ничего не останется, как отправить его в Шарантон[31], не говоря уж о том, что мы и сами можем там оказаться… Вдобавок нас больше не потерпят в этом доме, так что давайте обойдемся без скандала, который, если вы станете упираться, устроит мадам де Лабосьер… Во всяком случае, с меня хватит. Скажу вам больше: меня самого гложет совесть… А еще нам поскорее надо вернуться в Париж, если все-таки хотим издать «Астральную медицину»…
– Хорошо, мы соберемся и уедем. Но будь моя воля, я бы остался, – задумчиво промолвил Жалу. – Здесь все интереснее и интереснее…
– Вы так считаете?.. Считаете, он действительно видел то, о чем говорит?..
– Но, дорогой мой, это вполне соответствует нашим предположениям…
– Как раз таки эти предположения мне и не нравятся…
– Значит, – усмехнулся Жалу, – вы полагаете, что этот человек, вернувшийся с того света, все выдумал нам на радость?..
– Он ничего не выдумал!.. Он вспоминал…
– То, что увидел, пока был мертв!..
– Нет, то, что мог прочесть перед своей смертью!..
Жалу даже подскочил.
– Вас послушать, – воскликнул он, – так мы никогда не сдвинемся с места!..
– Эх, друг мой, сомнения двигают науку… поверьте мне, мы будем на коне только в том случае, если честно признаемся, что у нас большие сомнения… однако сомневаясь и не скрывая своих сомнений, мы располагаем достаточным материалом по операции, и вдобавок я написал рассказ для «Астральной медицины».
– А еще мы проведем чудесную лекцию, – добавил Жалу. – Что ж, уедем, но нельзя бросать этих людей.
– Я отвечаю за Жака, – сказал Мутье. – Когда будем в Жювизи, отправим к нему моего знакомого доктора. Рассвет близится, давайте собираться.
Перед отъездом они оставили письмо для мадам де Лабосьер, где весьма достойно с ней попрощались. Подводя итог, если бы их здесь не было, месье де Лабосьер был бы мертв!.. Фанни приказала шоферу приехать рано утром и отвезти докторов, куда они пожелают.
Когда машина выехала на дорогу в сторону Жювизи, Мутье велел остановиться на берегу, недалеко от домика у реки. На опушке осиновой рощи он заметил тощую фигуру Марты Сен-Фирмен. Казалось, она кого-то ждала и, видимо, точно знала, что он появится.
– Кто это? – спросил Жалу.
– Та самая Марта, о которой я вам рассказывал, Марта, которая разговаривает с призраком… выходите из машины!..
И они подошли к ней. Марта кивком поприветствовала их и совершенно спокойно произнесла:
– Значит, это правда, что вам удалось воскресить его? С тех пор я не видела Андре… но очень хотела бы получить от него весточку…
Мужчины переглянулись.
– Это правда, – ответил доктор Мутье, – нам выпало счастье спасти месье де Лабосьера. Но откуда вы знаете, что нам удалось оживить его?
– Андре мне сказал…
– Значит, вы снова видели привидение?
– Да, спустя несколько минут после несчастного случая, при котором присутствовал Андре! Он сказал мне, что вы и профессор Жалу пытаетесь оживить мертвеца.
– А вы уверены, что это Андре вам сообщил? – ласково спросил доктор Мутье, – вы же помните, дитя мое, что я вам сказал: в вашем состоянии вам не следует доверять ни своим глазам, ни ушам!.. Я бы, скорее, поверил, что слух об операции дошел до вас… через прислугу… слуги, несомненно, болтали об этом между собой… а ваша старая служанка наверняка слышала их болтовню…
– Я больше не разговариваю ни со старухой-служанкой, ни с мужем… я разговариваю только с Андре, когда он того хочет… Он рассказал мне обо всем, что видел и слышал… он пришел повидать меня, потому что знал: я жду его… Он сказал мне: «Доктор Мутье шепнул доктору Жалу: “Если мне удастся провести операцию за десять минут, все обойдется!”». Так это правда или нет?
Оба доктора, обомлев от удивления, уставились на нее, а женщина спокойно повернулась к ним спиной и медленно пошла к домику на берегу реки.
В четверг (профессор Жалу всегда читал лекции по четвергам) с самого утра толпа студентов-медиков запрудила узенькую улочку, ведущую к роскошному портику величественного здания Школы общественных и политических наук. Молодые люди без устали обменивались самыми грубыми шуточками по поводу теории о возможности внушения мертвым и философских лекций и экспериментов в области медицины души.
В наличие души они не верили… как, впрочем, не верили, что доктор Мутье воскресил человека. Они считали, что воскрешенный был еще жив, когда его оперировали. Если сердцебиения нет – это еще не значит, что человек умер.
«Единственное подлинное доказательство смерти, – говорили они, – это трупное окоченение! А окоченение никто не зафиксировал!» Более того, его не могло быть по той простой причине, что операция завершается успешно только в том случае, если тело остается теплым!.. В общем, под громкий хохот и гомон, напоминающий птичий галдеж, они пришли к выводу, что воскресить мертвого можно только в том случае, если он еще жив!..
О скептическом отношении студентов к докладчику было давно известно. И опасаясь скандала, мадам де Битини, несравненная помощница профессора Жалу, приняла надлежащие меры.
Она отправилась к директору Школы и договорилась, чтобы во время лекции дверь в здание была закрыта.
А серьезным студентам и жалузисткам сообщили, что проходить в здание и в аудиторию придется через черный ход.
Также мадам де Битини предупредила нескольких журналистов из числа своих друзей и «шишек» из нужных изданий, тех, кто вел разделы светской хроники.
Никому же не известные репортеры вместе со студентами-медиками мерзли на улице до тех пор, пока не заметили, что их обвели вокруг пальца: не было ни одной прекрасной дамы, ни одного экипажа, ни одного лакея, хотя обычно все приезжали задолго до начала лекции модного профессора.
Студенты отправились в пивные или на занятия, а репортеры несмотря ни на что пытались попасть на лекцию, и им это, конечно, удалось.
Силой открыв дверь, они вошли сбоку амфитеатра, а профессор Жалу уже произносил свои запоминающиеся речи, и они не посмели его прерывать:
– Дамы и господа, полагаю, вы понимаете, что ни доктор Мутье, ни я не ожидали той критики, что уже несколько дней печатается в некоторых научных журналах. Пишут, что неоспоримым доказательством смерти является трупное окоченение и разложение, и мы признаем, что в нашем случае эти признаки отсутствовали. Но стоило ли нам ждать этих признаков? Отвечу: нет!.. Нет, говорю я, ссылаясь на доктора Тюфье и всех тех, кто считает, что человек, у которого перестало биться сердце и четверть часа отсутствует кровообращение, действительно мертв!.. Разложение, трупное окоченение являются не столько доказательствами, сколько последствиями смерти, им предшествующей. Дамы и господа, со стетоскопом в руке, мы констатировали смерть человека, и вот тот, кто вернул его к жизни!
Произнеся эти слова, профессор Жалу властным и грациозным взмахом руки, повторить который вряд ли кто бы смог, указал на сидевшего справа пунцового от смущения доктора Мутье, что смотрел в пол.
Тотчас жалузистки, словно ожидая сигнала, устроили триумфальную овацию главному редактору «Астральной медицины», сопровождая ее громкими выкриками: «Браво! Браво!» Блестели эгретки, качались перья, маленькие изящные ручки, обтянутые перчатками, яростно били в ладоши.
– Дамы и господа, – продолжал Жалу и, отставив в сторону мизинец, размешал ложечкой сахар в стакане, – человеколюбие, чувство, которое мы разделяем, не позволило нам провести все эксперименты, которые были бы важны для науки. Наш пациент побывал на том свете; что он там увидел? Чтобы это узнать, нам требовалось расспросить его. Но взяв во внимание жуткий страх, преследовавший его после возвращения из такого путешествия, и слабость недавно прооперированного органа, где шов еще не полностью зарубцевался, мы решили не рисковать.
Лишь через несколько дней мы смогли получить свидетельства о потустороннем мире, поразившие и меня, и моего коллегу.
Наверное, дамы и господа, при исключительных обстоятельствах не стоит делать поспешных выводов, сделанных на основании всего одного волнующего эксперимента, который, похоже, подтверждает ряд теорий, основанных отчасти на гипотезах.
Мы знали, что наш пациент, скептик, получивший прекрасное образование, и успешный коммерсант, высмеивал наши занятия и труды, что он относился к нам как к чокнутым старикам, а вас, дамы, называл юными сумасбродками; поэтому я полагаю, что наш долг как ученых заострить внимание на том, что после операции, и – почему бы не сказать, раз мы в этом совершенно уверены? – после смерти произошло коренное изменение его нравственного облика.